Бут Ольга Юрьевна
Безгранично горе матери, потерявшей ребенка. Невыразимая боль ее имеет совсем иное качество нежели скорбь прощания, которую испытываем мы, провожая в последний путь человека зрелого. Будто кто-то сломил веточку с единственной цветочной почкой. Не распустится увядший цветок и не даст семян будущей жизни, подвергая сомнению всякий смысл существования.
“ Кто же погубил цветок ? — спросите вы. — Человек ? ” Может быть. И вы, по большому счету, вправе оправдать этого человека или равнодушно заметить: “На все есть воля Божья.” Но многие из вас осудят такую жестокость. И ваша реакция будет исходить из той морали, которая заложена в вас. Мораль определяется обществом и регулируется путем духовного воздействия (общественная оценка, осуждение или одобрение). В ходе истории нравственные требования постепенно возрастали, и теперь общество претендует называться гуманным. Поэтому, приоткрыв дверцу прошлого, мы сочтем возмутительным уничтожение хилых детей ради выживания более сильных, гибель невинных созданий под лезвием жертвенного ножа, распоряжение одного человека жизнью другого. А для наших далеких предков это было вполне нормально, также как для животных законы естественного отбора. Порой политика целых государств была поистине аморальной. Переход к новому уровню нравственности мог происходить лишь путем духовного роста значительной части населения, чаще всего в результате революционных преобразований, требующих аккумуляции огромного потенциала с последующей трансформирующей разрядкой.
Тем не менее вернемся к “сломанной веточке”. Что если причиной страданий является событие, неподвластное человеческой воле, какой-нибудь очередной “ураган”? О какой морали тогда пойдет речь? Высшая несправедливость. Миллионы детей умирают от голода, рака, инфекционных заболеваний. Как возможно, чтобы само отрицание смерти отрицало жизнь? В соответствии с данными, полученными при исследовании холотропных состояний, этот парадокс отражает глубокую сущность Вселенной, противоречие, лежащее в основе творческого процесса. Взаимодействие полярных противоположностей порождает бесчисленное множество проявлений единой творческой сущности. Ненависть, жестокость, лишения и страдания — необходимая сторона миропорядка, инструмент самопознания и неотъемлемая часть Абсолюта. Выражение творящей силы не однозначно и противоречиво. Больной, зараженный инфекцией, тождественен бактериям, вызвавшим заболевание, и врачу, который лечит его.4 С одной стороны, Абсолютное Сознание — нечто безличное, надиндивидуальное, сама творческая стихия, священный огонь, безжалостный ко всему бренному. С другой стороны ему противопоставляется земное, женское, материнское. Эти начала одновременно противоположны и родственны. Именно человек осуществляет чудо преображения, преодолевая физическую реальность. И он же отрицает холодную вечность, безжизненное бессмертие идеального.
Поэтому проблема нравственности творческого принципа огромна и трудноразрешима. Мы не можем уничтожить Зло во вселенском масштабе, но способны найти адекватные пути выхода для деструктивных сил. То, как мы видим себя в значительной мере определяет нашу роль в космическом сценарии.
В живом организме непрерывно протекают противоположные биологические процессы: роста и разрушения, размножения и гибели. То есть все живые существа так или иначе соприкасаются с фактом бренности бытия. Сознание неизбежности смерти неуловимо присутствует в каждом миге человеческой жизни. Поэтому индивид характеризуется потребностью быть личностью. Личность не сводится к представленности ее в теле, а продолжается в других людях, и со смертью индивида личность “полностью” не умирает. Превращение дитя в зрелую самостоятельную личность, готовую к продолжению себя, происходит через ряд последовательных фаз развития: адаптация, индивидуализация, интеграция.16 Всякий раз, когда социальная ситуация существенно преобразуется, личность претерпевает значительные изменения, подчиненные той же последовательности фаз. Человеку снова приходится утверждаться в жизненной позиции, возникают новые противоречия, которые усложняют процесс становления личности.
Накопленные эмпирические данные свидетельствуют, что переживание умирания и приближение смерти оказывает существенное влияние на личность человека, вплоть до переосмысления его мировоззрения. Клиническая смерть может привести к лучшему эмоциональному и физическому функционированию, большей степени самореализации, а также более гармоничному приспособлению к процессу жизни. Соприкосновение с мимолетностью физического, но неуничтожимостью личностного ведет к духовной трансформации, переоценке ценностей, осмыслению направленности вектора личности. Чувство духовного возрождения связывается с новым способом восприятия мира и жизни в нем. Интеграция в человеческом обществе не является пределом, это только одна из сторон интеграции во всем сущем.
В этом смысле рассмотрение динамики личности приобретает особый интерес в случае недостаточной зрелости личности, например у детей, когда тяжелое заболевание прерывает и вносит свои коррективы в нормальное развитие. Тем более, что возросшая за последние десятилетия ценность жизни ребенка приводит к необходимости обращать внимание на переживания детей перед лицом смерти.
Любой человек, оказавшийся перед фактом смертельной болезни, ощущает себя оторванным от мира, потерянным существом. По мере ухудшения состояния он последовательно переживает отторжение и изоляцию, гнев, попытки что-то выторговать (проявление “цепляния” за жизнь); депрессию (когда попытки выжить заканчиваются неудачей); признание неизбежности ухода из жизни (по Кюблер-Росс).2 Ему предстоит принять факт близкой кончины, осознать себя в процессе смерти-возрождения и только, разрешив возникшие противоречия, он может интегрироваться в новой форме на более высоком уровне. В ходе длительного и мучительного процесса умирания при неизлечимом заболевании взрослый человек вынужден постоянно переосмысливать свою жизненную позицию по мере приближения к смерти. Нарушение нормальной сменяемости этапов формирования личности, наличие нерешенных возрастных противоречий и, как следствие, неустойчивая персонализация в рамках определенной общности может стать причиной страха смерти.
Поэтому для умирающего важно создать условия, в которых у него была бы возможность “прожить” свою жизнь заново, найдя оптимальное решение накопившимся проблемам. Огромное внимание должно отводиться межличностным отношениям умирающего с членами семьи и медицинским персоналом. Задача медперсонала и родных заключается в сохранении открытых, теплых отношений с умирающим, убеждении его в значимости каждого момента жизни и работе, направленной на достойное принятие смерти. Отрицание, избегание, перекосы, механическое разыгрывание ролей, подавание пустых надежд и лицемерие с благими целями могут приводить к еще большему усугублению положения больного. Часто приходится сталкиваться с ситуациями, когда медперсонал, члены семьи и сам больной знают и диагноз, и вероятный исход болезни, но продолжают играть в прятки с целью “оградить” друг друга. Обман пациента, как правило, мешает созданию необходимой для умирающего атмосферы, и человек не имеет возможности проработать и таким образом избавиться от “неудавшихся” моментов своей биографии, что необходимо для сохранения личностной целостности, противостояния энтропии. Смерть пациента при таких обстоятельствах приводит родственников и даже медперсонал в состояние фрустрации и ощущения вины.
Несмотря на то, что фатально больной дошкольник, не имеет свойственного взрослому представления о смерти, его фантазии могут провоцировать глубокую тревогу и душевные страдания. Детей с шести лет практически не возможно обмануть во всем, что касается их болезни. Исследование этих детей с помощью прожективной техники позволило выявить их знания о приближающейся смерти, тяжелых изменениях в организме (Crase D. R., 1975).12 Большинство из них не задает прямых вопросов о смерти, но обсуждает свое заболевание косвенно. Им очень трудно с родителями, которые пытаются скрыть от них тяжесть заболевания и свои тревоги в связи с этим. Детские переживания, страхи, чувство изоляции и покинутости будут резко возрастать.
Если противоречие между потребностью индивида быть максимально представленным в других людях и заинтересованностью в нём общества осталось не преодолённым, то личность особенно остро переживает депрессию, сменяющуюся попытками “зацепиться” за жизнь. Личность, застрявшая на этапе индивидуализации (проявлением чего является резко выраженный эгоцентризм) или застигнутая на этом этапе в ходе нормального развития (подростковый возраст) характеризуется высокой степенью обиды и гнева. Болезнь может восприниматься подростком как акт мести, направленный на общность, не желающую принять его индивидуальность в полном объеме. Сочувствие в таком случае дает неадекватную реакцию. Фаза “цепляния за жизнь” носит форму самосожаления, попыток хоть чем-то возместить несбывшиеся мечты. После депрессии, вызванной невозможностью получить большую часть удовольствий от жизни, подросток выходит на признание себя в системе понятий жизни и смерти.
Отношение ребенка к неизлечимой болезни и смерти меняется в соответствии с возрастом. Необходимо учитывать уровень развития познавательных, эмоциональных и волевых качеств, которые отражаются на самосознании растущего человека.
К сожалению, в литературе представлены весьма скудные сведения относительно раннего детского возраста. Тем не менее, учитывая данные возрастной психологии, можно с уверенностью говорить, что младенец в течение первых двух лет не способен воспринять смерть как идею, так как превербальная стадия познавательного развития не позволяет формулировать понятия. А поскольку организм очень чувствителен ко всякого рода воздействиям, очевидно общее замедление развития. Типичная периодизация в ходе умирания отсутствует. Эмоциональное состояние связано с первым психологическим кризисом (по Э. Эриксону) — базисное доверие - недоверие и целиком определяется общением ребенка со взрослыми людьми, в первую очередь матерью. Отделение от матери приводит к тревоге, страху или депрессии. Ребенок очень хорошо чувствует душевное состояние ухаживающих за ним. Так, после появления у матери фобического состояния 9 мес. ребенок, страдающий лейкемией, стал раздражительным и отчужденным, перестал гулить, в постели лежал отвернувшись к стене и натянув одеяло на голову. Хотя ранее он живо реагировал на членов семьи и часть мед. персонала (Glider R., Buschman P., 1980).13