Методологическая ориентация является одним из главных элементов теории для любой науки. Многие остальные утверждения являются следствиями однажды выбранной ориентации. Юн Эльстер показал некоторые из этих следствий: «Два методологических подхода, которые привычно ассоциируются с именами Адама Смита и Эмиля Дюркгейма, демонстрируют одно из наиболее устойчивых расхождений в позициях общественных наук. Речь идет об известном противопоставлении: homo economicus и homo sociologicus. Предполагается, что первый из них руководствуется принципами инструментальной рациональности, в то время как поведение второго определяется социальными нормами. Первого увлекает перспектива вознаграждения, а второго подталкивают в спину квази-инерционные силы. Первый – всегда стремится улучшить свое положение и приспосабливается к изменяющимся условиям. Второй – нечувствителен к обстоятельствам и не отклоняется от стереотипов предписанного поведения, даже если появляются новые и бесспорно лучшие варианты. Первого легко изобразить в виде самодостаточного асоциального атома, а второго – как бездумную игрушку социальных сил». Рассмотрим их подробно.
Из разных методологических ориентаций моделей следует их различие по такому основанию как предположение относительно детерминантов человеческого поведения. Проще всего объяснить причины своего поведения социологам: «Модель социологов приписывает автономию и главенствующую роль обществу, т.е. социальным институтам, нормам и правилам поведения. Она предполагает, что индивид противостоит социальным организациям, которые оказывают влияние на его поведение, но сами находятся вне его влияния» [3, с. 58]. Иными словами, если спросить социолога, почему человек поступил так, а не иначе, он наверняка ответит: «Таковы требования социальных норм» или «Таковы образцы поведения, усвоенные им в процессе социализации» – то есть он в своём объяснении сошлётся на общество.
Экономисты, отказавшись считать общественные организации детерминантами индивидуального поведения, вынуждены были изобретать теорию, которая бы указала на них. Они не могли просто проигнорировать их отсутствие и оставить такое положение без внимания, ведь именно причины поведения во многом определяют его характер. Отказавшись искать детерминанты поведения вне человека, экономисты нашли их внутри, предложив психологическое объяснение истоков деятельности. Действительно, определенные научные психологические концепции всегда фигурировали среди научных предпосылок ученых-экономистов [13, с. 80]. Такие концепции были уже у основателя политической экономии Адама Смита. Как говорил У. Митчелл, «он считал само собой разумеющимся «постоянное, последовательное и не исчезающее стремление каждого человека улучшить своё состояние» [13, с. 84]. Однако и Смит, и Мальтус, и Рикардо, закладывая фундамент экономической теории уделяли мало сознательного внимания психологии [13, с. 84]. Одним из первых, кто чётко сформулировал модель человека, впоследствии с некоторыми изменениями принятую в основное течение экономической науки, был английский философ Иеремия Бентам. Отсюда одно из названий экономической модели человека: бентамовский гедонист. В своём курсе лекций У. К. Митчелл отмечал, что «Бентам выразил наиболее ясно концепцию человеческой природы, преобладающую среди его современников (а их было два-три поколения). Он помог понять экономистам понять, о чём они говорят».
В чём же заключалась концепция Бентама? Целью любого человеческого действия Бентам провозгласил стремление к благосостоянию; её мотивом – страдания и наслаждения. Именно стремление избежать страдания и достичь наслаждения, считал он, определяют на выбор людей.
Причём Бентамовский человек принимает во внимание только свои страдания и свои наслаждения, руководствуется только собственными интересами. Бентам признавал и альтруистические мотивы, но не верил в их искренность и полагал, что за ними скрываются те же эгоистические удовольствия, например, от хорошей репутации, сопутствующей альтруистическому поведению [9, с. 84]. В этих характеристиках проявляется гедонизм и эгоизм Бентамовского человека (эгоизм был свойственен экономическому человеку ещё со времён Адама Смита, который говорил, что мы получаем свой обед не от благожелательности мясника и булочника, а от их эгоизма). Они же позволяют ему давать оценку будущих поступков исключительно по результатам, а не по исходному замыслу. «В этом смысле экономический человека и по сей день остаётся утилитаристом», – замечает Автономов. Т Веблен, характеризуя гедонистическую концепцию человека, говорит, что «это представление о нём (о человеке) как о субъекте, бесконечно рассчитывающем ощущения удовольствия и боли, колеблющимся как гомогенный сгусток желаний счастья под импульсом стимулов, которые заставляют его перемещаться, но сохраняют его целостность».
В бентамовской модели человека прослеживается ещё одна важнейшая черта – рациональность. Она является следствием признания Бентамом того, что каждый человек в состоянии производить все те арифметические действия, которые нужны ему для получения максимума счастья. Т. Веблен также отмечает, что согласно догмату гедонизма «и другим психологическим концепциям, связанным и соотносящимся с ним, человеческое поведение понимается и интерпретируется как рациональный ответ на запросы и нужды человека в тех или иных ситуациях. <…> Обычный человек считается дальновидным и прозорливым в оценке будущих чувственных выгод и потерь. Таким образом, точность и аккуратность, с которыми осуществляется приспособление величины досадных издержек, связанных со страданиями, к ожидаемым будущим выгодам, а также внимательность и восприимчивость при реакции, если и имеют межличностные различия, то незначительные. Никакие другие основания, принципы или направления поведения, отличные от этих рационалистических расчетов, в поле зрения экономических гедонистов не попадают» [15]. Подробнее рациональность будет рассмотрена ниже.
Гедонистическая концепция Бентама настолько хорошо отвечала нуждам экономистов, что первоначально она влилась в экономическую теорию без каких-либо изменений. Лишь наследство английского утилитариста было переосмыслено и в его теорию внесли некоторые изменения. Однако, как было показано выше, в чертах неоклассического экономического человека и сейчас видна наследственность, доставшаяся ему от знаменитого предка – Бентамовского гедониста, эгоиста и утилитариста.
Только почти через двести лет, когда психология ушла далеко вперёд и гедонистическая концепция безнадёжно устарела, институционалисты предприняли попытку привести экономического человека в соответствии с новыми стандартами. Об их попытке можно прочитать в третьей главе.
Предпочтения и ограничения – необходимые составляющие модели человека в экономической науке, т. к. это – две группы факторов, обуславливающих выбор человека из нескольких альтернатив, который он обязательно (по неоклассической теории) должен совершать по причине ограниченности ресурсов. При полной обеспеченности ресурсами, проблема альтернативного выбора просто бы не стояла. Предпосылку об ограничениях и предпочтениях можно рассмотреть подробнее, разбив её ещё на несколько более мелких следствий.
Во-первых, экономическая теория однозначно утверждает, что у человека существуют определённые предпочтения [16, с. 12]. Но даже это основное утверждения не является совершенно точным, т. к. оно исключает из рассмотрения целый ряд ситуаций: существуют индивиды, которые порой испытывают трудности при выборе.
Во-вторых, неоклассики полагают, что изменяются только ограничения, такие как цена, доход, а предпочтения носят экзогенный, внесистемный характер, и, следовательно, рассматриваются как фиксированные [9, с. 10]. Такой взгляд на предпочтения объясняется тем, что при допущении их эндогенности, модель человека была бы бесполезна, т. к. изменением предпочтений было бы возможно объяснить всё, что угодно, и основные ограничения (доход, цены) можно было бы исключить из рассмотрения. Важнейшим следствием этого свойства является абстрагирование от процесса формирования предпочтений и невнимание к природе человека. Неоклассики считая, что поведение определено сложившейся системой предпочтений, совершенно не интересовались, как она формируются. Другим следствием является неправильное представление о человеке, под которое не попадают индивиды, чьи предпочтения меняются под воздействием сиюминутных эмоций, а таких, видимо, не мало.
В-третьих, в неоклассической экономической теории подразумевается, что на предпочтения индивида не могут оказывать влияние социальная группа, члены его семьи, друзья, реклама [16, с. 13]. Но это, разумеется, не так. Зачастую именно следуя мнению своего окружения человек совершает определённый действия: он может пересмотреть свои планы относительно покупки товара, если услышит плохой отзыв о нём своих друзей, или, наоборот, ещё больше утвердиться в своём мнении, увидев красочную рекламу, показывающую тот же самый товар в самом выгодном свете. И всё бы ничего, если бы ни мнение друзей, ни информация из рекламы были бы абсолютно правдивы и беспристрастны: в таком случае они бы просто выполняли функцию донесения информации до потребителя. Но несоответствие неоклассической теории с реальностью начинаются постольку, поскольку эта информация часто является ложной, что вносит не учитываемые неоклассическими уравнениями помехи.