"Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть: волки серые, медведи, лисицы – все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный прорвала…"
Дальше, когда Марьюшка вступит в таинственный лес, ее помощниками вновь окажутся животные:
"Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал:
– Не бойся, Марьюшка, иди вперед. Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся".
Кот, а затем собака и серый волк становятся чудесными проводниками в страшном и пугающем сказочном лесу.
Лес, с точки зрения психоаналитика и толкователя волшебных сказок Марии-Луизы фон Франц – "… это область пространства, где видимость ограничена, где легко потерять дорогу, где не исключена встреча с хищными зверями и непредвиденными *опасностями… - это символ бессознательного".
Действительно, лес в сказке дремучий, темный, таинственный. В. Я. Пропп, исследуя исторические корни этого мотива, предполагает, что "… сказочный лес, с одной стороны, отражает воспоминание о лесе, как о месте, где производился обряд, с другой стороны – как о входе в царство мертвых. Оба представления тесно связаны друг с другом". Далее В. Я. Пропп вдруг честно признается, что "эта связь пока еще не доказана…"
Зато в аллегорическом осмыслении пространство леса, связано с представлением об опасности заблудиться, т.е. блуждать, сбившись с пути.
Не каждому дается возможность вернуться, пройти сквозь ловушку леса, но только тем, кто сил не жалеет для обретения верного пути.
"Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?" - неизменно вопрошает Яга – страж границы между мирами – пришедшую. Черепа на кольях тына вокруг ее жилища ясно показывают, что Марьюшка не первая оказалась в гостях у хозяйки избушки – на курьих ножках. Ответ на заданный вопрос определяет судьбу.
Сказка знает и отмечает то, чем заканчивается опасное любопытство людей, не готовых вершить путь ради другого. Превратности пути выдерживает не каждый стремящийся в неведомое желанное царство, но только избранные.
Одних пропускать – другим запрещать – такова функция "стража" между мирами – Бабы-Яги. Но нет преград для натур ищущих, пламенных. Они три пары железных башмаков износят, три посоха железных изломают, три железных колпака изорвут на своем поприще, развернут избушку Бабы-Яги так, чтобы открылся вход, войдут, пройдут, не успокоятся, пока не найдут то, о чем страждет душа, и, преображенные, вернутся домой, внеся в свой мир обретенное достояние.
Итак, если в своих мифологических основах мотив путешествия в тридесятое царство связан с представлениями о посмертных странствиях человеческой души (или живого героя – медиатора) в "мире ином", то в сказке он трансформируется в аллегорию – указание единственно верного пути жизни: через несение страданий и тягот – к духовному преображению, славе и радости.
Для слушателя же, сопереживающего герою (героине) сказки, открывает народная мудрость и источник силы на пути через страшное, грозное, непреодолимое: это – сила любви всепобеждающей и стремления к возвышенному. Такое состояние духа прекрасно выражают бессмертные строки А. Блока:
"И невозможное – возможно,
Дорога дальняя легла…"
("Россия").
Сказочные дарители и звери помощники
С мифологической точки зрения перемещение к иному миру и движение в нем возможно только при помощи медиаторов – посредников, которым открыты "двери" между мирами. В волшебных сказках такого рода посредниками бывают антропоморфные и зооантропоморфные персонажи. К первым относятся разного рода "долгожители" (Баба – Яга, Кощей, странники, старцы, бабушки-задворенки, встречаемые героем на своем пути), а также мудрые девы, чудесные женихи и пр. В качестве вторых в сказках могут выступать конь, птица, серый волк, собака, кот, львица и другие животные.
В сказке о Финисте – Ясном Соколе помощниками героини выступают:
старец-даритель перышка,
три сестры – Бабы-Яги,
кот,
собака,
серый волк.
Функция дарителя в сказках заключается в передаче герою чудесного средства, предмета, слова, с помощью которого тот достигает желаемого.
Через многие сказки проходит тема чудесных старцев-помощников. Старики, старушки, бабушки-задворенки обладают способностью появляться "откуда-ни-возьмись" и исчезать "будто и не бывало". Примечательно, что возникают они обычно на пути героя или, точнее, тогда, когда он ищет или потерял путь – в прямом и переносном смысле.
Тщетно ищет в этом мире отец желанного для дочери перышка Финиста – Ясна Сокола.
"Ходил отец весь день, а перышка не нашел. Выехал из города, а навстречу старенький старичок.
- Здорово, дедушка!
- Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь?
- К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста – Ясна Сокола, а я не нашел.
- Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам".
Эта, казалось бы, случайная встреча, определяет все дальнейшее развитие сюжета.
Примечательно, что обычно обращения героев к "встречным" старикам и старушкам подчеркнуто уважительно: "дедушка", "бабушка". Непочтительность закрывает перед героем возможность получения старческого наставления; только раскаявшийся в случайной грубости может получить прощение, а вслед и совет, дар, либо наставление старца. Можно предположить, что эти образы связаны с культом предков. Но вот что интересно: благообразный облик стариков и старушек, встречаемых на пути героями русских сказок, прямо противоположен образам других сказочных "долгожителей" - Кощея и Бабы – Яги. Будто бы являются те и другие посланцами и служителями разных сил, разных миров. Чудесного, светлого, покровительствующего герою и волшебного, темного враждебному ему.
Самым сложным и неоднозначным персонажем является Баба – яга. Яга может выступать в сказке и как "типичный вредитель", и как "типичный даритель".
В сказке о Финисте налицо вторая, дружественная героине, ипостась Яги.
"Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там Баба-яга – костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела Баба-яга Марьюшку, зашумела:
- Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
- Ищу, бабушка, Финиста – Ясна Сокола.
- О, красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу – бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать – не продавай. Просись Финиста – Ясна Сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка Бабу-Ягу и пошла".
По поводу традиционного ворчания и пофыркивания Яги относительно "русского духа" при встрече героя, В. Я Пропп в своем исследовании исторических корней волшебных сказок выдвигает следующее объяснение:
"Запах живых так же противен и страшен мертвецам, как запах мертвых страшен и противен живым". По Проппу, Баба-Яга – мертвец. Она лежит поперек своей избы "из угла в угол, нос в потолок врос". Изба тесна Яге, в ней она как в гробу. Что Яга – покойник, говорит и ее костеногость. Баба-яга – слепая: она не видит героя, а чует его по запаху. Культ предков по женской линии тесно соприкасался с тотемизмом и культом природы. Этим может объясняться особая власть старухи над живым миром природы, да и в ней самой много черт от животного. В некоторых сказках Ягу заменяет козел, медведь, сорока. Сама Яга обладает способностью превращаться в разных птиц и зверей.
Яга всегда обитает на краю таинственного леса, где начинается иной мир. Ее избушка – словно погранзастава, КПП между мирами.
Обойти избушку нельзя, вход в неведомый мир – только через нее. Чтобы туда попасть, нужно знать и произнести "пароль" - магическую формулу:
"Говорит Марьюшка:
- Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом".
Избушка повернется, но Баба – Яга пойдет на уступки и станет помощником только такому герою, который имеет право войти. Яга будто бы охраняет тайну "того света" от любопытствующих. Не случайно спрашивает она:
"Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?"
Мифология разных народов знает таких сторожей, ограждающих вход в царство мертвых. У греков – это Харон, перевозчик мертвых в аде; у чаморро – Хайфи, уводящий души умерших с земли; у индонезийцев – Темпон-Телон и т.п.
Сюжет со стремлением героев из мира живых проникнуть в мир загробный также широко распространен. Так в скандинавской мифологии на чудесном коне бога Одина в царство мертвых скачет Хермод, чтобы вернуть оттуда своего брата, в греческом мифе Орфей спускается в Аид, чтобы вернуть любимую жену, Эвридику.
Герои волшебных сказок также неотвратимо стремятся в загробный мир, чтобы вызволить из мрака, из плена, вывести на "белый свет" томящихся там любимых суженых. Схождение во ад и вызволение оттуда тех, кто дорог сердцу, связан с темой мужества героя, жертвенности и долготерпения во имя любви.
Не случайно Е. Н. Трубецкой называет сказку предварением христианского откровения. По его мнению, в русской сказке просто и естественно "совершается превращение волшебного в чудесное в христианском значении слова".
А Иван Ильин отмечает: "… Сказка отвечает нам на самый важный вопрос – о смысле жизни, о судьбе человека, тяготах и опасностях, о мудрости земной, об истинности пути.
Но человек спрашивает сказку как существо в религиозном смысле беспомощное, Бога не постигшее, но уже коснувшееся Зла и страха в жизни…