При всех различиях в праздничной культуре, бытовых нормах поведения (в отношениях старших и младших, в разделении мужских и женских ролей, нормах воспитания детей и т.п.) все они большей частью касаются внутренней жизни семьи, личной жизни человека. Они скорее различают нежели разделяют этнические группы.
А вот что действительно определяет масштабы дистанции, так это те элементы поведения, которым придается некое символизирующее и интегрирующее значение. Как верно заметил Е. Шилз, традиции складываются не сами по себе, их создают или изменяют люди.
Э. Хобсбаум говорит об «изобретенных» традициях, одни из которых символизируют и выражают социальную близость, идентификацию сообществ и наций, другие легитимируют статус, институты, авторитеты, третьи социализируют определенные ценности, нормы, правила поведения. Собственно, по тем же функциям можно классифицировать и не «изобретенные» традиции, а направленно поддерживаемые или возрождаемые.
Все они создают определенный образ народа, который воспринимается другими как более или менее сходный или отличный от собственного и, в зависимости от ситуации «мира или вражды», стимулируемый или гасящийся. В последние годы мы все были свидетелями того, как в глазах русских то стимулировались представления об особости поведенческих стандартов чеченцев, то, когда появлялись надежды на мир, поддерживался образ: «чеченцы такие же люди, как мы».
Психологические механизмы «работают» на укрепление идентичности, внутриэтнической консолидации и на сопоставление или противопоставление этнических групп. Но очевидно, что большую роль в формировании социально значимых отличий играет идеологический «настрой» элит, мобилизация ими групп на конфликтный или кооперативный способ взаимодействия, нежели сами культурно-различительные характеристики.
Проблемы взаимодействия культур
Проблемой политического звучания, а нередко и идеологического противостояния является взаимодействие культур. Те или другие образцы культуры передаются в силу объективных и субъективных обстоятельств. В многонациональных городах и селах, на предприятиях и в учреждениях, на соседских площадках и в дворовых коллективах люди разных национальностей не могли бы общаться, если бы они не знали языка друг друга, обычаев, норм поведения. Невозможно стать образованным человеком, не зная достижений культуры других народов. В знании и использовании их у каждого человека есть объективная потребность.
Но в то же время элементы культуры выступают и как своего рода символы народа, этноса. Русская культура, русский язык в республиках СССР изучались и принимались в большинстве случаев не только как необходимая часть повседневной жизни в многонациональном обществе, но и как символ лояльности государству, а нередко и престижности.
Изменение идеологии в союзных республиках СССР в ходе национальных движений придало русской культуре другой образ. Для одних она осталась необходимой частью мировой культуры, для других приобрела роль символа колониального подчинения.
Если идеи, ценности, декларируемые государством, обществом, поддерживаются действием, то они превращаются в реальность и влекут за собой определенные последствия. Такое соединение общества и культуры Тенбрук называет «бесшовным». Так было и с русской культурой, которая в значительной мере символизировала собой государственную культуру и в этой роли аккумулировала русскоязычную культуру других народов.
От потенциала культуры каждого народа, уровня межэтнического взаимодействия, политики «на местах» существенно зависело и зависит теперь глубина проникновения общегосударственной и русской культуры в жизнь людей разных национальностей. По данному показателю (масштабам, глубине проникновения) межкультурные взаимодействия делятся на четыре типа: ассимиляция, аккультурация, кооперация и этнокультурный изоляционизм.
Ассимиляция — это процесс не только принятия членами той или другой этнической группы культуры другого народа, но и изменение этнической идентичности, самосознания людей.
Полной ассимиляции какой-то общности (речь не идет об отдельных людях) в Советском Союзе и в России не было. Но были культуры, у которых их объективированные формы теряли репрезентативность. Так было у коми, карел и некоторых других народов. А.А. Кожанов, изучавший самосознание и культуру карел в 70-х годах, с трудом находил у них объективированные черты (например, в том, как держат рыбу карелы, когда ее чистят), в то время как по самосознанию карелы не теряли своей идентичности.
Процесс, который имел место у таких народов, как карелы, коми, удмурты, в какой-то мере якуты, мордва и ряд других, во взаимодействии с русской культурой, называется аккультурацией.
Более редким явлением в нашей действительности за прошедшие 70 лет было такое взаимодействие культур, которое можно было назвать кооперативным, т.е. когда и русские, жившие в республиках, перенимали культуру титульных народов. Чаще всего это касалось старожильческого населения, скажем, в Якутии, на Кавказе, на идеологическом же уровне декларативно такой тип поддерживался в Эстонии, Латвии, Грузии, Армении, на Украине.
Этнокультурный изоляционизм — это тип взаимодействия, характерный для конфликтных отношений.
Обычно в этносоциологических исследованиях «закладывается» блок этнокультурных ориентации: в повседневной бытовой культуре (обряды, праздники, пища, одежда и т.п.), в профессиональной культуре (какую литературу читают, театральные постановки смотрят и т.п.), в социальных и нравственных ценностях. Результаты анализа всех этих показателей позволяют судить о доминирующих типах межкультурного взаимодействия и его динамике.
Одна из трудных проблем, которую приходится решать этносоциологам при интерпретации результатов исследований, — это определение того, в какой мере ориентацию на русскую культуру и на культуру общецивилизационную (читают и любят А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Д. Голсуорси, О. Бальзака, Б. Шоу, слушают П.И. Чайковского, В.А. Моцарта, Л. Бетховена) следует рассматривать как ориентацию на современную культуру в противовес традиционной, а в какой — как ориентацию именно на русскую, английскую или немецкую культуру. Вот почему социологи используют возможность сравнивать культурные ориентации, идеи и ценности в системе, чего этнологи, историки и даже культурологи сделать на одном и том же массиве не могут.
Сложной проблемой в современных исследованиях остается и выделение элементов общероссийской культуры. Декларирование российской нации-согражданства «россияне» пока еще не наполнено идеологическим и ценностно-нормативным содержанием, которое могло бы стать репрезентативным. Это порождает множество вульгаризаторских штампов, вроде идеи, содержащейся в эмоциональной и мелодичной песне О. Газманова "С возвращением двуглавого орла возвращается русский язык".
Этническое разнообразие культурных характеристик социальных групп. Роль национальных школ
Как мы уже упоминали в начале главы, в культуре есть такие аспекты, которые напрямую связаны с изучением социальной структуры общества. И, конечно, они являются предметом изучения в этнической социологии.
Существуют разные подходы к измерению социальной структуры. Этносоциологические исследования, которые проводились в 70—80-х годах, как правило, исходили из характера и качества разделения труда, производственных отношений. Различия социальных групп рассматривались с учетом ценностей, норм, культурных интересов. Это было вполне естественно, поскольку важно было показать не только разнообразие социальных делений у разных народов, но и отличие самих социальных групп в них. Результаты изучения изложены в публикациях тех лет и обобщены в специальных главах (5, 6) данного учебника. Выводы в целом сводились к тому, что в одинаковых социальных группах у разных народов больше сходства, чем различий, что как раз и подтверждалось образом жизни групп, ценностями, интересами в духовной сфере. Но это не означало вообще отсутствия каких-либо различий. Они были, и достаточно заметные, особенно в нормах бытовой жизни, семейных отношений и т.п.
Некоторые народы не акцентируют модернистские ориентации, а, наоборот, подчеркивают такие негативные стороны этого направления развития, как экологические бедствия, зарегулированность, индивидуализация жизни, преступность, наркомания. Вместе с тем вполне понятное отрицание европоцентризма привело к подчеркиванию «своего пути», в котором прослеживается архаизация социальных отношений. В таком случае уже не столько квалификационные и профессиональные различия становятся социальными разграничителями, сколько статусные различия традиционного общества: возрожден институт старейшин, вновь приобретает значение принадлежность к кланам, тейпам. «Новое» неравенство по сути связано с культурными факторами; другой вопрос — кому это выгодно, какие новые элиты на этом укрепляют свои властные позиции. Здесь просматривается определенная тенденция: чем меньше могут общества, идущие тропой западной модернизации, продемонстрировать свои успехи, тем глубже становятся основания для поиска и утверждения «своих путей» развития.
В отличие от многих зарубежных исследований, которые ориентированы специально на изучение предрассудков, агрессии, в отечественных этносоциологических исследованиях сложилась традиция рассматривать межэтнические отношения в континууме «доброжелательные—нейтральные—негативные (неблагоприятные)».
Обострение межэтнических отношений, проявившееся и в ходе национальных движений, межнациональных конфликтов и напряжений на постсоветском пространстве и в Югославии, и в странах развитой демократии (в Великобритании, Канаде, Бельгии), повысило научный и общественный интерес к объяснительным моделям характера межнациональных отношений. Над ответами на вопросы: почему возникают напряжения и конфликты? Какие условия способствуют согласию и толерантным отношениям? Почему, казалось бы, одинаковые условия взаимодействия одни воспринимают как конфликтные, а другие адаптируются к ним? Какие группы населения обычно становятся творцами «пороховой бочки», и кто «подносит к ней спичку»? — работают и этносоциологи, и этнопсихологи.