Смекни!
smekni.com

Интерпретация бреда и бред интерпретации (стр. 2 из 3)

Он писал, что протестантизм принял доктрину внутреннего (т.е. мнимого, как он говорил) воскрешения, между тем как спасение христианства в воскрешении действительном. Всю надежду воскрешения он возлагал на православие: «Православное же христианство есть воскрешение»7.

Весь логико-философский аппарат у Николая Федорова непосредственно работал на бред, что отнюдь не снижало притягательности его системы для многих в конце XIX - начале XX века. Система Федорова абсолютно непроницаема для опыта и не поддается корректировке - любая корректировка грозит ее полным обвалом.

Модель бредовой системы остроумно и точно показал Гоголь в «Записках сумасшедшего»:

Признаюсь, я ощутил сердечное беспокойство, когда вообразил себе необыкновенную нежность и непрочность луны. Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге, и прескверно делается. Я удивляюсь, как не обратит на это внимание Англия. Делал ее хромой бочар, и видно, что, дурак, никакого понятия не имел о луне. Он положил смоляной канат и часть деревянного масла; и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно затыкать нос. И оттого самая луна такой нежный шар, что люди никак не могут жить, и там теперь живут только одни носы. И потому-то самому мы не можем видеть носов своих, ибо они все находятся на луне 8.

Гоголь, живо интересуясь протеканием бреда и разрастанием его в глобальную систему, взял идею, имеющую мотивировку, но вместе с тем совершенно абсурдную, и окружил эту идею целой вязью логически выстроенных аргументов, что только обнажало невозможность системы Поприщина, ее полную паранойяльность. Логичность этой системы вырастала в один грандиозный алогизм.

Основное положение: мы не можем видеть свои носы, ибо они на самом деле находятся на луне. Аргументация: во всем виноваты немцы. Хромой бочар из Гамбурга окунул смоляной канат в деревянное масло, в результате чего по земле пошла страшная вонь. Носы не выдержали и переселились на нежную луну.

Один только момент не учел Гоголь, строя пародийную модель бредовой системы, а именно то, как носы переселились на луну. А ученик Николая Федорова Константин Эдуардович Циолковский этот момент учел: он стал проектировать летательные аппараты именно для того, чтобы воскрешенных можно было перевезти на другие планеты, ибо вполне резонно считал, что воскрешенные на земле не поместятся.

Таким образом, Циолковский дополнил и уточнил Гоголя. Только в «Записках сумасшедшего» принцип бредовой системы воспроизведен в парадоксально-заостренной форме. Подключение логики лишь подчеркивает невозможность бредовой системы и ее непроницаемость для опыта. В реальной же бредовой системе логика выступает в функции своего рода защитной стены, охраняющей систему от любого вмешательства извне.

2. Интерпретативный бред

Известно множество бредовых систем: антагонистическая (создатель такой системы убежден, что находится в центре противоборства антагонистических сил), воздействия (творец системы данного типа считает, что его действия исходят от чужой воли, а процессы, происходящие в нем, являются объектом физического или психического воздействия других людей), ипохондрическая (кости сделались мягкими, сердце расположено не там, в теле есть дыра), мессианская или религиозная бредовая система (больной - это пророк. Богоматерь, невеста Христова или дьявол, Антихрист), системы преследования, величия, реформаторства, сверхценных идей. Но сейчас я остановлюсь только на одном типе бредовой системы, ибо он наиболее легко и перспективно применим к филологической работе. Я говорю об интерпретативном бреде, под которым психиатры понимают особый разряд интерпретаций, складывающихся в бредовую систему.

В «Лекциях по общей психопатологии» А. Снежневского эта бредовая система описана следующим образом:

...Речь тут идет об интерпретативном бреде. У больных появляется убеждение, что несколько лет назад или несколько месяцев назад при известных реальных обстоятельствах они заразились той или иной болезнью, например, сифилисом, что этот сифилис у них развивается, но он протекает латентно, и потому все исследования дают отрицательные результаты. Больные прочитывают массу книг, у них образуется система доказательств «реальности» их болезни. Больные требуют, чтобы их еще и еще обследовали <...> При отказе врача больные пишут жалобы, обращаются в различные организации, настойчиво требуют стационирования и всевозможного исследования <...> Их бред - бред толкования, логически последовательный, обоснованный серией доказательств 9.

В психиатрии Интерпретативный бред всегда связан с совершенно произвольным, невозможным, но внешне связным толкованием реальности. Огромный материал тут могут дать филологические исследования.

Художественный текст - это ведь тоже реальность, но особая, эстетическая, и ею невозможно пренебрегать, игнорировать ее. Между тем есть сколько угодно случаев, когда над текстом совершается дикий произвол, подлинное насилие, и исследование вырастает в явление эффектное, яркое, но лжеубедительное.

Савелий Сендерович обратился к творчеству Чехова, и под его пером оно оказалось развертыванием сюжета о Георгии Победоносце 10. В прозе Пушкина Чарльз Лейтон отыскал эзотерику 11.

И это ведь совсем не исключительные случаи, скорее наоборот. Как правило, берется априорная схема и просто накладывается на текст. При этом зачастую вводится громоздкий научный аппарат. Так что происходит не отказ от интерпретации, что было бы честно, а подмена, перевод ее на уровень бреда.

Придумывается теория, при едва ли не полном игнорировании текста более или менее тщательно подбираются аргументы, выстраивается система:

Бред, в особенности в форме бредовой системы, представляет собой целостный, связный мир, целостную систему поведения личности с нормальным рассудком, которую во всех остальных отношениях, согласно общепринятым стандартам, отнюдь не приходится считать больной 12.

Создатель бредовой системы выступает с исключительной убежденностью, с несравненной субъективной уверенностью. Часто он одержим своей идеей. Тут, кстати, интерпретативный бред пересекается с бредом одержимости и с бредом сверхценных идей, и в итоге фактически возникает тройственный союз родственных бредовых систем. Но вернемся к интересующей нас сейчас системе интерпретативного бреда.

Все привлекаемые автором факты подстраиваются, подгоняются под эту систему, которая оказывается закрытой, жесткой, ригидной и совершенно не корректируемой.

Зачастую готовая концепция накладывается даже не на отдельный текст, а на всю литературу. Собственно, в параметры бредовой системы вписывается любая концепция литературного развития как движения от низших форм к высшим или, наоборот, как движения от высших форм к низшим. В литературе никогда не было ни прогресса, ни регресса. Категории улучшения и ухудшения тут совершенно не продуктивны.

Реально происходила и происходит не эволюция, а смена форм. Владимир Высоцкий оказался намного прозорливее и тоньше многих литературоведов, когда написал:

Ученые, конечно, не наврали.

Но ведь страна искусств - страна чудес.

Развитье там идет не по спирали,

А вкривь и вкось, вразрез - наперерез.

Это обоснованно антигегельянское утверждение. Вернее, Высоцкий не столько оказывается оппонентом философии Гегеля, сколько оппонентом грубых, прямолинейных преломлений этой философии в литературоведении.

Мысль Гегеля о том, что Дух движется, проходя разные стадии своего развития, будучи примененной к литературе, привела к поистине катастрофическим последствиям. По этой модели создавались и создаются системы, по большому счету непроницаемые для опыта, игнорирующие сам характер литературного творчества, его принципиальную непредсказуемость, его глубочайшую индивидуализированность, его невписываемость в громоздкие схемы, которые могут унифицировать, но отнюдь не в состоянии объяснить неповторимые художественные миры.

Концепции литературного развития в большинстве своем - самые настоящие бредовые системы с их тягой к непомерному разрастанию, к захвату всего творческого материала, к попытке свести все разнообразие и богатство литературного процесса к нескольким генеральным линиям. Фактически любая глобальная литературно-теоретическая система, которая претендует на универсальность охвата, на то, что она открывает всеобщие законы художественного развития и может вместить в себя все, несет явные черты безумия.

Непомерно разрастающаяся система в итоге параноизируется. Напомню наблюдение А. Смулевич и М. Шириной из книги «Проблемы паранойи»:

По мере того, как нарастает систематизация и расширяется круг объектов бредовой интерпретации, меняется и содержание бреда. Если на первых этапах развития болезни речь шла об ограниченном бреде изобретательства, любовном бреде или бреде ревности, то вслед за этим начинает формироваться целая бредовая концепция. связывающая воедино уже не только ближайшее окружение, но и значительно более широкий круг лиц и событий 13.

Творца глобальной литературно-теоретической системы вполне можно сравнить с проектировавшими вечный двигатель, т.е. страдавшими бредом изобретательства. Вот как последний определяется в «Толковом словаре психиатрических терминов»: «Содержит идею совершения больным грандиозного по значению изобретения, научного открытия,

которое в корне изменит образ жизни человечества. Чаще всего это паранойяльный или парафренный бред, в котором и в настоящее время фигурирует изобретение вечного двигателя, создание универсальных законов ("закон буквы", "закон числа" и т. п.)»14.

Глобальные литературно-теоретические построения нередко находят отклик, часто служат моделью для подражания. В принципе все происходит так, как об этом в свое время написал в «Общей психопатологии» Карл Ясперс (1913 год):