Финал и апофеоз работы Роя Медведева строится на контрастах. Ходорковский и Путин. Как два пути России - в бездну и к всеобщему процветанию. "Ходорковский открыто заявлял, что он будет работать в нефтяной отрасли только до 2007 года, а после этого начнет заниматься политикой. Что ж, для политика пребывание в тюрьме - это очень хорошая школа..."; "...забота о коммерческой тайне была одной из главных забот олигарха, и он, конечно, знает о темных делах своей корпорации гораздо больше, чем прокуратура. Но и того, что уже известно, достаточно для самого строгого судебного приговора" (а как же воспетая в перестроечные годы презумпция невиновности?); "Наглое поведение М.Ходорковского поставило в трудное положение большинство других бизнесменов, которые сумели в последние три года наладить свои отношения с властью..." [2,56].
Комментировать тут особенно нечего (тем более автор явно уклоняется от главного предмета своего исследования), но нельзя не противопоставить олигархическому кошмару и "другие картины": "В 90-е годы в России почти остановилось строительство новых заводов и электростанций, железных дорог и портовых сооружений. Сегодня мы видим в стране другую картину. Заброшенные стройки оживают. Строятся новые заводы и дороги. Есть много свидетельств того, что Владимир Путин не только внимательно наблюдает за этой панорамой строительства. Он выбирает некоторые наиболее значимые объекты и устанавливает над ними своеобразное шефство. Это может быть участок Байкало-Амурской магистрали... Но это может быть и большой детский оздоровительный лагерь "Орленок" на берегу Черного моря..."
Словом, спасибо за наше счастливое детство, отрочество и юность, а также спокойную зрелость и обеспеченную старость! И это, к несчастью, составляет основное содержание книги, тогда как хотелось бы анализа и, главное, перспективы, а именно: что Путин будет делать дальше?
Ведь уже сейчас ясно, что нынешний президент останется у руля государства.
Избранный Путин, заручившись доверием масс (и, что немаловажно, так называемого среднего класса), прежде всего должен наладить отношения с многочисленными, и часто недовольными, элитами. Так сказать, сплотить правящий класс. Кризис управляемости - главная проблема Путина.
Именно это и сыграло роль объективного фактора, послужившего рождению "синдрома Путина" в сегодняшней России. Плюс субъективный момент: Путину удалось замкнуть на себя центральное звено того, что можно назвать народной государственной программой XXI века, которая сложилась в русском, российском самосознании где-то к середине девяностых годов.
Во-первых, это присвоенный им лозунг "Великой России", как мало что другое созвучный народным настроениям. "Нашей стране надо идти своим путем, никому не подражая", - утверждали еще в 1992 году, по данным ЦИПКР, две трети россиян. Эту же позицию, согласно ВЦИОМ, сегодня заняли уже около трех пятых граждан.
Во-вторых, требование "убрать из руководства страною всех тех, кто, управляя Россией, служит чужим, не российским интересам, прикрываясь криками о цивилизации и демократии", выдвигаемое, согласно замерам ЦИПКР, на первое место 40-50 процентами россиян. Показательные "порки" деятелей типа Березовского и Гусинского, одобренные большинством населения, оказались восприняты как прямое подтверждение того, что именно Путин способен воплотить данный лозунг в жизнь.
В-третьих, призыв к наведению порядка, реализацией которого стало требование "покончить с сепаратизмом", поставленное во главу угла примерно третью граждан и одобренное 60-70 процентами их. Эпатирующе-образное высказывание Путина насчет чеченских террористов ("будем мочить в сортире") вроде бы намертво спаяло в массовом сознании его образ с решением этой ключевой для выживания страны задачи.
Таковы оказались "три кита", - три совпадения позиций Путина со мнениями почти четырех пятых населения, - на которых изначально взошла личная харизматичность президента, не имевшего к моменту прихода на высший в стране пост ни собственной партии, ни команды за спиной, ни достаточной поддержки со стороны либерально-демократической "элиты".
Самоидентификация Путина с этими тремя народными требованиями нейтрализовала в нужный момент и такой опасный для него фактор, как глубокое несовпадение ряда деклараций президента со взглядами большинства граждан по целому спектру других важнейших государственных целей и задач.
В частности, даже в декабре 1999 года - на пике его политического взлета, - лишь 16 процентов россиян (данные ЦИПКР) соглашались с тем, чтобы итоги приватизации в стране оставались неприкосновенными. Только 14 процентов населения сочли "хорошей мыслью" и высказанное Путиным еще весною 2000 года пожелание о вступлении России в НАТО. В то время как большинство других или заявили о своем "абсолютном несогласии" с этим, или не поверили, будто Владимир Владимирович мог подобное предложить.
Такая шаткость позиций сделала Путина заложником собственного рейтинга, который к тому же быстро выказал склонность к опасно резким скачками. Например, по данным ВЦИОМ, уже за три первых после выборов месяца он упал с 51,7 до 44,5 процентов. А затем его колебания стали еще более размашистыми, заходя на тридцатипроцентные отметки рейтинговой шкалы.
Что и понятно. Ведь главная составляющая путинской харизматичности - та самая политическая "влюбленность" части граждан в лидера, - есть вещь сугубо иррациональная, питаемая эмоциями. Обманутая же влюбленность мстит.
Тем более, что даже в самые лучшие времена в президентском имидже Путина не было очень важного - средних высот. Либо изолированные "заоблачные" пики оценок, либо масса абсолютно незначительных показателей доверия. Делалось очевидным: если указанные "пики" надломятся, а тем более рухнут, обвал харизматичности президента сделается катастрофическим.
Именно эта угроза остро напомнила о себе в последние недели в связи с визитом Путина в США и полным сползанием российских верхов в колею американской политики. Еще по сентябрьским данным РОМИР, категорически против участия российских военных в натовских операциях в Афганистане высказывались 79 процентов населения. Теперь же, по сведениям ВЦИОМ, 51 процент россиян заявил: "Россия плетется в хвосте США". Не заставила себя ждать и "первая ласточка" кризиса: по сведениям Агентства политических новостей, рейтинг доверия президенту в армии скатился до 18 процентов…
Отказ от самостоятельной роли России в мире, как и начало переговоров с чеченским сепаратистами, подрубили основы, на которых крепился путинский имидж и держатся его рейтинговые показатели. Харизма президента начала осыпаться.
Впрочем, дело здесь не исчерпывается внешнеполитическими, оборонными или антитеррористическими аспектами. Четко обозначился и надрыв доверия к власти по ключевым социальным и экономическим делам.
Еще недавно акции властей против Гусинского и Березовского - как начало антикоррупционного наступления Путина - приветствовали, как говорили публикации АРПИ, не меньше половины россиян. Но уже осенью 2001 года аналогичные по духу расследования в Министерстве чрезвычайных ситуаций и Министерстве путей сообщения, которые 70 процентов населения (по опросу ВЦИОМ) также связали с президентом, сочли настоящей борьбой с коррупцией всего 27 процентов граждан. Ни одна из реформ, проводимых под его патронажем, как говорят материалы ФОМ, - будь то земельная, пенсионная, жилищно-коммунальная, военная и т.п. - не опирается на поддержку более чем все той же четверти россиян. В итоге уровень его осознанной социально-политической поддержки в народе стал ограничивать сегодня настроениями от четверти до трети населения, не больше.
Столь узкую массовую базу имели новации партии власти "поздней" ельцинской поры. Все, похоже, стало возвращаться на круги своя…
Путин как бы вытолкнул самого себя из той "государственно-патриотической" ниши, которая и делала его почти неуязвимым.
Беря в расчет его 70-процентный рейтинг доверия, можно сказать: доверие к президенту еще есть, а вот надежд на него уже не стало. Ситуацию консервирует лишь то, что недостающие для образования оппозиционной "критической массы" примерно 20-25 процентов избирателей - это те, кто смертельно устал от перемен. Они не хотят ни надежд, ни разочарований, только отдышаься от потрясений. Но надолго ли это?
И когда путинская харизматичность надломится - а процесс этот, как говорит опыт тех же Горбачева и Ельцина, бывает быстротечен, - в его распоряжении остается не так уж много альтернатив. Второй раз харизматиком ему не стать, такого не бывает.
Он может какое-то время вести себя как ни в чем не бывало: будто честный вассал "есть глазами" американского своего сюзерена и одновременно - подмигивать, обращаясь к стране: мол, как я его, а?.. Может попробовать ельцинскую методу тянуть время - месяц за месяцем, год за годом - обнадеживая общество посулами, броскими акциями, симуляцией новаторства, громкими наказаниями "ослушников". Может уйти из политики вообще, как то сделали в конце концов Ельцин, а до него (первоначально) Горбачев. Может попытаться все начать сначала. Но не разыгрывать при этом карту личной харизматичности, а превратиться в "обычного" лидера своей "собственной" партии, т.е. стать частью уже не лидерской, а партийной субкультуры. Так некогда поступил Суарес - "отец" постфранкистской общественной перестройки в Испании. Может он и попробовать, сделав ставку на силу, сохранить свое положение на вершине власти, "конвертировав" его основы с парламентской демократии на диктатуру. После чего все проблемы рейтингов, общественного мнения, выборов и пр.- в их традиционном виде - отпадут сами собой. Таким путем когда-то, 18 брюмера 1851 года, пошел Луи Бонапарт - император Наполеон III.