В эпоху становления информационного общества, характеризующегося глобализацией и интеграцией всех сфер жизни - социокультурной политической, правовой, экономической и др. - художественная литература отражает аксиоматику происходящих в этих областях трансформаций и реализует их собственное видение.
Так, в постперестроечный период проявилась острая рефлексия на художественную картину мира, реализованную в рамках соцреалистического проекта. Деконструкции, деструкции, децентрализации, переосмыслению в рамках постмодернистской иронии были подвергнуты базовые ценности и идеалы советского человека.
В повести популярного современного писателя-постмодерниста Виктора Пелевина "Затворник и Шестипалый" ставятся общефилософские вопросы (напрямую соотнесенные, тем не менее, с социально-культурными реалиями того времени), посвященные самой возможности выхода из закольцованного пространства привычных пространственно-временных, мировоззренческих и социальных категорий, гласящих, что "мир представляет собой правильный восьмиугольник, равномерно и прямолинейно движущийся в пространстве. (…)
По периметру проходит так называемая Стена Мира, объективно возникшая в результате действия законов жизни. В центре мира находится двухъярусная кормушка-поилка, вокруг которой издавна существует … цивилизация.
Положение члена социума относительно кормушки-поилки определяется его общественной значимостью и заслугами…" (Пелевин, 1998). Главные герои - Затворник и Шестипалый - ввиду своих отличий от других обитателей "Цеха номер один" выкинутые из социума, оказываются в состоянии изменить свои представления о нормах, обычаях и, самое главное, своих возможностях, избежать "Страшного Супа", преодолеть "Стену Мира" и достичь подлинной свободы.
Писатель ставит вопросы о границах реальности и возможностях ее постижения, об ограничениях, заложенных нормами, обычаями, моралью, а также являющихся следствием жизни в информационно закрытом обществе - тема актуальная и в свете современных дискуссий о симулятивной природе современной массовой реальности, ориентированной на потребление "готовых" клишированных образов, понятий, ценностей.
В написанной на год позже повести "Омон Ра" в русле всеобщего разочарования российского общества 1990-х гг. в советской идеологии осмысливается одно из ярчайших достижений СССР - полет советского человека на Луну. Безоговорочное самопожертвование во имя служения своему государству и народу оказывается "тропинкой в никуда".
Жертва, принесенная Омоном (а об этой жертве идеологии говорит уже само имя героя) и другими молодыми, искалеченными и в прямом и переносном смысле своим временем, напрасна и никому, по сути, не нужна.
Патетическому заявлению о том, что в летном училище имени Маресьева готовят не просто летчиков, а "настоящих человеков с самой большой буквы", следует общий вывод: битва за формальное первенство советского (да и вообще любого) государства ни только не стоит реальных человеческих жизней и судеб, но и сама является иллюзией.
Полет на Луну, едва не приведший к гибели главного героя, оказывается плохо отрежиссированным бессмысленным спектаклем, в котором жизни "актеров" ничего не стоят.
В более позднем романе писателя "Generation ‘П’", получившим скандальную известность и наибольший общественный резонанс, от проблем идеологизированности и самозацикленности советского общественно-культурного пространства, автор переходит к актуальнейшим для того периода проблемам постперестроечной России.
Последние осмысливаются в контексте информационного пространства, которое само по себе является неким эзотерический континуумом, порождающим новую мифологию.
Деконструированная реальность России конца ХХ века, породившая большое количество социальных и культурных неомифологем - образы "нового русского", рекламщика-коопирайтера, выступающего "ваятелем" новой мифологии взамен советским идеалам, образы новых политиков, оказывающихся на проверку чистой воды симуляцией и т.д., - знаменует провозглашенный У.
Эко кризис репрезантации и вступает как открытая, незафиксированная социокультурная и политическая система, развитие которой предопределено самим фактом ее существования.
Причем виртуальный характер ее бытования ничуть не мешает ей быть доминирующей, да и попросту единственно реальной, силой. Интересно, что когда встает вопрос о целенаправленности воздействия власти СМИ, то единственно верного ответа на страницах романа не находится, несмотря на то, что изначально задается эзотерическая подоплека происходящих в событий.
Читателю самому предоставляется право ответить, какова же этическая природа и смысл существования подобной общественно-политической системы.
Проблема "виртуального мира" как мира практически неотличимого от материально существующей действительности, мира, в котором осуществляется вполне реальная жизнь с ее нормами поведения, закономерностями развития и функционирования ярко прослеживается в повести "Принц Госплана" и романе "Шлем ужаса.
Креатифф о Тесее и Минотавре". Социальная, она же игровая, реальность Александр-Принца в первом из упомянутых произведений находятся в столь сильном взаимодействии, что дифференцировать их невозможно.
Игровое в буквальном смысле поведение выступает как самоопределенное и самодостаточное; виртуальная и реальная цели сливаются в единый комплекс мечты-желания-цели - Принцессы в далекой башне. Столкновение с действительностью - принцесса оказывается муляжом - порождает крушение мира игры, влекущее за собой крушение всего имеющегося в "наличии" у главного героя мира.
Иллюзии, порождающие иллюзии, оказываются вполне способными разрушить ткань реальности.
В написанном более десяти лет спустя романе "Шлем ужаса. Креатифф о Тесее и Минотавре" главным героем выступает само мифологическое пространство глобальной сети Internet, практическая форма существования героев в котором - чат - позволяет осуществлять коммуникацию в online-режиме.
Пространство несет в себе как традиционные социальные функции, так и специфические, порожденные новой социокультурной ситуацией, в которой оказались обитатели данного пространства.
Его семиотическая природа позволяет говорить о знаковой обусловленности следования той или иной линии поведения. Автор вводит новую составляющую - лабиринт - как принцип организации текста, как метафору, как архаическое мифологическое пространство, родственное современному сетевому.
В представленной работе автор делает попытку анализа мифологии о культуре постмодерна и постмодернистской мифологии. Мифы о культуре постмодерна создали такие авторы, как Р. Барт, Ж. - Ф. Лиотар, Ф. Фукуяма.
Миф 1 о конце истории Ф. Фукуяма в статье "Конец истории?", отталкиваясь от марксистской теории (согласно которой общество, достигнув стадии коммунизма, прекратит дальнейшее развитие), определяет либерализм как последнюю стадию исторического развития.
Конец истории наступил в странах Запада, где данная форма государственного устройства построена, т.к по словам исследователя, в дальнейшем данная форма государства будет воспроизводить саму себя.
"В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории". Провозглашенный "конец истории", является не чем иным, как мифом; исторический опыт на примере марксизма давно доказал, что история не останавливается на какой-то определённой стадии, но продолжается. Застывание движения типично для периодов выхода из кризиса. В нашем случае, это кризис постмодернистской культуры.
Пограничное состояние культуры при переходе от одной формы устройства общества к другой порождает ощущение нестабильности. Если рассматривать историю искусства с позиций таких категорий, как движение и развитие, то можно отметить, что движения как такового в культуре постмодерна не заметно, можно только наблюдать его развитие, разрастание вширь, но не движение вперёд.
Искусство авангарда в начале века сделало заявку на принципиально новое искусство, которое в настоящий момент находится на стадии развития, но какого-либо заметного движения в культуре нет, его можно идентифицировать на микроуровне - элитарной культуры.
Интереса к постмодернисткому искусству со стороны массовой культуры нет, поскольку оно (искусство) остаётся не понятым большинству. Художники создают такие проекты, замысел которых не всегда ясен зрителям. Причём, это совершается автором намеренно, для привлечения внимания к собственной персоне.
Миф 2 о "смыслах пост" Ж. - Ф. Лиотара выражает ту же идею о завершении развития искусства. Постмодерн, следующий за модерном ("modern" в переводе с английского - "современный"), объявляется постсовременным искусством, ничего нового не предвещающим.
Приставка пост выражает идею о последней стадии культурного развития: "…приставка "пост" в слове "постмодерн", понятая подобным образом, обозначает не движение типа come back, flash back, feed back, т.е. движение повторения, но некий "ана-процесс", процесс анализа, анамнеза, аналогии и анаморфозы, который перерабатывает нечто “первозабытое”".
Преемственность/повторение, характерное для современной культуры, не выражается в некой переработке "первозабытого", поэтому предположение Лиотара также является мифологичным. В культуре происходит не повторение, но потребление различных элементов, заимствованных из предшествующих стилей и периодов. Постмодерн, следуя принципам современного общества потребления, отражает их в новых видах искусства.