А. В. Хачатурова
Рассматривается понимание обмана как ключевого феномена модели психического, у 9-летних детей, воспитывающихся в условиях семейной депривации (детских домах). Понимание обмана в разных областях (знаний, эмоций и намерений), а также виды обмана (высказанный, по умолчанию, альтруистический, эгоистический, намеренный и ненамеренный) сравнивали с аналогичным пониманием обмана у детей того же возраста, растущих в семье. Было обнаружено, что дети, растущие в условиях семейной депривации, демонстрируют более слабое понимание обмана по сравнению с детьми того же возраста из семей. Дети из детских домов хуже распознают обман и меньше обманывают, что является показателем недостаточного развития модели психического.
Исследования, посвященные развитию детских знаний о психическом мире, проводятся в русле направления, именуемого «theory of mind», или «модель психического» [1]. Моделью психического («The Theory of Mind») называется способность понимать, что другие люди являются носителями собственных знаний, убеждений, чувств и эмоций, могут говорить правду, а могут лгать, обманывать других. Такая способность дает нам возможность понимать психическое других людей (убеждения, желания, намерения и т.д.) и прогнозировать их поведение. Модель психического рассматривается как целостная многоуровневая система репрезентаций ментальных феноменов, которая интенсивно совершенствуется в детском возрасте [2]. Ментальный феномен понимания обмана является одним из ключевых показателей уровня организации модели психического. M. Адензато и Р. Ардито утверждали, что модель психического является тем механизмом, без которого обман невозможен. Для того чтобы убедить другого поверить во что-то ложное, нужно представлять его убеждения [3].
Современные исследования понимания обмана в направлении модели психического преимущественно затрагивают изучение разных видов искаженного информирования (например, «белая ложь», «шутка») и индивидуальных способностей к обману, например, связанных с высоким баллом по шкале макиавеллизма; способы, которые используются детьми при распознавании обмана и собственном обмане; установки детей относительно возможных обманщиков; соотношение представлений о возможной успешности обмана и личной успешности распознавания. Большая часть исследований в парадигме модели психического сфокусирована на ментальных феноменах: убеждение, желание, намерение. Когда индивид знает, что другой хочет (желание) и что он думает (убеждение) о том, как достичь этого, индивид может предсказать его поведение (намерение). Исследователи в русле данного направления отмечают, что на протяжении дошкольного периода большинство нормальных детей демонстрируют бурно развивающееся понимание психического мира окружающих. Комплексное исследование генезиса модели психического на примере феномена понимания обмана детьми показало, что принципиальное изменение ментальных представлений о репрезентациях психического происходит в 67 лет [4]. Понимание обмана идет от недифференцированного, трудно распознаваемого в 5-летнем возрасте к дифференцированному, успешно обнаруживаемому детьми 11 лет.
Гетерохронность понимания обмана наблюдается в разных областях и видах обмана. Младшие дети называют обманом любой вид неверного информирования (эгоистический: ради собственной выгоды; альтруистический: ради блага другого; ненамеренный: случайный, без умысла; невербализованный; по умолчанию, а также правдивая информация). С возрастом сужается зона применения понятия. Первым успешно начинает распознаваться обман в области эмоций, появляются адекватные стратегии обнаружения обмана в области намерений. Несмотря на очевидный дефицит модели психического в младшем возрасте, 4-летние понимают обман и маркеры обмана в простых игровых ситуациях, что невозможно на данном уровне развития ментальной модели у 3-летних детей с нормальным развитием и у детей-аутистов даже 7-летнего возраста.
Таким образом, становление модели психического у детей от 3 до 11 лет можно представить как переход от уровня недифференцированных обобщенных репрезентаций психического к дифференцированной системе ментальных репрезентаций, который происходит в 67 лет, что позволяет понимать собственную внутреннюю организацию и психический мир Других людей. Изучение индивидуальных различий модели психического дает необходимую информацию о механизмах, лежащих в основе изменений понимания себя и Другого. Возрастающее внимание к индивидуальным различиям феноменов модели психического послужило стимулом для поиска причин этих различий, которые могут быть связаны также с особенностями социального опыта. Й. Пернер с коллегами обнаружили, что 35-летние дети, имеющие одного и более сиблингов, выполняют задания на ложные убеждения лучше, чем дети, растущие без братьев и сестер [5]. Дальнейшие исследования подтвердили наличие сотруднической игры между сиблингами, в которой старшие сиблинги воздействовали на младших, и это воздействие способствовало раннему развитию понимания убеждений и ментальных репрезентаций [6]. Семейный опыт подобного рода может быть очень важным из-за его связи с ролевой игрой: чем больше братьев и сестер, тем больше возможностей для ролевых игр, которые предоставляют контекст для изучения ментальных состояний [7]. Кроме того, дети, которые часто играют, больше обсуждают роли, трансформируют объекты и применяют в своих инсценировках слова, описывающие ментальные феномены [1]. Можно предположить, что дети в детских учреждениях имеют похожие схемы общения и, следовательно, будут лучше справляться с заданиями на ложные убеждения. Однако в исследованиях особенностей психического развития детей в условиях семейной депривации авторы отмечают однообразие игровых контактов детей со сверстниками и их уплощенный эмоциональный фон. У детей из детского дома практически отсутствовало ролевое взаимодействие в игре, контакты сводились к конкретным обращениям, указаниям и замечаниям по поводу действий, были эмоционально бедными и ситуативными [8].
Цель нашего исследования состояла в изучение влияния семьи на становление модели психического, в данной работе изучалось понимание обмана как ключевого маркера модели психического в условиях семейной депривации. В исследовании приняли участие 24 ребенка 9 лет (12 мальчиков, 12 девочек), воспитывающиеся в детском доме. Результаты сравнивались с таковыми, полученными на выборке детей из семей в возрасте 9 лет [4]. Для оценки интеллектуального развития применялись тесты «Цветные прогрессивные матрицы Дж.К. Равена». Оценка умственного развития необходима для контроля нарушений интеллектуальных функций. Исследование понимания обмана детьми в условиях семейной депривации проводилось с помощью следующих четырех методик:
Методика «Опросник» состояла из трех частей.
Часть 1 была направлена на оценку определений, которые давали дети ситуации, содержащей преднамеренную дезинформацию. Ответы регистрировались исходя из 4 типов ответов: обман, синоним, оценка, затруднение.
Часть 2 подразумевала самостоятельное определение понятия «обман». Ответы регистрировались исходя из следующих типов ответов: затруднение, тавтология, оценка, пример, синоним, определение.
Часть 3 была направлена на сбор реальных историй, в которых ребенок обманывал сам и подвергался обману со стороны других лиц. Истории оценивались по следующим параметрам: вербализованность (вербализованный / невербализованый), мотив (достижение желаемого / избегание неприятностей / повышение статуса), пол обманщика / обманываемого (мужской / женский), возраст обманщика / обманываемого (старше / ровесник / младше), успех (успешен / не успешен). Анализировались признаки, которые подвергались контролю при собственном обмане и учитывались при самостоятельном распознавании обмана: слова (то, что сказано) / поведенческие проявления (улыбка, движения, взгляд, общее впечатление) / знания (абстрактные и конкретные знания, связанные с данной ситуацией) / контекст (особенности внешнего окружения, возникающие во время или после обмана) / индивидуальные особенности (личностные характеристики, пол и возраст; отождествление (предписание Другому своих собственных представлений).
Методика «Склонность к обману» была направлена на получение информации о склонности ребенка к обману в разных областях. Она состояла из девяти вопросов, три из которых относились к области знаний (фактические знания о себе, например: «Ты не всегда ешь то, что тебе подают?»), три - к области эмоций (например: «Неприличная шутка может вызвать у тебя смех?»), три - к области намерений (например: «Собирался ли ты когда-нибудь сказать неправду?»). Инструкция содержала призыв честно ответить (да / нет). Отрицательный ответ оценивался как факт обмана. При обработке данных подсчитывались общая сумма таких ответов и их количество по изучаемым областям.
Методика «Распознавание обмана в разных областях» была направлена на оценку успешности распознавания обмана в области знаний, эмоций, намерений, а также на определение стратегий распознавания. Испытуемому предъявлялись правдивые и ложные утверждения, содержащие общие знания, изображения эмоций, намерения. Выделялись основной и дополнительный уровни предлагаемой информации. Основной уровень составили четыре основных эмоции - радость, печаль, страх, гнев; дополнительный - эмоции отвращение, презрение, интерес-волнение, вина, удивление, стыд, а также нейтральное выражение лица. Для понимания знаний основной уровень определялся количеством правильно определенных утверждений, необходимых для получения 11 баллов (из 20 баллов, возможных при оценке осведомленности в методике «Интеллектуальный тест для детей»), из вопросов которого были переформулированы утверждения, дополнительный уровень включал утверждения, правильное реагирование на которые фиксировало бы осведомленность выше середины нормы (от 12 баллов). Для понимания намерений: основной уровень - с намерениями подарить, украсть, избежать наказания. Дополнительный - намерения с большей информационной нагрузкой. Ребенку в каждом случае нужно было самостоятельно определить, правда это или обман. Анализ проводился по следующим параметрам: количество ошибок при распознавании обмана; правды; основных знаний, эмоций, намерений; дополнительных знаний, эмоций, намерений; общее количество ошибок. Преобладание ошибок при распознавании обмана над ошибками при распознавании правды оценивалось как выбор стратегии принятия (это подразумевало склонность принимать предлагаемое за правду). Преобладание ошибок при распознавании правды над ошибками при распознавании обмана оценивалось как выбор стратегии отрицания (это подразумевало склонность видеть в предлагаемом обман). Выделялись еще две стратегии: адекватная (когда испытуемый правильно определял, где правда, а где обман) и смешанная (когда предыдущие стратегии представлены нечетко).