Эти установки, именуемые «решением женского вопроса», в реальности не освобождали женщин, а лишь усложняли их жизнь, хотя в общественных обсуждениях того времени это не признавалось. Эмоциональные связи семьи разрушались, экономическая база ее пошатнулась вместе ликвидацией частной собственности. Семейная нестабильность ложилась на плечи женщин и делала их партнеров еще более далекими от ответственности за близких. Ослабление семейных устоев, порожденное ориентацией женщин на включенность в производственную и общественно-политическую жизнь, вело к снижению рождаемости (не более 1 ребенка на семью). К 1930 году ситуация стала критической, и в политике семейно-брачных отношений начался традиционалистский откат. Концепция материнского и супружеского долга женщины вошла в оборот идеологического и политического манипулирования (постоянно готовящейся к войне стране нужна была высокая рождаемость). Сексуальность оказалась тесно увязана с репродуктивностью (в 1935 году в СССР прекратилось производство контрацептивов). В 1936 году был принят закон, затруднявший развод; через 8 лет разводиться разрешили вообще только через суд. В том же 1936 году были запрещены аборты (кроме так называемых «медицинских показаний»), что явилось поражением женщин в их репродуктивных правах. Провалившее курс на «революцию быта» государство взвалило на плечи «свободных и равноправных» женщин двойную нагрузку, откупаясь от возможных упреков мелкими подачками (введением в 1944 году почетного нагрудного знака «Мать-героиня», мизерной платой за содержание детей в яслях и садах). Традиционные функции разделения труда между полами успешно возродились и оказались мобилизованы в условиях постоянного дефицита потребительских товаров как до, так и после Великой Отечественной войны. В эти годы российские женщины начали заниматься теми видами деятельности, в которых ранее были представлены только или преимущественно мужчины (начальники цехов, руководители предприятий). Эти изменения прошли незамеченными со стороны государства, которое видело в женщинах лишь матерей и работниц. После окончания войны женщины оказались легко вытесненными из своего вынужденного положения лидеров в связи с возрастанием символической «ценности» мужчин.
В эпоху политической «оттепели» и последовавшей за ней стагнации (середина 50-х – середина 80-х годов), отмеченных сомнениями в решенности ряда социальных вопросов, в том числе женского, советское государство отказалось от попыток жесткого контроля и регулирования женских жизней и жизненных установок. Это время отмечено кампаниями массового жилищного строительства, частичной реабилитацией личной жизни, большей автономностью семьи. В 1955 году была отменена криминализация абортов; женщинам и их семьям вернули функции контроля над деторождением. Но эта политика не подкреплялась сексуальным образованием, доступностью надежных контрацептивных средств, что способствовало превращению аборта в СССР в основной способ контроля репродукции. В общественных обсуждениях, в печати это замалчивалось.
Облегчение процедуры развода (1965 год), право на получение фиксированной доли алиментов – 25% от заработка ушедшего из семьи супруга (1967 год), введение оплаченных отпусков по беременности и родам, пособий на детей матерям-одиночкам и разведенным женщинам (Кодекс о браке 1968 года) объективно способствовало улучшению положения женщин. Но их бытовое неравенство с мужчинами, меньшие возможности для профессионального роста, высоких зарплат, полноценного досуга замалчивались так же, как и тема абортов. О том, каким должно быть отцовство (в отличие от материнства) не говорилось; равенство мужчин и женщин понималось как тождество их правового статуса, а не возможностей для раскрытия личностного и гражданского потенциала. Предложение дополнить норму о равных правах мужчин и женщин в Конституции 1977 года словами о «равных обязанностях» не нашло поддержки.
Идеология настойчиво отождествляла «правильную женственность» с материнством, образ и статус «работающей матери» был объявлен достижимым идеалом, чему способствовала и живучесть патриархальных установок в воспитании девочек как обязанных обслуживать мужчин в доме, заботиться об их здоровье. Осознание сложности проблемы совмещения ролей матери, и работницы к концу 70-х годов привело к констатации «чрезмерной маскулинизации» женщин, которую решено было преодолеть через возврат женщины в семью. Неопатриархальные установки официальных властей привели к ограничению присутствия женщин в публичной сфере или формализации этого присутствия (единственно дозволенной женской организацией был Комитет советских женщин, бывший марионеткой в руках идеологического отдела ЦК КПСС. В самих партийных рядах к началу 80-х годов было около 20% женщин, но в руководящем эшелоне, женщин было лишь 2,8%, а в самом ЦК КПСС – ни одной. Схожая ситуация была и в производственной сфере, и в науке, здравоохранении, образовании: среди рядовых сотрудников женщины составляли более половины занятых, но на уровне принятия решений их было не более 5%.
Официальные власти старались «не замечать» этих диспропорций. В 1979 году, когда ООН принимала Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, советские пропагандисты полагали, что российское законодательство уже давно соответствует международным стандартам, и все нормы принимаемой Конвенции для СССР давно не актуально, так как они уже «давно осуществлены».
1.3 Возрождение феминизма в конце 70-х гг. Женщины в правозащитном движении
Как реакция на «советскую эмансипацию» в середине 1970-х годов в СССР началось возрождение феминизма. Часть жительниц крупных, прежде всего столичных, городов были вовлечены в правозащитную деятельность. Они выполняли и в ней не столько руководящую, сколько черновую работу – как машинистки, корректоры, переплетчицы. Характерной чертой политической деятельности женщин-диссиденток (Н. Горбаневской, Л. Алексеева, М. Ланда, Т. Ходорович) было сочетание радикальности взглядов, рационализма в исполнении поручений с глубокой убежденностью в правоте. Столкнувшись с нежеланием своих коллег-мужчин печатать материалы на «женские темы» в самых влиятельных из самиздатовских журналов «37» и «Часы», группа ленинградских правозащитниц (Н. Малаховская, Т. Горичева, Т. Мамонова, Ю. Вознесенская) первой решилась «развенчать миф о беспроблемности женской судьбы в СССР» и создала в 1979 году альманах «Женщины и Россия», который практически на выходе был арестован КГБ. Е.Дорон, Л.Васильева, Н.Лукина, Т.Михайлова, К.Романова, А. Сарибан, Г.Хамова, С.Соколова примкнули к ним чуть позднее, когда встал вопрос об издании своего постоянного журнала – «Мария» (с 1981 года, просуществовал до конца 1982 года). Его первый номер открывало обращение «К женщинам России!», завершающееся призывом «обратиться к попираемым ныне «женским» ценностям» и обратиться к поискам духовной опоры во всех направлениях от религиозно-теоретического, до конкретно-житейского.
Поддержанные с Запада своими коллегами, ленинградские феминистки заявили о себе как о «принципиально новом демократическом сообществе в действии», поскольку критиковали типичную для мужских сообществ (от КПСС до самого российского правозащитного движения) «жажду лидерства со всеми ее пороками», «всевластие гегемонов», «нетерпимость к инакомыслию», «строгую требовательность к низшим по рангу») и ориентировали приверженцев на ценности ненасилия и созидания. Как и русские феминистки «первой волны» (конца XIX века), они при этом не рассматривали свое движение как «антимужское», вслед за либералками начала XX века отрицали феминизм равенства (как дискредитировавший себя в СССР) и обосновывали феминизм различий («развитие женщины во всей красоте и полноте ее пола»). Своеобразием русского феминизма, возродившегося на нелегальных основаниях в 70-х – начала 80-х годов, была его тесная связь с православной ортодоксией (своим символом феминистки считали образ Богородицы), чтоб было реакцией на «равенство бесполых рабов», то есть на издержки атеистической идеологической системы, якобы снявшей с повестки дня «женский вопрос».
1.4 Российский феминизм «второй волны» (конец 80-х годов по настоящее время)
Реформы середины 80-х годов изменили позиции женщины в обществе. Они создали условия для возникновения новых форм женского движения, для рождения множества общественных объединений, которые начали добиваться не просто формально-юридического, но реального гендерного равенства. Абсолютное большинство возникавших и действовавших по сей день организаций, отстаивающих интересы женщин, предпочитало именоваться именно «женскими». Термин «феминизм» и производные от него (феминистка, феминистский) ассоциировались в общественном сознании с чем-то негативным, политизированным, идеологическим, привнесенном с Запада и ненужным России. Это было пережитком советского прошлого, в котором обособленная от общей борьбы пролетариата борьба за права женщин рассматривалась как «буржуазная» и потому бессмысленная.
Первые женские группы, объявившие себя независимыми, начали появляться уже в конце 80-х. Именно они открыто поставили под сомнение «опыт решения женского вопроса в СССР», показав, что он не решен, что женщины даже формально не полностью уравнены в правах с мужчинами, а о фактическом равенстве и вовсе говорить нельзя. Они открыто противопоставили себя существующему в стране партийному диктату, заявив, что никакой «эмансипации женщины» за годы советской власти не произошло; сам термин «эмансипация» оказался подмененным словосочтением «решение женского вопроса» и марксистской теорией освобождения женщины по мере приближения к заветному коммунистическому «завтра». Образующиеся женские группы ставили перед собой конкретные задачи – реже научно-исследовательские, чаще – практические (не случайно среди них было много «Кризисных центров», помогающим преодолеть последствия домашнего насилия, сексуальных домогательств на рабочем месте, «Комитетов солдатских матерей», первый из которых возник как правозащитная организация в 1989 году).