Степанов М. С.
Дискурс сексуальности против дискурса материнства
1. На протяжении последних нескольких сотен лет в серьезной науке принято говорить об отношениях мужчин и женщин исключительно как о половых отношениях (сексуальности), проявляющихся на разных уровнях взаимодействия - биологическом, психологическом, социальном. Любые попытки рассмотреть отношения мужчин и женщин как-то иначе легко могут быть опровергнуты апологетами половой жизни. «Всё, что не связано с сексуальностью, - могут сказать они (и говорят) - лишь ширма, в прямом и переносном смысле слова». Очень точно данную позицию сексуальных циников выразил в «Черном человеке» Сергей Есенин: «Так прыщавой курсистке длинноволосый урод твердит о мирах, половой истекая истомою…»…
2. Внимание к сексуальности, проявляемое учеными авторами, начиная с XIX века, ставит людей, не проявляющих к ней должного внимания и почтения, в крайне затруднительное положение. В современном обществе эти люди оказываются в положении изгоев, людей не умных, не культурных, а то и вовсе не здоровых. Такими их представляет общество. Такими они и становятся подчас, когда начинают невольно пытаться опровергнуть сексуальность терминами самой же сексуальности, то есть относясь к ней, входя в ее дискурс, хотя бы при этом и не принимая ее.
3. Сексуальность крайне специфична как объяснительная модель. Данная объяснительная модель позволяет интерпретировать любое событие человеческой жизни через категорию полового влечения. Объяснительная модель сексуальности феноменально успешна и проста в использовании, поскольку, во-первых, бездоказательна, а, во-вторых, еще и не требует никаких специальных знаний от того, кто ей пользуется. Под объяснительную модель сексуальности могут попасть любые феномены реальности. Связано это с тем, что данная объяснительная модель не имеет серьезных онтологических оснований, а в части обоснований строится на логической ошибке.
4. Ошибка в обосновании тотальности «сексуального» заключается в следующем. Авторы, сторонники сексуальности как основы человеческой жизни, априори полагают саму сексуальность - аподиктической, неоспоримой основой человеческого бытия. Никаких логических доказательств этому не приводится. Единственным фактом, приводящимся в качестве доказательства данного тезиса (как правило, имплицитно) является наличие половой жизни у всех людей, относящихся ко всем без исключения эпохам.
Здесь и таится логическая ошибка. Неправомерность подобного объяснения заключается в том, что, будучи фактом биологическим, сексуальность является также фактом культуры. Человек воспринимает ее собственно как факт культуры - через те концепты и представления, которые культура ему предлагает. В этом смысле, сексуальность существует только там, где о ней принято говорить, и только так, как о ней принято говорить. Переносить обязательность власти половой жизни над человеком на культуры, в которых о сексуальности не говорят, таким образом, неправомерно.
5. К сожалению, исследователи, говорящие об универсальной сексуальности, не замечают данной ошибки. Сексуальность для них - лишена культуры, находится вне её (универсального и абсолютного не бывает во всех культурах), даже когда они и стараются рассмотреть сексуальность как культурный феномен . Показательны в этом смысле попытки подобного объяснения, сделанные М. Фуко в его знаменитой работе «История сексуальности». Понимая сексуальность как эпифеномен, данные авторы и, в частности, Фуко, интерпретируют уже саму анализируемую культуру через призму сексуальности. Таким образом, культуре императивно вменяются не присущие ей изначально смыслы . Любой трактат, любая картина, любая статуя, любое слово, так или иначе касающиеся темы пола, - оказываются здесь в конченом счете связанными с сексуальностью, которая бездоказательно тотальна.
6. Господство в научном и обыденном мышлении парадигмы сексуальности (как показывает новейшая история) является как логически неверным, так и просто опасным для мышления и культуры, поскольку данная парадигма, как было сказано, существует помимо них - опровергая их. Симптоматично в данном смысле то, что упадок культуры, образования, общественного и личностного самосознания в западном постиндустриальном обществе совпал с утверждением в нем парадигмы тотальной сексуальности .
7. Бездоказательность господствующей научной идеологии парализовала мышление, а ее тотальность - сделало мышление не нужным, с точки зрения мировоззрения и идеологии . Также произошла, в значительной мере, утрата чувства «иного». Утраченной оказалась возможность различения дифференциации между различными культурными стратегиями индивида. Все культурно-исторические стратегии оказались связанными единым бездоказательным базисом. Разговоры о «сексе в исламе», «сексе в христианстве», «сексе в буддизме», профанируют содержательную сторону тех стратегий, которые помещаются на фоне сексуальности.
8. Видимые кризис и отсутствие эвристики в парадигме сексуальности свидетельствуют, на наш взгляд, о том, что наступил тот исторический момент, когда необходимо опровергнуть парадигму сексуальности, представив более здравую объяснительную модель человека, принадлежащего к определенному полу, а также взаимоотношения людей, принадлежащих к разным полам.
8. Вероятно, можно представить некоторое число подобных моделей. Нам же представляется, что наиболее адекватной моделью описания и различения полов является модель материнства - как особого неотчуждаемого свойства женщин. Материнство как свойство женщины, предшествует сексуальности, поскольку, с исторической точки зрения, на момент появления концепта материнства (осознанияи женщины как матери), концепта сексуальности еще не существует. Материнство является первым признаком различения мужчин и женщин.
9. Материнство является как биологическим феноменом, так и культурным феноменом. Особенности материнства, как культурного феномена, прежде всего, находят отражение прежде всего в языке. Язык является единственным системным источником информации о материнстве, в его прошлом, настоящем и будущем. Информация о материнстве в языке существует и на лексическом уровне языка - соответствующие слова и понятия, связанные с рождением и воспитанием детей,; и на уровне фразеологического состава данного языка - различные выражения, так или иначе связанные с материнством, опосредующие отношение данной культуры к реальности, через семантическое поле материнства.
10. Кроме того, материнство существует как концепт той или иной культуры, находящий в языке свое предметное выражение. Отношение той или иной культуры к материнству фиксируется в устном народном творчестве - пословицах, поговорках, сказаниях, затем - в авторских произведениях, относящихся к различным жанрам. Образы женщин - матерей, которые мы встречаем в указанных произведениях, зафиксированных в языке, и будут выражать концепт «материнство» для данной культуры - то есть совокупность нормативных и императивных представлений, связанных с образом матери: тем, какой она должна быть и как она должна действовать.
11. Существование отражения материнства как факта культуры в семиотическом выражении данной культуры, прежде всего, в языке, позволяет говорить о дискурсе материнства. Под дискурсом материнства следует понимать совокупность зафиксированных в языке связанных между собой социальных, психологических, культурных, духовных практик, имеющих отношение к материнству.
12. Историческое исследование феномена материнства должно представлять собой изучение истории символического выражения материнства - то есть дискурса материнства. Такое исследование важно для изучения специфических антропологических характеристик, связанных с понятием материнства. В целом, данное теоретическое рассмотрение призвано помочь выяснить, что понимается под материнством в разные эпохи разными людьми, какое влияние оказывает на людей материнство, как изменяется материнство во времени и пр.…
13. Ниже приводится небольшая попытка подобного рассмотрения. В силу ограниченности ресурсов, данная попытка представляет собой не более чем схему, пролегомены к возможному дальнейшему рассмотрению дискурса материнства. Строго говоря, речь идет даже не о фактическом рассмотрении дискурса материнства, а о представлении схемы подобного рассмотрения.
14. В будущем, если данное рассмотрение будет проведено подробно, - оно должно необходимо включать в себя практический сравнительный материал лексического и фразеологического уровней различных языков, а также практическое подробное рассмотрение конкретных концептов, связанных с материнством, и опредмеченных культурными произведениями данных культур. Бесценный материал в данном случае может дать сопоставительное рассмотрение классических образов античной трагедии, ветхозаветных историй. Особняком стоит фигура Богородицы, - Девы Марии - и комплекса духовных и культурных концептов, связанных с ней.
Историческое рассмотрение дискурса материнства
1. Традиционно во всех мировых культурах, и, в частности, в русской, женщину принято ассоциировать с матерью: существом, способным зачать, выносить, родить ребенка, а затем заботиться о нем до его взросления. Мужчина сделать этого не может. В этой связи материнство традиционно не ассоциируется с мужчинами, а только с женщинами, и служит в культуре основным различительным признаком мужчин и женщин.
Необходимость неотступно пребывать с ребенком в его самом раннем возрасте, и большая явная беззащитность женщины в данный момент ее жизни породили во многих культурах отношение к женщинам как к существам беззащитным, слабым, зависимым.
2. Появление нового человека на свет всегда казалось людям чудом. Удивительная способность к материнству, присущая всем женщинам, а также таинственность зачатия и появления ребенка на свет - данные действия редко бывали и бывают публичными - позволяла ряду писателей еще с древних времен говорить о чуде материнства, о материнстве как о явлении невероятном и непостижимом.