Крамаренко Ю.Я.
В своем фундаментальном труде по нравственному богословию «Начертание христианского нравоучения» свт. Феофан Затворник отмечает: «Самым пригодным пособием для начертания нравоучения христианского могла бы служить христианская Психология»[1]. Однако, как и в XIX веке, так и сегодня эти слова святителя не утратили своей актуальности – в науке не выкристаллизовалось направление по сути отвечающему определению «христианская Психология».
Православная Церковь никогда не выступала против научной деятельности психологов, не рассматривала ее как греховную, богопротивную, но указывала на необходимость ограничения этой деятельности рамками изучения внешней стороны души, обращенной к материальному миру, т.е. психикой, как аппаратом отражения среды и взаимодействия с ней. Так, выступая в 1914 году на торжественном открытии первого в России Психологического института им. Л.Г. Щукиной при Императорском Московском университете, Блаженнейший митрополит Анастасий (Грибановский), тогда епископ Серпуховской, акцентировал внимание научной общественности на том, что «… стремясь расширить круг психологических знаний, нельзя забывать о естественных границах познания души вообще и при помощи экспериментального метода в частности. Точному определению и измерению может поддаваться лишь, так сказать, внешняя сторона души, та ее часть, которая обращена к материальному миру, с которым душа сообщается через тело. Но можно ли исследовать путем эксперимента внутреннюю сущность души, можно ли измерить ее высшие проявления? … Не к положительным, но к самым превратным результатам привели бы подобные попытки»[2].
Вопреки этому предостережению в научном мире того времени, да и сейчас не уделяется должного внимания разграничению зон ответственности, например, пастыря и психолога–консультанта. Однако, именно эта проблематика, по нашему мнению, представляется весьма важной для понимания места и роли психологических знаний в богословской науке. Следовательно, прежде чем перейти к изложению результатов проведенного нами нравственно–богословского осмысления ряда феноменов психологии личности кратко остановимся на рассмотрении через призму трихотомического подхода к составу естества человеческого сути объектно–предмет-ной деятельности священника и психолога–консультанта. Для этого выделим только три из множества аспектов, в которых деятельность пастыря и психолога–консуль-танта тесно соприкасаются – это человеческая воля, собственно душа человека и тема покаяния. Именно под таким углом зрения попытаемся, хотя бы в первом приближении, разграничить зоны деятельности пастыря и психолога–консультанта через определение объектов и предметов их профессиональной деятельности. При этом будем иметь ввиду следующие направления рассмотрения психологических знаний:
как способствующих более обстоятельному изучению святоотеческой аскетики;
как знаниях о проявлениях души в материальном мире;
как базисных для психотерапии, оказания психологической помощи.
Для полноты представления сложности картины можем указать и на тот факт, что на смещение функционального ряда психологов–консультантов в сторону задач пастыря зачастую влияет, как это не парадоксально, сам пациент. Именно такой человек, который не прилагает духовных усилий к раскрытию в себе сверхъестественного состояния, данного в Таинстве Крещения, по меткому выражению иерея Николая Емельянова (клирик храма свт. Николая Мир Ликийских, г. Москва), зачастую пытается подменить Таинство Покаяния так называемым «кухонным исповеданием грехов». По мнению иерея Алексея Потокина (клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник», г. Москва), молодого психолога–консультанта православ-ного центра психологической помощи подстерегают три опасности: желание проконсультировать священника, стремление в отдельных вопросах подменить собою священника и собственно гордость за оказанную человеку психологическую помощь.
Оставляя за скобками рассмотрения саму систему и последовательность доказательств[3], укажем кратко только выводы по анализу предметно–объектных связей в деятельности священника и психолога–консультанта. Так, особенности применения психологических знаний священником и психологом–консультантом состоят в том, что:
психологические знания, рассматриваемые как пропедевтические по отношению к аскетике необходимы:
священнику в случаях, когда его деятельность непосредственно ориентиро-вана на динамические изменения в состоянии души пасомого;
психологу–консультанту для понимания устройства и действия частей и сил человеческого естества, особенно на этапе диагностики истоков проблем у пациента;
психологические знания о психике как проявлениях души в материальном мире используются:
священником как дополнительные;
психологом–консультантом как базисные;
психотерапевтические знания применяются:
священником для определения целесообразности направления пасомого к
психологу–консультанту или психотерапевту;
психологом–консультантом при консультировании клиентов по вопросам разрешения возникших у них жизненных трудностей (например, консультирование родителей, старшеклассников и т.п.).
Применение в пастырской деятельности молодыми священниками психологичес-ких знаний может позволить им:
Во–первых. Более эффективно окормлять свою паству и особенно тех пасомых, кому «бhсте трeбующе млекA, ґ не крёпкіz пи1щи» (Евр. 5: 12).
Во–вторых:
самим более полно и на основе осмысленных с православной точки зрения современных психологических знаний о проекциях действия души в материальном мире вникнуть в глубины аскетического опыта святых отцов Церкви;
скорректировать свой понятийный аппарат, сделать его более доходчивым и понятным для различных категорий пасомых, в целом уподобить свои действия поведению ап. Павла с обращаемыми в веру Христову (1 Кор. 9: 20–22).
В–третьих. При реализации задач пастырского душепопечения более адекватно оценивать проблемы, возникающие у пасомых на душевно–телесном уровне, а, следовательно, и предлагать наиболее эффективные пути решения возникающих у прихожан проблем, научаясь четче определять зоны ответственности священника, психиатра и психолога–консультанта.
Основная же задача психолога–консультанта – суть подготовить, подвести страждущего к покаянию через осознание им психологических, страстных механизмов возникшей проблемы (болезни). При этом их общение не должно переходить рубежа раскаяния пациента – пациент не должен считать, что он уже принес покаяние на приеме у психолога–консультанта.
Возвращаясь к ретроспективному рассмотрению вопроса становления психологической науки укажем, что, как правило, методы научного экспериментального познания души соответствовали естественно–научным. Так, основатель отечественной научной психологии Г.И. Челпанов писал в 1888 году: «Хотя психология, как обыкновенно принято определять ее, и есть наука о душе, но мы можем приняться за изучение ее "без души", т. е. без предположений о сущности ее, и можем держаться в этом примера исследователей в области физики»[4]. К огромному сожалению, в дальнейшем эти условности и временные допущения отвлечения от души стали постоянными и безусловными. Из понятийного аппарата психологов постепенно исчезло слово «душа». Психологическая наука начала строиться так, словно души и вовсе не существует. Ученые – психологи перестали отдавать себе отчет, что они исследуют вторичное: явления, проекции души, а не сами по себе существующие самодостаточные объекты. В результате эти явления, проявления, проекции, тени стали главными, все объясняющими[5]. Для ряда отечественных и зарубежных ученых, придерживающихся строго секулярных взглядов, понятие «душа» приобрело статус продукта психики[6], а личность стала рассматриваться как характеристика человеческой природы[7].
Однако в логике материалистических воззрений психика есть функция высокоразвитой материи (в данном случае – высшей нервной системы), а функция, по определению, не может находиться в основании понятия «личность». Следовательно, все описательные характеристики личности, имеющиеся в материалистической психологии, не могут дать ответа, что же такое личность.
Естественно, понимая абсурдность попыток дать конкретное определение понятия «человеческая личность», мы в рамках контурного очерчивания круга характерных признаков, с помощью которых можно было бы попытаться описать термин «человеческая личность», отмечаем только, что:
личность не самодостаточна, она не может довольствоваться собой. Она, личность, всегда предполагает существование других личностей, выход из себя в другого.
Так, говоря о личности человека, митрополит Антоний Сурожский определяет ее как термин, который не соответствует нашему эмпирическому познанию человека. Владыка подчеркивает, что личность неповторима и не может отличаться от другой личности путем самоутверждения или противоположения. Она «личность – ипостась, есть отношение»[8]. При этом митрополит Антоний замечает: «она настолько неповторима, настолько бесподобна, что существует сама по себе, но может выражать себя во вне известными действиями, проявлениями, тем, что в Послании апостола Павла названо сіsніе (Евр. 1: 3. – Ю.К.)»[9]. Следовательно, отношение личности к другим личностям и есть качественное содержание человеческой жизни.
В.Н. Лосский замечает: «… сотворенный по образу Божию человек является существом личностным. Он – личность, которая не должна определяться своей природой, но сама может определять природу, уподобляя ее своему Божественному Первообразу»[10]. Отсюда следует важнейший антропологический факт – личность ни в коем случае нельзя отождествлять с душой и тем более с психикой – ее отражением в материальном мире. Личность владеет душой и всеми ее силами и проявлениями, но сама личность не есть ни сила или проявление души, ни какая-либо совокупность этих сил и проявлений[11].