4) Приступ рвоты, тем более самоспровоцированный, отвратителен. В приступах отыгрывается не только отвращение к окружению, которое невозможно предъявить в реальности, отстаивая свои границы, но и отвращение к себе. Булемик тщательно маскирует ретрофлексированное отвращение к себе, но в приступах создаются все поводы для этого самоощущения. «Я мерзкий, вонючий, неопрятный, больной!» Поедание огромных количеств пищи происходит в ситуации полной потери чувствительности к происходящему: только конвульсия поедания, причем в таком быстром темпе, что невозможно продегустировать продукт – и всё в перемешку, нарушая законы пищеварения, попирая правила и каноны. Во время рвоты актуализируется страх разрыва внутренностей, страх смерти от захлебывания рвотных масс, который усиливает чувство отвращения к себе.
5) Булимия, как симптом нарушения формирования границ контакта, развивается при тотальном принуждении взрослого – конфлюэнтном поведении по отношению к ребенку – у тебя нет границ, ты беззащитен, я подавляю, поглощаю тебя, ты – это я и будешь делать все, что я считаю нужным. Любое сопротивление в таком взаимодействии наказывается отвержением – в фантазиях ребенка тотальным и необратимым.
В булимическом поведении на стадии установления границ взаимодействия происходит тотальное, агрессивное, немедленное отвержение поглощенного объекта. Таким образом, стадия выстраивания и принятия границ взаимодействия, требующая подчас достаточно агрессивного поведения, осознания своей ценности, независимости и способности выживать вне контакта, избегается. Булемик постоянно мечется между полярностями - слияние – отвержение. Причем чаще всего слияние - основная защита во взаимодействии с реальными объектами жизни, а отвержение реализуется исключительно посредством булимических приступов, т.к. отвержение реальных объектов требует проявления своей агрессии и чревато агрессией и отвержением с их стороны, а агрессия, как и враждебность, относятся к числу избегаемых эмоций.
Булимические обострения происходят, когда в контактах с Другими возникает конфликт, угрожающий удержанию себя и другого в контакте – и при хорошо усвоенном запрете на агрессию, являющейся здоровым инструментом отстаивания и простраивания границ контакта, булемик пытается поддержать конфлюенцию за счет растворения границ, соглашательской позиции, отыгрывая злость и ярость в приступах.
Если поддержание конфлюэнции в контакте становится непосильно фрустрирующим, и булимические отыгрывания не справляются с напряжениями сдерживаемой агрессии, булемик переходит к избегающему поведению, минуя другие возможности сохранения своих интересов в контакте – прежде всего встречи своих границ с границами другого. Вместо того, чтобы встретиться с Другим в попытке отстаивания своих границ, булемик, панически избегающий любого проявления агрессии, просто исчезает из контакта, оставляя ситуацию незавершенной. Незавершенные ситуации формируют навязчивости в поведении, в нашем случае – навязчивость проявления агрессивных импульсов. Булимия, таким образом, становится ядерным образованием навязчивого поведения – отыгрыванием невыраженной в незавершенной ситуации агрессии. Таким образом, булимический симптом становится образом жизни – булемик вновь и вновь повторяет приступы, извращенно способствующие размещению своей агрессии и завершению ситуации прерванного контакта, формируя невроз навязчивых действий.
6) Булемик постоянно с жадностью ищет любви, как защиты, но его жадность никогда не вознаграждается. То, что булемик не ассимилирует пищу, отражается в неспособности ассимиляции предлагаемой ему любви и является решающим фактором его поведения. Он либо отвергает, либо недооценивает любовь. И она начинает претить ему или теряет для него ценность, как только он ее получает.
У булемиков имеет место неразборчивый голод на благорасположение или высокую оценку, безотносительно к тому, любят ли они сами данного человека или имеет ли для них какое-либо значение суждение этого лица. Чаще они не осознают это безграничное стремление, но выдают его наличие своей чувствительностью, когда не получают того внимания, какого хотят. Например, они могут чувствовать обиду, если кто-либо не принимает их приглашения, не звонит им некоторое время или если просто расходится с ними во мнении. Эта чувствительность может скрываться под маской безразличия.
Булимическая ненасытность может проявляться в жадности как общей черте характера, обнаруживаясь не только в еде, но и в покупках, нетерпении, изобилии контактов. Большую часть времени жадность может вытесняться, прорываясь внезапно.
Жадность, со всеми ее вариациями и сопряженными с ней внутренними запретами, называется «оральным» типом отношений и как таковая была подробно описана в психоаналитической литературе. Еда - как правило, всего лишь наиболее доступный способ удовлетворения чувства жадности, каким бы ни был его источник.
Проблема жадности является сложной и все еще не решенной. В качестве навязчивого побуждения она определенно вызывается тревожностью. То, что жадность обусловлена тревожностью, может быть вполне очевидно при чрезмерной еде.
Жадность может уменьшаться или исчезнуть, как только человек находит некую уверенность и покой: почувствовав любовь к себе, завоевав успех, выполнив творческую работу, или усиливаться, как только возрастает враждебность или тревожность; человек может чувствовать непреодолимую потребность делать те или иные покупки перед выступлением, в связи с которым очень волнуется, или, почувствовав себя отвергнутым, он с жадностью примется за еду.
Булимический синдром, на мой взгляд, с большей вероятностью может сформироваться у людей с истерической структурой личности, которые, прежде всего, характеризуются высоким уровнем тревоги, напряженности и реактивности — особенно в межличностном плане. Из-за высокого уровня тревоги и конфликтов, от которых они страдают, их эмоциональность может казаться окружающим поверхностной, искусственной и преувеличенной.
Фрейд (1931) утверждал, что чрезвычайно сильный аппетит может являться чертой человека, который станет истерическим; эти люди жаждут орального удовлетворения, любви и внимания. Они требуют стимуляции, но их подавляет слишком большое ее количество, и в результате они переживают мучительный дистресс.
Фрейд (1925,1932) и многие последующие аналитики (например, Marmor, 1953; Halleck, 1967; Hollender, 1971) выдвинули предположение о двойной фиксации при истерии — на оральных и эдипальных проблемах. В упрощенном виде это можно сформулировать следующим образом: очень чувствительная и голодная маленькая девочка нуждается в особенно отзывчивой материнской заботе. Она разочаровывается в своей матери, которой не удается сделать так, чтобы девочка почувствовала себя адекватно защищенной, сытой и ценимой. По мере приближения к эдиповой фазе, она достигает отделения от матери посредством ее обесценивания и обращает свою интенсивную любовь на отца как на наиболее привлекательный объект, в особенности потому, что ее неудовлетворенные оральные потребности объединяются с более поздними генитальными интересами и заметно усиливают эдипальную динамику. Но как девочка может достичь нормального разрешения эдипового конфликта, идентифицируясь с матерью и одновременно соревнуясь с ней? Она все еще нуждается в матери и в то же время уже обесценила ее.
Поскольку девочка считает силу врожденным мужским атрибутом, она смотрит на мужчин снизу вверх, но также — большей частью бессознательно — ненавидит и завидует им. Она пытается усилить свое ощущение адекватности и самоуважения, привязываясь к мужчинам, в то же время исподволь наказывая их за предполагаемое превосходство. Она использует свою сексуальность для того, чтобы достичь мужской силы. Поскольку она использует секс скорее как защиту, а не как самовыражение и боится мужчин и их злоупотребления властью, она с трудом достигает наслаждения от интимной близости с ними.
Истероидные личности бывают очень сексуально провоцирующими, но при этом не осознают сексуального предложения, кроющегося в их поведении. И действительно, они зачастую бывают шокированы, когда их действия воспринимаются как приглашение к сексуальному контакту. Более того, если они уступают такому неожиданному предложению (как они чаще всего и поступают как для того, что бы умиротворить пугающий сексуальный объект, так и для того, чтобы смягчить чувство вины за последствия своего поведения), в этом случае они обычно не получают сексуального удовлетворения.
Чувствуя незащищенность, опасность отвержения или сталкиваясь с затруднением, которое стимулирует подсознательное чувство вины и страха, истероидные личности могут стать беспомощными и ребячливыми в попытке защититься от неприятностей, обезоруживая потенциальных обидчиков и людей, чьего отвержения боятся.
Отреагирование вовне у истерических людей обычно имеет противофобическую природу: они стремятся к тому, чего бессознательно боятся. Соблазнения при страхе перед сексом — только один пример. Они также склонны к эксгибиционистской демонстрации своего тела при том, что сами его стыдятся, стремятся находиться в центре внимания, в то время как субъективно чувствуют, что хуже других; бравируют и совершают героические поступки, бессознательно опасаясь агрессии, провоцируют лиц у власти, будучи напуганы их силой.
Поскольку люди с истерической структурой имеют избыток бессознательной тревоги, вины и стыда, и, возможно, также потому, что по темпераменту они напряжены и подвержены пере¬стимуляции, они часто прибегают к механизму диссоциации для уменьшения количества аффективно заряженной информации, проявляя диссоциированное поведение в неуемности в еде или приступах истериче¬ской ярости, механизмом совладания с которыми становится булимический синдром.