ОБРАЗ И ПРООБРАЗ
Каков же он, идеальный образ матери? Историки, литературоведы, культурологи, социологи, исследующие этот вопрос, отмечают его удивительную устойчивость. "Основные характеристики и эталонные черты социокультурного образа женщины-матери со времен Античности фактически не изменились, - пишет, со сслыкой на многочисленные исследования других авторов, в монографии "Женский образ в социокультурной рефлексии" Т.Г.Киселева. - Это женщина, обладающая неординарным жизненным опытом и даром интуитивного предвидения наиболее вероятных путей развития событий (особенно связанных с ее детьми); отличающаяся редкой добротой, чувством сострадания и умением понять своих детей и их решения; женщина, одаренная от природы неординарными способностями к воспитанию и убеждению; человек по природе необыкновенно стойкий, верный интересам своих детей и безоговорочно принимающий во имя их (или вместо них) любые испытания судьбы и т.п. Разумеется, в соответствии с культурными традициями разных народов этот набор характеристик мог в большей или меньшей степени варьироваться, но в целом он остается относительно типовым в культурах большинства цивилизованных (постпервобытных) сообществ".
Ну, а что касается прообраза идеальной матери, то для христианского мира, как нетрудно догадаться, его являет собой Богородица. Жертвенная любовь, чистота и нежность, кротость и в то же время нравственная стойкость - эти ассоциации возникают при упоминании о Пресвятой Деве даже у людей, далеких от церкви. И в недавние времена позднесоветского госатеизма именно с Ней, а не с какой-нибудь языческой богиней плодородия сравнивали матерей, если хотели выразиться возвышенно-поэтически. Хотя, конечно, советская власть, сделавшая огромный рывок на пути женской эмансипации, усиленно прославляла женщин-борцов за народное счастье: революционерок, участниц войны и тружениц, подразумевая под этим словом профессионалок в самых разных отраслях, а вовсе не домохозяек. Как будто они не трудились! Впрочем, и тут все было неоднозначно: существовало звание матери-героини, но его получали немногие - женщины, родившие и воспитавшие минимум 10 детей. И все же образ "просто матери" остался важнейшим образом культуры, не претерпев кардинальных изменений. Доминанты были традиционными: самоотверженность и нравственная высота. В этом смысле преемственность не прерывалась.
Софья Николаевна из "Семейной хроники" С.Т.Аксакова, потомственная дворянка, жившая в конце XVIII-начале XIX вв., не смыкала глаз у постели тяжко больного сынишки, и лирическая героиня знаменитой песни времен Великой Отечественной войны "Темная ночь", вряд ли дворянского происхождения, делала то же самое. Мать, не спящая над ребенком, это вечный образ, на все времена. Просто плакавшие, жалевшие, любившие и трудившиеся не покладая рук матери, на самом деле своей самоотверженной жизнью вымаливали и детей, и мужей, и страну. "Россия удержалась благодаря матерям, - говорил старец Паисий Святогорец. - Отцовское объятие - если в нем нет Благодати Божией - сухо. А объятие материнское - даже без Бога имеет в себе молоко" ("Слова", том IV, стр.89).
МАМА, МИЛАЯ МАМА! КАК ТЕБЯ Я ЛЮБЛЮ...
Не сосчитать светлых образов матерей, которые донесли до нас сказки и легенды, стихи и песни, рассказы и повести, романы и мемуары, спектакли и кинофильмы. Они обступали ребенка с раннего детства и сопровождали всю жизнь. Это был как бы привычный фон - в том смысле, что такая трактовка считалась сама собой разумеющейся. Приведу всего один пример, свидетельствующий о масштабности описываемого явления. Любовь Соколова сыграла в своей жизни около 300 ролей (в том числе в фильмах "Тихий Дон", "Я шагаю по Москве", "Ирония судьбы или с легким паром", "Доживем до понедельника") и была внесена в книгу рекордов Гиннеса как актриса, исполнившая больше всего ролей матери. Причем, она всегда отказывалась от отрицательных персонажей, говоря, что нельзя разрушать сложившийся образ верной жены, доброй матери и бабушки.
"Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием, - писал в "Детских годах Багрова-внука" С.Т.Аксаков. - Ее образ неразрывно соединяется с моим существованием, и потому он мало выдается в отрывочных картинах первого времени моей детства, хотя постоянно участвует в них".
"… матери не ожидают наград. Мать любит без толку и без разбору. Велики вы, славны, красивы, горды, переходит ваше имя из уст в уста, гремят ваши дела по свету - голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко. А сынок, большей частью, и не думает поделиться славой с родительницею. Нищие ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец отталкивают вас от себя люди и нет вам места между ними - тем более места в сердце матери. Она сильнее прижимает к груди уродливое, неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче" (И.А.Гончаров "Обыкновенная история").
"Я помню спальню и лампадку,
Игрушки, теплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
"Ангел-хранитель над тобой!" (И.А.Бунин "Матери")
"О, материнская любовь, любовь, которая никого не забывает! Манна небесная, которую Господь разделяет и умножает, стол, всегда накрытый у родительского очага, за которым у каждого есть свое место и за которым все собираются вместе!" (В.Гюго)
Особенно часто - что неудивительно - образ матери встречается в произведениях для детей. Где-то она (как, скажем, в "Красной шапочке") –эпизодический персонаж. Где-то (например, в пьесе "Два клена") оказывается в центре сюжета. А где-то речь вообще идет о зимнем вечере, но как бы невзначай мелькнет сравнение месяца с мамиными сережками, и мама незримо появится на странице, и сразу станет теплей и уютней. Свет маминых глаз, тепло маминых рук, ласковый голос, нежная улыбка - эти выражения не приедаются, не кажутся избитыми, потому что они подлинны, органичны, в них нет жеманства. Душа - с радостью или с тоской - но всегда откликается на них.
Серьезно или шутливо, прямо, в лоб или прозрачным намеком ребенку на примере литературного героя показывают, как нужно относиться к матери. Вспомним хотя бы:
"Мама спит, она устала...
Ну, а я играть не стала!
Я волчка не завожу,
А уселась и сижу" (Е.Благинина)
ИСКЛЮЧЕНИЯ ЛИШЬ ПОДТВЕРЖДАЮТ ПРАВИЛО
То, что мировая история и культура сохранили и донесли до нас фигуры не просто посредственных, а преступных матерей (Иродиада, Медея и т.п.) нисколько не разрушало идеального образа матери. Наоборот, он, по контрасту, высвечивался еще ярче. И пьедестал, на котором он стоял, возносился еще выше. Иными словами, исключения лишь подтверждали правило. Аномалии позволяли четче увидеть критерии нормы.
Злой, отрицательной бывала мачеха, а никак не родная мать. Какими бы оригиналами и выдумщиками ни были детские писатели и режиссеры, такое революционное новаторство им в голову не приходило. Причем для этого не требовались знания возрастной психологии или диплом культуролога. Все как-то без особых объяснений понимали, что отталкивающий образ матери в произведении для ребенка - это дикость и подрыв основ.
Даже когда в произведениях для подростков описывалось вполне естественное для этого возраста смятение чувств (в том числе и чувство, что близкие тебя не понимают, что ты им не нужен), писатели и режиссеры делали это тактично. Психологически верно передавая переживания юных героев, они не переходили запретную черту, за которой начинается провокация непочитания родителей и подросткового цинизма.
СБРОСЬ МАМУ С ПОЕЗДА
Трудно назвать конкретную дату или даже год, когда ситуация начала меняться. Классик социологии Питирим Сорокин в книге "Американская сексуальная революция", впервые увидевшей свет в 1956 году говорил о том, что в еще в XIX в. в европейской литературе "все больше внимания уделялось сточным канавам - таким местам как разрушенный дом вероломных родителей и нелюбимых детей, спальня проститутки, бордель "Canary Row", притон преступников, психиатрическое отделение больницы, клуб бесчестных политиков, уличная банда малолетних преступников, контора барышника, претенциозный особняк циничного финансового магната, переполненная ненавистью тюрьма, "трамвай "Желание", криминальный портовый район, зал заседаний продажного судьи, дебри скотобоен и мясоконсервных цехов. Эти и сотни подобных картин характерны для большой части современной западной литературы, которая все больше превращается в настоящий музей человеческой патологии".
Но все же до недавнего времени о систематической дискредитации образа матери в литературе, кино и других видах искусства речи не шло. Даже герои таких "прорывных" по своей грубости и цинизму произведений, как "Над пропастью во ржи" Дж.Сэлинджера (1957 г.) и "Заводной апельсин" Э.Берджесса (1962) не позволяли себе ругать своих матерей. "У моих предков, наверное, случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные дела, - говорит Сэлинджеровский Колфилд, - Вообще-то они люди славные, я ничего не говорю, но обидчивые до чертиков."
В конце же 80-х - начале 90-х гг. что-то случилось. Процессы, о которых писал П.Сорокин, резко усугубились. Культура на глазах становилась все более деструктивной, табу отменялись одно за другим, святого оставалось все меньше и меньше. Не пощадили и образ матери. Сейчас можно, совершенно не напрягаясь, назвать достаточно большое количество произведений, в которых мать изображена существом, мягко говоря, малосимпатичным, а то и просто гадким, отталкивающим. Поскольку нынешнее молодое поколение явно предпочитает фильмы книгам, обратимся к кино- и видеопродукции. Тем более, что фильмы нередко бывают экранизациями нашумевших бестселлеров.