Наоборот, близость принципов заставляет Иванова вслед за Дьюи отрицать как возможность объективного знания, так и самое существование какой-либо предшествующей "исследованию" реальности. Так, Иванов пишет: "Однако, очевидно, что как только мы переходим на позицию исследования, мы уже имеем дело с ситуациями или феноменами принципиально неопределенными". А такие объекты и ситуации по Иванову "невозможно однозначно квалифицировать при помощи известных норм и знаний". В результате не остается ничего, кроме как, согласно Дьюи, завершить исследование принятием окончательного решения проблемы, формулировка которого получает статус истины.
Не лишним будет привести характеристику инструментальной логики Дьюи со стороны Пирса, который определил её как "дебош неряшливого сознания". Именно этот дебош и пытаются устроить в наших школах Иванов со товарищи, навязывая второсортные философские построения в качестве фундамента для педагогики в России.
Не обошлось, конечно, в построениях разработчиков компетентностного подхода, без влияния структурализма, сводящего культуру, (а в некоторых вариантах, как объекты, так и субъекты деятельности) к системе знаков. Об этом можно судить по замечанию в таблице второго параграфа из /2/. Там говорится: "Человек понимается как знаково-символическая система, особенности которой и определяют его деятельность, мышление, поведение". Здесь, видимо, структурализм представлен в концепции Дж. Лакана, у которого с наибольшей полнотой проявилась тенденция к "вычитанию" субъекта из его деятельности. В построениях этого философа отчетливо прослеживается абсолютизация особенностей речевой практики, в итоге приводящая одновременно и к дематериализации языка, и к ниспровержению субъекта, представляемого в виде мнимой величины, которой можно пренебречь.
Принятие такой позиции с трудом увязывается с провозглашенным Ивановым личностно-ориентированным подходом в образовании и может быть объяснено либо лукавством, либо абсолютной некомпетентностью, как в философии, так и в образовании.
Об использовании другого течения Западной философии говорит само название параграфа в работе /2/ - "философская антропология". Термин "философская антропология" употребляется для обозначения разнородных, а нередко и противоположных по своим исходным положениям философских концепций человека. Здесь и уже упоминавшийся Фрейд, здесь и М. Шелер, здесь и М. Ландман и пр. и пр. Тот весьма небогатый материал, который представлен у Иванова, не дает оснований что-либо заключить о его симпатиях в этом столь широком философском направлении.
Подведем некоторые итоги.
В основе предложенного Ивановым с соавторами варианта компетентностного подхода лежит протестантизм с порожденным им набором философских направлений. Таким образом, происходит навязывание всей российской педагогике частных религиозно-философских предпочтений Д. А. Иванова и его единомышленников.
Добавим только, что практика сокрытия своей религиозной принадлежности, попытка выдать свои частные религиозные взгляды и предпочтения за нечто единое для всех, а также явное и тайное навязывание своих религиозных убеждений, – это явление, характерное для тоталитарных сект.
Педагогика, как отражение двух тенденций мирового развития
Рассмотренные здесь учебные пособия, являются небольшой частью целого направления по дискредитации традиционной школы. Данная тенденция является плодом глубокого кризиса атеизма , оказавшегося неспособным дать ответ на самые актуальные проблемы человечества. Вера в научно-технический прогресс, в безграничные возможности разума, сменилась разочарованием и связанным с этим поиском виновных. Виноватыми оказались наука и школа, которой было поручено давать начальные научные знания. Парадигма язычества раскрыла в себе свою несостоятельность: идолы, которых водрузили на святом месте, снова бесславно рухнули.
Неприятная сущность язычества, однако, в очередной раз выразилась в том, чтобы, используя любовь к иллюзиям у своих адептов, постараться сокрыть Истину. Вместо глубокого анализа причин, приведших к кризису, адепты поспешили предложить некие эфемерные варианты выхода из него. Поверхностные суждения о предметах всегда толкают на путь революционных преобразований, что как раз и продемонстрировано в рассматриваемых работах.
В то же время широкое распространение всей этой революционности говорит о достаточно глубоких корнях, на которых она произрастает. В этой части нашего исследования мы постараемся рассмотреть истоки революционных трансформаций системы образования.
Как правило, и чаще всего в качестве внешней причины перестроечных деформаций, именуемых реформой или модернизацией, указывается влияние Запада, заинтересованного в развале России и превращении её в сырьевой придаток. Полностью принимая данное положение, даже зная тот механизм, который действует в качестве проводника этих влияний, учитывая наличие пятой колонны, приводящей этот механизм в действие, мы, тем не менее, постараемся указать на более глубокие причины наблюдаемого явления.
Все наше построение будет опираться на фундамент православного мировоззрения. Такой выбор связан с глубоким осознанием неспособности иных религиозных (в том числе и атеистического ) оснований, дать лишенную эклектичности картину бытия.
На основании Священного Писания мы говорим, что Бог заложил в существо природы то, что можно было бы назвать волей к бытию, к жизни. Если говорить о наличии воли в неживой природе, то конечно надо говорить об отсутствии в этой воле разумного начала. Неживая материя просто по заложенным в неё при творении свойствам обладает способностью к сопротивлению хаотизации, определенной инертностью по отношению к распаду. Первоначальное устроение вселенной описывается в книге Бытия, где дается картина преобразования мира от первозданного хаоса к гармонии и порядку в сочетании с актами Божественного творения.
Не будет неожиданностью предположение о том, что переход от созданной Богом гармонии к хаотизации мира связан с грехопадением первых людей. Библейский текст в лаконичном выражении подтверждает это: "проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от неё во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе" (Быт. 3. 17,18). В результате грехопадения был запущен механизм, описанный в физике и информатике как закон возрастания беспорядка, мерой которого является энтропия.
Современная наука подошла к такой грани познания, когда приходится отказаться от униформистских представлений. Т.е. исходные позиции физики Аристотеля , где вселенная рассматривалась как объект равный самому себе во все времена и подобный самому себе во всех своих макрочастях, претерпели значительную корректировку: в современных космогонических построениях основную роль играют нестационарные динамические процессы, в которых нельзя не учитывать закон возрастания энтропии.
Итак, в мире существуют две тенденции: воля к сохранению бытия (в том числе сложных форм бытия: биологической формы жизни) и, соответственно, упорядочение явлений с одной стороны, и распад и разложение, т. е. хаотизация, с другой стороны.
Человечество не только ощущает процессы хаотизации неживой природы как объект вселенной, и испытывает в самом себе, в своем роде, генетические повреждения как биологический объект. Человеку дано на глубинном уровне подсознания чувствовать и разрушения и ответственность за них.
Но сознание способно по-разному определять свое отношение к природным процессам и направлять волю в соответствии с данной нам Богом свободой к самоопределению. Так возникает либо желание борьбы с хаотизацией , либо стремление включиться в единый мировой процесс разрушения, который для живых существ имеет свое название – смерть.
В последнем случае человеком формируются теоретико-философские конструкции, в которых смерть характеризуется как естественное явление. Более того, смерть воспевается, поэтизируется, живописуется. Происходит понижение порога страха перед смертью, утрачивается чувство ответственности за жизнь, исчезает само желание жизни.
"Инстинкт смерти – пишет Г. Маркузе, – функционирует как принцип Нирваны: он стремится к состоянию "полного удовлетворения", где не испытывается никакая напряженность – состоянию без потребностей…с точки зрения инстинкта, конфликт между жизнью и смертью тем меньше, чем более приближается состояние умиротворения".
Иллюстрацией действия "принципа Нирваны" может служить следующая цитата: "Мертвых, с которыми я собираюсь идти одной дорогой, не тревожит уже ничто, их уже ничто не заботит. Этим ничто я тут и закончу. Я и сам сейчас не более как ничто, а вскоре и в полном смысле буду ничто" – так писал в своем письме-завещании перед своим самоубийством аббат Мелье. Распространению этого письма активно способствовал Вольтер, который, кстати, давал о нем весьма "интересные" отзывы: "Это произведение, крайне необходимое демонам, превосходный катехизис Вельзевула".
Здесь волей-неволей, но приходится вслед за Вольтером признавать наличие духовных сущностей, именуемых демонами! Падший духовный мир, устремленный в небытие, вступая в общение с людьми, пораженными тяготением к смерти, наделяет их активностью, иногда даже гиперактивностью, и соединяет в сообщества, создает иерархию, структуры, которые формулируют свои задачи, адресуя их отдельным народам, современным или будущим поколениям.