Так, например, «Семьдесят рассказов попугая» содержат еще одну любопытную классификацию: три типа (высший, средний и низший) любовников и любовниц — соответственно:
1) любящий любящую,
2) не любящий любящую,
3) любящий не любящую
и
1) гневающаяся за дело, хорошо обращающаяся, сведущая в искусствах;
2) гневающаяся без причины и неровная;
3) жадная, легкомысленная и неблагодарная.
(здесь же приведены рассуждения о видах любовного ложа).
содержащая описания признаков влюбленности (ср. К 40.5), средств избавиться от страсти и т.д. Можно назвать соответствующие главы в «Кабус-наме» Кей-Кавуса, написанном в 80-х годах XI в. — гл. 14 «О любовных делах и обычаях их» и 15 — «Об обладании и распорядке его».
Тематика «Камасутры» отразилась и в трактатах Моисея Маймонида (1135—1204).
Наставления в любви были издавна распространены в Китае. Интересны уже древнейшие натурфилософские спекуляции, значительную роль в которых играли понятия мужского и женского начал (ян, инь). Первостепенное значение здесь придавалось регулировке отношений между полами — в ней видели необходимое условие индивидуального бессмертия (даосизм) и приобретения хорошего потомства (конфуцианство). К сожалению, значительная часть соответствующих трактатов утрачена; из сохранившихся можно назвать, например, «Дун сюань цзы» («Трактат проникшего в тайну»), реконструированный уже в новое время и относимый к IV—VII вв. н.э..
Язык этих трактатов, их композиция кое в чем напоминают древнеиндийские тексты — таковы скрупулезные перечни отдельных деталей, систематическое выделение групп с определенным числом элементов (пять признаков женской страсти, восемь благ и семь зол соития и т.д.), перечень лечебных средств в конце.
Физическая любовь сходным образом рассматривается здесь в связи с другими сферами жизнедеятельности, хотя, насколько мы можем судить, в древнеиндийской литературе подобные соотнесения, по-видимому, носят в целом более систематизированный характер. В отдельных трактатах отразились даосские воззрения, связанные с определенной ритуальной практикой и в отдельных деталях, напоминающие тантристские предписания.
Камасутра и античная литература
Переходя к отдельным примерам из более известной читателю литературы, начиная с античной, следует сказать, что в отличие, например, от персидских или китайских произведений для античности уже по хронологическим соображениям, по-видимому, исключено влияние древнеиндийских образцов. Жанр наставлений в любовном искусстве существовал уже в Греции классического периода. Древнейшее такое наставление традиция приписывала Астианассе — служанке Елены, легендарной виновницы Троянской войны. Жанру этому отдавали дань древнегреческие философы, среди них знаменитый стоик Зенон (ок. 300 г. до н.э.). Широкую популярность в Риме I в. н.э. получили, судя по упоминаниям Светония («Тиберий», 43) и Марциала (XII. 43, 95 и др.), «Книги Элефантиды», которыми пользовался, в частности, император Тиберий (14—37 гг. н.э.).
Все эти произведения до нас не дошли и известны лишь из косвенных свидетельств античных авторов. Первое сохранившееся в европейской литературе наставление подобного рода — поэма «Искусство любви» Публия Овидия Назона
(43 г. до н.э. — ок. 17 г. н.э.).
Поэма Овидия состоит из трех книг:
1) о том, где и как найти возлюбленную и как добиться ее взаимности;
2) о том, как удержать ее
3) советы женщинам о том, как добиться любви мужчины.
Во многом общая тематика естественно приводит к отдельным параллелям между «Искусством любви» и «Камасутрой», к сходным психологическим наблюдениям (об отношении женщин к любви или уподобление любви сражению); интересны в этом отношении сведения о посланиях, подарках и т.д.
Подобно Камасутре, - сочинение Овидия незаменимо для изучения быта и нравов своей эпохи — века Августа в Риме. И одновременно сопоставление этих произведений весьма поучительно как пример двух принципиально разных подходов к одной теме — беллетристического и научного.
Дидактика Овидия далека от дидактики Ватсьяяны. Поучения римского поэта окутаны легкой иронией, изобилуют шутками, а его следование традиционным в античной риторике приемам подчас граничит с пародией.
Явно беллетристический характер носят его многочисленные мифологические экскурсы. Овидий далек от скрупулезности Ватсьяяны и отнюдь не стремится к полноте описания, чужд ему и классифицирующий подход — достаточно сравнить педантичные главы II раздела К с заключительными стихами поэмы, где вслед за кокетливой оговоркой («стыдно обучать дальнейшему») дается несколько довольно беспорядочных советов.
Надо также иметь в виду неадекватность «любви» Овидия и камы у Ватсьяяны, выполнявших в рамках древнеримской и древнеиндийской культур существенно различные функции.
Отсюда, в частности, неодинаковые установки авторов — нормативный характер сутр Ватсьяяны, близких по стилю к законодательству, и «факультативность» достаточно игриво изложенных рекомендаций Овидия, приводящих подчас прямо противоположные советы.
Можно назвать немало других произведений античности, содержащих аналогичные сведения.
Среди них, например, «Брачные наставления» Плутарха
(ок. 46 — после 127 г.), «Две любви» Лукиана (II в.), XIII книга «Пирующих софистов» Афинея (III в.).
В этой связи представляют интерес и некоторые другие его произведения:
«Средства от любви», «Любовные элегии», «Героини», «Об уходе за лидом» и др.
Из образцов естественнонаучной литературы назовем «О природе вещей» Лукреция (ок. 95—55 г. до н.э.) — наблюдения над природой любовной страсти, психологией любящих и т.д.
(IX. 1037—1287).
Камасутра и средневековая Европа
Среди средневековых европейских авторов можно назвать теоретиков куртуазности в провансальской литературе XII—XIII вв. Таковы «Три книги о любви» Андрея Капеллана (ок. 1200 г.).
Автора отличает определенная систематичность изложения (например, в перечне достоинств любящего). Он дифференцирует любовный этикет в зависимости от социального положения (между дамами и знатными рыцарями, с одной стороны, и прислугой или крестьянами — с другой), что напоминает отдельные рассуждения Ватсьяяны о городских и деревенских жителях. Другое сочинение — французского монаха и трубадура Матфре Эрменгауда (вторая половина XIII в.) устанавливает три вида естественной любви — к жене, девушке и другой женщине (ср. К 5.1 и ел.). Отдельные наблюдения Ватсьяяны можно сопоставить с образцами моралистического жанра во французской литературе — ср. «Опыты» Монтеня (1533—1592) — например, 111.5; «Максимы и моральные размышления» Ларошфуко (1613—1680); «Характеры» Лабрюйера (1645—1696). Из произведений нового времени назовем «О любви» Стендаля (1783—1842), также отличающееся своеобразной систематичностью.
В 1-й главе здесь определяются четыре вида любви (любовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие; (40.5), во 2-й и последующих главах детализируются стадии любовного увлечения. Интересно внимание Стендаля к терминологии.
Интересным представляется и сопоставление отдельных рекомендаций Камасутры как индуистского памятника с соответствующими предписаниями в других религиях. При рассмотрении подобных аналогий могут быть, в частности, отмечены известные ограничения, налагаемые культом, сакрализация отдельных деталей в отношениях между полами, естественно отличающая не только индуизм, но и другие религии.
Камасутра и современная сексология
Наконец, пожалуй, наиболее актуальный аспект изучения Камасутры — оценка ее в сравнении с современной научной и научно-популярной литературой по медицине, гигиене, психологии.
Содержание Камасутры явственно перекликается с современной проблематикой, а отдельные ее наблюдения не только интересны, но и злободневны. Уже высказывалось мнение о том, что К во всяком случае гораздо разумнее, например, множества аналогичных наставлений, издававшихся в Англии вплоть до начала XX века.
Ватсьяяну отличает глубокое понимание людских чувств и потребностей; его наставления исходят из той предпосылки, что счастье в любви невозможно, если удовлетворенной остается лишь одна сторона.
Камасутра проникнута вниманием к чувствам женщины как равноправного участника в отношениях — кстати, эта черта, по мнению ряда авторов, выгодно отличает ее от аналогичных рекомендаций в некоторых других классических литературах (античной, китайской, арабской).
Характерны ее советы максимально бережно обращаться с новобрачной; особенно примечательно здесь указание (25.42—44) на возможные психические травмы, возникающие у женщин из-за нарушения мужчиной подобных предписаний, что полностью подтверждается и современными клиническими исследованиями.
Чрезвычайно интересны в психологическом отношении наблюдения автора над реакцией, наступающей после близости (20.13), замечания о влиянии стыдливости на прочность отношений, об амбивалентных чертах любовного влечения и т.д.
Неоднократно упоминая о важности для мужчин и женщин владеть определенными знаниями (64 искусства) и уметь вести беседу, о долге мужчины обучать свою возлюбленную или невесту
(25.36; 20.20), Ватсьяяна как бы подчеркивает значение общих интересов для любящих — не случайно связи, преследующие чисто физическое удовлетворение, он относит к наименее достойным
(см. 21.35, 5.3).
Согласно основной установке Ватсьяяны, составляющей смысл его труда, поведение человека в любви, как и в других сферах жизнедеятельности, должно основываться на следовании определенным этическим нормам и конкретным предписаниям, иначе говоря — на соответствующем образовании (ср. 2.18 и ел.; 3.1 и ел.). Подобная установка как нельзя более актуальна — замалчивания и запреты, как свидетельствует опыт, не приносят здесь ничего, кроме вреда, и, более того, идут подчас об руку с подлинной моральной деградацией.