Ануфриева Евгения Владимировна, к. ф. н., доц., зав. кафедрой философии, истории, социологии Волгоградского института бизнес
Полежаев Дмитрий Владимирович, к. ф. н., доц. кафедры общественных наук Волгоградской государственной академии повышения квалификации и переподготовки работников образования
В статье рассматриваются вопросы динамики ментальных установок общества в условиях социально-культурных изменений современной России. Экономическое правосознание обозначается как ментальный симбиоз социально-культурных установок русского менталитета - государственно-правового и хозяйственно-экономического взаимодействия на индивидуально-личностном и коллективном уровнях. Обозначаются особенности восприятия, оценки и реализации в деятельности феноменов права и труда в пространстве русской истории и культуры. Обозначаются некоторые методологически значимые функциональные составляющие ментального подхода в отечественном социально-гуманитарном знании.
Социально-экономическая ситуация в современной России характеризуется различными авторами в зависимости от исследовательской позиции и сферы научных интересов по-разному: от некритически восторженной поддержки неустойчивого нового развития экономики до негативно отрицающего неприятия. Философское осмысление предполагает учет этих крайних и иных точек зрения при понимании необходимости детерминации основного вектора (или, как вариант, - векторов) развития современной России с соответствующим развитием экономики, права, политики, культуры. Это тем более важно в условиях изменяющейся социальной, культурной, политической, экономической, демографической ситуации с учетом мировых тенденций глобального информационного мира.
Важно помнить, что социально-экономическое многообразие как системный фактор способствует гиперразнообразию личностных позиций политико-правового, социально-экономического, научного и культурного характера. Переходная экономика России, о характерных чертах и трудностях освоения которой говорили многие авторы относительно недавно[1], продолжает свое становление и в настоящее время. На смену деструктивному этапу социальных преобразований, породившему (или, точнее, отразившему в себе) ситуацию социально-культурного кризиса, особо ярко проявившегося в конце 90-х гг. ХХ в. в России, пришел этап конструктивный, устроительный, что не отрицает, впрочем, продолжения поиска форм реализации социально-экономических запросов и ответов на угрозы и вызовы глобальной цивилизации.
Этот поиск новых форм социально-экономического, политического, профессионального и правового устройства облечен не только в социальные (и по значимости, и по масштабу) формы, он весьма значим и на индивидуально-личностном уровне. Социально-экономическая ситуация общества диктует необходимость социальнокультурной адаптации к новым условиям тех или иных социальных групп, профессиональных объединений и отдельного человека, субъекта общественно-экономических отношений. Так, низкая оплата труда, угроза безработицы и последующего изменения социального статуса и уровня жизни субъекта интенсифицируют социально-профессиональную мобильность заинтересованных групп и слоев населения. Эта мобильность в качестве результата предполагает и изменение ментальных установок индивида и сообщества, ценностного плана жизнедеятельности субъектов. Пришедший на смену коллективному интересу индивидуальный эгоизм (не в подавляющем большинстве населения России, но, во всяком случае, у значительной части представителей молодого, «постсоветского» поколения) выступает как характерная черта современности, артикулирующая некоторые проявления ментальной динамики.
Вместе с тем гипериндивидуализация жизни не является окончательным и необратимым процессом. В порядке выстраивания некоторых прогностических моделей развития А. Т. Хлопьев отмечал, что преодоление отчуждения между людьми, группами населения интенсифицируется успехами в формировании нового экономического уклада, эффективностью производства, улучшением материального положения. «На базе произошедшей дифференциации, - заметил он, - в обществе начинаются процессы социальной интеграции системы»[2]. Смена социально-экономического уклада, которая произошла одновременно с изменением общественно-политического устройства страны, привела к продолжающемуся сегодня поиску и утверждению новых экономических отношений, созданию предпринимательских и торгово-финансовых структур, формирующих новые социальные слои и группы. Формируются и новые экономические черты личности, особенности индивидуального экономического и правового мышления, то есть речь идет о вполне определенных результатах ментальной динамики.
Материальный, экономический фактор, во многом определяющий процессы социально-экономической интеграции/дезинтеграции общества, решающим образом формирует отношение людей к труду, своей профессии, ближайшему окружению, включая человека в побочные формы деятельности, изменяет стандарт потребления, перестраивает систему ценностей наличной культуры.
Вопросы социальной мобильности индивида, социальной группы и другие немало значимые с точки зрения определения оснований экономического правосознания и отражения его в менталитете россиян не могут быть представлены в упрощенном виде. Это связано со сложностью и многоуровневостью взаимосвязей рассматриваемых феноменов: экономики, права, сознания и менталитета. Важно обозначить ряд идей, связанных с динамичностью и социальной мобильностью ментальных феноменов, имеющих методологическое значение.
Полагаем необходимым уделить некоторое внимание философскому осмыслению таких понятий, как «динамика», «динамичность», «мобильность» и других, схожих с ними. Рассмотрим их, прежде всего, в общем виде, то есть вне социального контекста, который полагаем существенным при обращении к проблеме русского менталитета.
Рассматривая вопрос о динамике социальных установок, следует говорить, прежде всего, о социальной мобильности, динамичности (как общем качестве) социальных представлений, установок, привычек, навыков, стереотипов в их психическом протяжении. Социальная мобильность есть перемещение индивида или социальной группы на одной социальной позиции, изменение места того или иного социального субъекта в социальной структуре; а, к примеру, этническая мобильность - это «целенаправленная деятельность, направленная на этническое самоутверждение и самоопределение»[3]. Социальная мобильность предполагает большую внутреннюю структурированность: изменения могут касаться профессиональных качеств (компетенций), профессионального или должностного статуса, уровня образованности, места жительства, семейного положения и т. п.
П. А. Сорокин рассматривал социальную мобильность как «как любой переход индивидуума или социального объекта или ценности - всего, что создано или модифицировано человеческой активностью, - из одной социальной позиции в другую. Существуют два принципиальных типа социальной мобильности: горизонтальная и вертикальная. Под горизонтальной социальной мобильностью, или перемещением, подразумевается переход индивидуума или социального объекта из одной социальной группы в другую, расположенную на том же уровне. Под вертикальной - подразумеваются отношения, включающие в себя переход ... из одного слоя в другой»[4]. Надо помнить, что ускорение развития конкретного общества и человеческой цивилизации в целом, растущая социальная дифференциация ведут к возникновению качественно новых позиций, вызывают значительный рост социальных перемещений, частоты и скорости социальной мобильности[5].
Социальную мобильность можно воспринимать вполне справедливо как естественное возрастание, усложнение системы социальных взаимоотношений между отдельными людьми, социальными группами и большими социальными общностями в некотором историческом протяжении. Речь идет о «производстве самого человека», которое, конечно, как замечает И. Л. Андреев, «опиралось на биологическую инерцию процесса размножения (взаимоотношения полов), но существенно изменялось за счет усиления социализации, качественно отличной от ситуативно-игровой «подгонки» врожденных рефлексов и навыков, свойственных животным»[6]. Осознание групповых, коллективистических, деятельностных инстинктов, сложившихся в процессе антропосоциогенеза, сопровождалось формированием императивных обычаев.
Проблема социальных изменений, трансформаций современного общества в целом весьма тесно, на наш взгляд, увязана с проблемой ментальных подвижек, изменений в системе глубинно-психических социальнокультурных установок, которые рассматриваются как структурные составляющие менталитета. Таким образом, можно говорить о необходимости интеграции социально-философского аспекта исследования данной проблемы с социально-психологическим подходом. И это не единственное необходимое совмещение проблемных полей различных направлений социально-гуманитарного знания[7]. Можно привести актуальные примеры из сферы культурологии, психолингвистики и др.
В связи с обращением к проблеме изменчивости ментальных установок важно вначале рассмотреть феномен менталитета в его функционировании. Здесь на первый план выдвигается временной аспект. Предваряя эту мысль, логично задуматься вот о чем. А когда же появляется менталитет? Когда мы можем говорить о его устойчивости? То есть совершенно логично поднимается вопрос о генезисе менталитета.
Культурологический подход осмысления проблемы социальной динамики и выявления ментальных оснований социальных изменений весьма существенен. Проблемы социальной динамики в историческом протяжении могут быть наглядно развернуты в некоторых примерах развития и использования новых технических средств в культуре европейской цивилизации. Западный исследователь М. Блок приводит небезынтересный факт, связанный с широким применением водяных мельниц в средневековой Европе. Известно, замечает он, что водяная мельница изобретена задолго до новой эры, однако не использовалась в хозяйстве многие столетия и стала широко применяться лишь с изменением социального устройства и общественных отношений в Европе. Это вполне убедительно объясняется лишь с учетом причин ментального характера (смена ментальных установок), а не только в области истории развития чисто технических приспособлений и экономико-правовых моделей общества. Изменение социального статуса трудящихся, возникновение под воздействием христианства новой системы ценностей и оценки социально-экономических условий жизни привели к утверждению водяной мельницы как технического новшества[8]. Не следует ограничиваться поиском причин движения истории только в поступательном развитии материальной сферы человеческой цивилизации. Они могут являться только посредниками во взаимодействии социальных и ментальных подвижек.