Смекни!
smekni.com

Феномен насилия (стр. 3 из 5)

4. Воздействие традиций

Немалую роль в широком распространении насилия сыграли и политические традиции. Абсолютистский режим, существовавший в России на протяжении веков, не предполагал наличия каких-либо легальных каналов, которые позволяли бы влиять на властные отношения мирными средствами. Отсюда главным способом защиты политических интересов становится политическое насилие: репрессии, перевороты, восстания. На этапе феодальной раздробленности насилие было связано с существованием нескольких центров власти, конкуренцией между ними. Вооруженная борьба между княжествами на Руси обострялась отсутствием четкого порядка престолонаследия на великое княжение. Утверждение централизованного государства со столицей в Москве (середина XV— середина XVII в.) сопровождалось подавлением самостоятельности других княжеств, регионов (например, жесточайший разгром феодальной республики в Новгороде и т.д.). По мнению Г.П. Федотова, «само собрание уделов совершалось восточными методами, не похожими на одновременный процесс ликвидации западного феодализма... Русь становится мощной Московией, однообразной территорией централизованной власти: естественная предпосылка для деспотизма». Российское централизованное государство отличалось мощным военно-полицейским репрессивным аппаратом. Отсюда полное политическое бесправие российских сословий. Для того чтобы держать их под постоянным контролем, была создана система политического сыска. Соборное уложение 1649 г. не проводило различия между преступными намерениями и преступлением. Семьи изменников, в том числе малолетние дети, подлежали смерти, если не доносили властям о затеваемом преступлении. Петр I создал Преображенский приказ, который занимался расследованием политических преступлений. Его деятельность была окружена секретностью, и даже Сенат не мог вмешиваться в нее. В застенках приказа были подвергнуты пыткам и убиты тысячи людей. После периода «просвещенного абсолютизма» Екатерины II, когда дворянство получило некоторые права и свободы, вновь произошло ужесточение режима. При Николае I было создано так называемое III Отделение, которое совместно с корпусом жандармов осуществляло политическую слежку, оплачивая услуги множества соглядатаев. Ужесточилась и цензура. Согласно Уложению 1845 г., не только Попытки изменить существующий государственный строй и порядок управления, но и сама постановка вопроса об этом являлась тягчайшим преступлением. До 1864 г. Россия не имела независимой системы судопроизводства. Юстиция представляла собой ответвление административной системы. Это лишало подданных Российской империи юридической защиты от произвола. Либеральные реформы 1860-1870-х гг. сменились реакцией при Александре III. Министерство внутренних дел, генерал-губернаторы получили чрезвычайные полномочия в борьбе с оппозицией. Будучи до определенного времени эффективной, политическая система полицейского государства становилась затем все более косной, консервативной. Нежелание правящей элиты идти на серьезные политические реформы, которые позволили бы оппозиционным организациям участвовать в легальном политическом процессе, озлобляло многих, подталкивало к экстремистским действиям. Запоздалые, половинчатые политические уступки самодержавия в начале XX в. лишь ослабили правящий режим. Разгоны нескольких созывов Государственной думы подорвали не только доверие к царю и правительству, но и уважение к представительной власти. Это укрепляло позиции крайних политических сил, делавших ставку на насилие. Отсутствие глубоко укоренившихся и развитых демократических механизмов и процедур с необходимостью предопределило замену авторитарного режима царя после Февральской революции 1917 г., но не на демократию, а в конечном итоге на советский тоталитаризм. Масштабы политического насилия значительно возросли, террор и репрессии были возведены в ранг государственной политики. Это объясняется в первую очередь стремлением подавить сопротивление своих противников, ликвидировать любую возможную оппозицию. С помощью насилия предполагалось компенсировать неразвитость объективных предпосылок для радикальных социальных преобразований. Вдобавок, насилие исходило из постулатов «пролетарской идеологии» (апология диктатуры пролетариата, неверие в демократию и т.д.). Очевидно, что политическая практика эффективного (с точки зрения стабильности) тоталитарного режима сформировала в массовом сознании убеждение в том, что насилие — самый простой и короткий путь к достижению целей («Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы»). Распространенность насилия в политической истории России обусловливалась и соииокультурными традициями. Заметим, что на ценностно-нормативную систему общества значительное влияние оказывала этническая психология. Как показывает мировой опыт, она может либо способствовать, либо препятствовать распространению насилия в социальной жизни. Что касается русского национального характера, то, по мнению многих исследователей, его отличает заметная противоречивость. Например, Н.А. Бердяев отмечал, что «для русских характерно совмещение и сочетание антиномических, полярно противоположных начал». Многие исследователи писали о дуализме, присущем русской душе. С одной стороны, русские проявляют на протяжении своей истории удивительную пассивность, терпение, конформизм по отношению к деспотическим режимам, сменявшим друг друга, а с другой — русские отличаются страстностью, стремлением к абсолютному совершенству. Русский человек словно не признает середины. Выдающийся русский философ Н.О. Лосский отмечал у русских недостаток внимания к «средней области культуры». Если они во что-то верят, то готовы отдать этому себя без остатка. Фанатизм веры в русской душе зачастую сочетается с неприемлемостью чужих взглядов, отсюда и возникает ненависть к инакомыслящим и последовательная борьба против них. Вера в свою собственную миссию, нетерпимость к инакомыслящим, как правило, ведут к жестокости, насилию. Так, Лосский писал, что в русской жизни было немало проявлений жестокости. Утрата веры в определенные идеалы приводит к бунтам против всего того, во что человек верил еще вчера. Если русский человек «усомнится в абсолютном идеале, то он может дойти до крайнего скотоподобия или равнодушия ко всему; он способен прийти от невероятной законопослушности до самого необузданного безграничного бунта». О том же свидетельствует и Г.П. Федотов: «Когда становится невмочь, когда «чаша народного горя с краями полна», тогда народ разгибает спину: бьет, грабит, мстит своим притеснителям - пока сердце не отойдет... Бунт есть необходимый политический катарсис для московского самодержавия, исток застоявшихся, не поддающихся дисциплинированию сил и страстей». Такими были крестьянские бунты — стихийные, жестокие, лишенные каких-либо четких политических целей и перспектив. Это были бунты не во имя свободы, а во имя воли, понимаемой как анархическая освобожденность от всех обязанностей, некий разгул души.