Для обновления социологии, однако, важно, что на исходе советской эпохи научное знание о советском обществе с теоретической и информационно-фактической точек зрения выражалось метафорами "белое пятно", "черная дыра". "Развитой социализм". "ускорение", "перестройка" отражали размашистость выдвигавшихся планов ускоренного движения вперед, непонимание реальных условий среды, в которой эти действия намечались к проведению. Поспешный пересмотр ряда позиций после 1989 г., некоторые осторожно сформулированные обновленные подходы оказались не востребованными. Возобладало "незнание", о котором предупреждал Андропов, - мнения, убеждения сомнительной достоверности. Началось вторжение через СМИ в общественное сознание метафор и мыслей, вращавшихся вокруг бездумно повторяемых, часто компенсируемых агрессивностью формул типа "элиты", "тоталитаризм", "реформы", "обновление", "Россия, которую мы потеряли" и т.п. В дальнейшем негативным социальным фактором стала легковесная пропаганда в СМИ сенсационных субъективистских концепций, - сродни "ледоколу" В. Суворова. Таких примеров, к сожалению, слишком много. В условиях нарастающей роли электронных средств информации, Интернета, резко повысилась степень манипулирования историческим знанием. Создалась перспектива сталкивания крупных социальных слоев в виртуальное сознание, дезориентированное поведение. Корпорация историков не консолидирована, затруднено оформление консенсуса взглядов на последние десятилетия 20-го века в СССР и вокруг него, а затем в России.
Социологам ясна важность социальных фактов. Редакция журнала "Социологические исследования", когда либерализация доступа к ранее секретным архивам породила "архивную лихорадку", создала рубрику "Архивы начинают говорить". Публиковались важные для понимания социальной структуры, процессов советского времени с научными комментариями материалы об особенностях менталитета, поведения социальных групп [17], облике и мотивациях руководящего слоя СССР, аналитические данные о депортациях этнических и социальных групп, массовых репрессиях, перемещенных лицах [18]. Но ответ на вопрос "что?" (установление факта) переходит в вопросы "как?", "почему?". Сменившая ее рубрика "Историческая социология" пытается на них отвечать. Редакция журнала привлекает внимание к монографическим исследованиям о прошлом России и СССР, в которых есть попытки выявлять социологически важную проблематику [19]. Понимание недавнего прошлого, однако, далеко от потребностей. Осмысливание актуальной проблематики российской истории, к сожалению, удел малотиражных изданий. Современным исследователям российского общества трудно сделать прошлое доступным, понятным, используемым, учитываемым в актуальной практической деятельности. Трудность эта предметна.
Едва ли целесообразно разбирать меру исследованности конкретных событий или этапов истории России. Социологу важен весь релевантный исторический материал для анализа современности, сравнения тенденций, специфических для России и характерных для других стран, проверки "больших" теорий. Между тем, в последние годы по отечественной истории относительно мало исследований второй половины XX в.; робко ставятся общие вопросы исторического процесса в России.
Социологическая актуальность нашего прошлого очевидна. Мало исследованными, полными парадоксов остаются институты - опоры советского строя, активные и теперь - в измененных видах. Это партия, не противодействовавшая собственному запрету. Силовые ведомства, вначале ключевые в реализации установки на мировую революцию, затем стали ключевыми по доле расходов и во все большей, но неясной мере, по влиянию в политике: не исследованы их "интеракции". Не выяснены эволюция института "союзная республика" (специально - РСФСР, ключевого звена Союза). Парадокс института "колхоз": насильно, казалось, навязанный, всеми проклятый, он устоял, даже в Украине, особенно пострадавшей во время голода 30-х гг. Коминтерн - орган мировой революции, вырождается в малозначимый инструмент советской внешней и военной политики, сохранившись как миф о мировом революционном процессе.
Среди социальных проблем слабо проанализирована урбанизация с ее ощутимыми сейчас последствиями. Рабочие, в массе вчерашние крестьяне, резерв и опора партии, не поддержали в августе 1991 г. КПСС: крестьянство стало основой "красного пояса". Дискутируемая проблема современной элиты требует уточнить исходный материал советского времени: "новый класс", "номенклатура", "бюрократия". Истоки гендерных пли этносоциологических проблем, характер и особенности (типология) этноконфликтов частью уходят в советский период. Динамика девиантного поведения, криминальности и коррупции частично коренится в повседневном бесправии, низком правосознании, грубых нарушениях законности и смыкании частника ("прото-бизнесмена") с криминалом в "тюремных университетах". Попутно подчеркнем, что проблемы преступности и коррупции в современной России понять без историко-социологического знания трудно. Ситуацию здесь часто сравнивают со средневековьем. И в этом сравнении истины больше, чем подозревают говорящие об этом. Как показывает анализ феномена силового предпринимательства, (см. статью В.В. Волкова в № 1 за 1999 г. нашего журнала), круг задач создания рыночной экономики, который стоит сейчас перед Россией, должен был решаться в средние века. Поскольку они не были решены, их решать приходится - с сопровождающими начальный период становления рынка явлениями.
Среди историко-социологических проблем экономической сферы важен вопрос вознаграждения за труд. Функция зарплаты в России и СССР была деформирована: работник не получал регламентированной и понятной части созданной стоимости. "Жалованное" сверху в сознании и поведении работника не связывалось с количеством и качеством труда, подрывая трудовую мотивацию, отношение к труду, трудовую мораль, обратной стороной стала популярная ныне "халява". Вероятно, в массовом сознании предприимчивость, интенсивный труд наталкиваются на укоренившийся ментальный барьер отсутствия связи качественного личного труда с вознаграждением и уровнем жизни. В духовной сфере (наряду с последствиями войн и лишений) не изучены метаморфозы патриотизма, его взаимодействие с национальным, этническим, интернациональным. Даже не поставлены как предмет исследования человеческие последствия и аспекты Великой Отечественной войны, потерь и лишений, — массовое одиночество женщин, сиротство, безрадостное существование пожилых, переживших утрату детей.
Это некоторые вопросы из сферы "что?". Что касается "как?" и "почему?", предстоит посмотреть на историю СССР в компаративном плане (применимы они или нет) ряда социологических, обществоведческих теорий. Структурно-функциональный анализ советской системы властвования вероятно, подтвердит малую применимость формул Парсонса к процессам перемен. Взгляды Дюркгейма на интеграцию и солидарность в индустриальном обществе в определенных пределах плодотворны и в применении к судьбе советской системы. Коммуникационная теория общества и власти (Н. Луман и др.) может обнаружить отсутствие в СССР ключевого элемента современной жизнеспособной политической системы. Разрывы "коммуникации" между властью и народом, обществом, интеллигенцией, случавшиеся в уходящем столетии, несут и более общий урок. Тип взаимоотношений общества и государства в России пора менять, он не может сохраняться прежним. Власть, в соответствии с Конституцией РФ и по природе - публичный институт, институт общества. Может быть, это главный социологический урок социальной, политической, военной, экономической, духовной и иной истории страны в XX в. Наконец, на это указывают некоторые публикации социологов о грядущих глобальных переменах, возможно, актуальными в обновленном виде будут идеи социализма, интернационализма.
В несколько ином ракурсе проблемы ИС возвращают современника к тем классикам социологии, кто ратовал за сближение истории и социологии. Между социологией н историей существует некая диалектическая взаимосвязь: многообразие подходов к ИC, возможностей ее использования связано с конкретным пониманием социологии как науки. "Разным социологиям" соответствует разная ИС. Возможно, специализация. дифференциация научных дисциплин уходит в прошлое: информационная революция делает сбор эмпирических данных на порядок доступнее, чем сейчас; взаимоотношения некоторых общественных дисциплин могут перейти в плоскость формирования "социальной науки" о прошлом, настоящем, будущем общества.
Историческая социология России прошлого позволяет выйти на более глубокие пласты современных проблем. Так. Октябрь 1917 года (казалось бы, какой период нашей истории исследован лучше?) можно считать попыткой большевистских лидеров "забежать" вперед (см. статью А.П. Бутенко в № 6 за 1999 г. нашего журнала) при отсутствии предпосылок социализма. Но "забегание" могло стать и результатом просчета в отношении мировой (европейской) революции, или уже начинавшуюся европейскую революцию (Германия) остановил эффект (среди других факторов опыта социалистической революции в России, оттолкнув пролетариат Европы от по пытки взятия власти.