Но мода не просто приобщает индивида к наличным социальным и культурным образцам. Эта функция осуществляется посредством оппозиции, противопоставления “старомодным”, т.е. непосредственно предшествующим модным, стандартам. Воспроизводя одни стандарты, индивид в тоже время отвергает другие. Подражая одним референтным группам и индивидам, участник моды одновременно стремится отличаться от других референтных групп и индивидов. Это сочетание слияния с одними значимыми другими и отличия от других значимых (в отрицательном смысле) других способствует формированию и укреплению «Я» индивида, его личностной идентичности, самосознания.
Таким образом, мода служит одним из средств символизации, формирования, укрепления «Я» индивида, причем преимущественно в демонстративной форме. Но мода играет важную роль и в тех случаях, когда индивид испытывает потребность “скрыть” свое «Я», раствориться среди других индивидов. Воспроизведение модного стандарта в период его наибольшей распространенности, привычности позволяет индивиду сделаться незаметным, раствориться среди других участников моды.
Мода также может являться средством самоутверждения и самореализации, что особенно актуально для тех индивидов, которые по тем или иным причинам или на том или ином этапе своего жизненного пути не находят иных средств для этого. Активное участие в моде в этих случаях становится компенсацией иных социально санкционированных путей личностного самоутверждения. Если индивид не находит себя в профессиональной, творческой, социальной и других сферах, мода становится для него самодовлеющим способом утверждения своего «Я» и усиления его привлекательности для других.
Особенно важна эта функция для индивидов с неустойчивой психикой, для которых собственное «Я» представляется проблематичным и нуждается в постоянном подтверждении своей реальности, устойчивости и привлекательности. Американский лингвист и социолог Э.Сепир особенно отмечал эту функцию моды в своей работе «Мода», вошедшей в сборник «Энциклопедия социальных наук», выпущенный в Нью-Йорке в 1931 году. [4]
Мода является также одним из социально-значимых средств личностной идентификации, что так важно для молодого поколения, еще формирующего свое самосознание и ищущего свое положение в обществе.
Мода несет в себе также функцию определения престижности тех или иных предметов и явлений, причем этот фактор может способствовать как их повышению, так и понижению. “Вхождение в моду” и “выход из моды” означают соответственно повышение или понижение престижа определенных культурных образцов и обозначаемых ими ценностей. Правда, поскольку мода - далеко не единственный фактор престижа, вышедший из моды образец может сохранять высокий престиж благодаря другим факторам, например традиции. В таких случаях эффективность престижной функции в этих факторах должна быть по крайней мере не ниже, чем в моде.
Кроме того, мода способствует также и психофизиологической разрядке, что особенно значимо в современном постиндустриальном и урбанизированном обществе, где для ряда индивидов предлагается монотонность многих производственных процессов, однообразие городской среды, стандартный характер промышленной продукции и так далее.
Например, для архаического общества смена времен года была весьма ощутима, но та же смена времен года не в такой мере чувствуется современным жителем промышленного города, проделывающим один и тот же путь от работы домой на автомобиле.
Мода может быть одним из ответов на насущную потребность в психофизиологической разрядке, особенно актуальную в связи с монотонностью, эмоциональной бедностью, однообразием повседневной жизни современного горожанина. Одни функции моды действуют на уровне целого общества, в то время, как другие действуют на уровне индивидуальных социальных потребностей человека. Социальные функции моды были подробно описаны в 60-е годы 20 века в работе американского социолога и социального психолога Г. Блумера «Мода: от классового дифференцирования к коллективному выбору», также вошедшей в сборник «Энциклопедия социальных наук». [5]
Мода и социальные институты общества
Эти черты моды не являются исчерпывающими, и моде, как многогранному явлению, могут быть свойственны также черты, препятствующие социальной адаптации членов общества к изменившимся условиям существования (дисфункции), но, все-таки социальные функции являются преобладающими. Мода соответствует глубоким потребностям социального организма в целом и отдельных его подсистем, включая экономику и культуру.
Мода тесным образом переплетается с различными социальными институтами общества: экономическими, политическими, нравственными, образовательными и прочими, но все же последние играют в современном обществе главенствующую роль, определяют его сущность и облик. Именно они определяют в современную эпоху сходства и различия между различными социальными системами. Они же определяют и денотативные ценности такой формы социальной регуляции, как мода.
Значения модных стандартов, их интерпретация и реальное воздействие зависят от того, на какую институциональную почву они попадут. Но с развитием современного общества было бы ошибкой считать, что мода окончательно вытеснит обычаи и традиции из жизни людей. Нередки случаи, когда различные институты общества реализуют лишь установки, заданные обычаями. Даже в одежде, которую мы привыкли, и не без основания, считать царством моды, обычай занимает все же немаловажное место. Например, само слово «костюм» происходит от латинского слова «обычай». Базовые культурные образцы в одежде, по существу, выступают в роли обычаев.
К примеру, фасоны брюк изменяются под влиянием моды, но само по себе ношение брюк как таковых — это обычай. Некоторые социальные системы даже в современном обществе выполняют роль хранителей обычаев – в таких системах влияние моды значительно ослаблено. Так, в современной России, в деревнях, расположенных вдали от крупных городов, жизнь в значительной степени регулируется обычаями, чем модой. Вместе с разоблачением моды и воспеванием обычая в этой идеологии прослеживаются и уже знакомые нам черты управляемых обычаем традиционных обществ: отрицательное или настороженное отношение ко всяким нововведениям (мизонеизм) и «чужакам» (ксенофобия), постоянное стремление делить социальный мир на «мы» и «они».
О тесной взаимосвязи отрицательного отношения к моде, к нововведениям и к чужакам (внешним и внутренним), о взаимозависимости традиционализма и ксенофобии свидетельствуют воззрения многих консервативных мыслителей разных стран и эпох. Так известный русский историк Н. Я. Данилевский (1822—1885), обосновывавший превосходство «славянского типа» перед другими культурно-историческими типами и проповедовавший борьбу с «тлетворным влиянием» Европы, резко отрицательно относился к моде, связывая ее с праздностью и пустотой светского общества, особенно женской его части. Сложные философско-исторические построения соседствуют у Н. Я. Данилевский с примитивным этноцентризмом и вульгарными этническими стереотипами. Так изменчивость моды по Данилевскому, во многом зависит от того, что «управление модами попало в руки французов, народа легкомысленного и переменчивого
по преимуществу». [6]
Неудивительно, что его общие философско-исторические воззрения подверглись критике столь разных мыслителей, как В. Соловьев, Н. М. Михайловский и Н. И. Кареев, увидевших в его концепциях разрыв с гуманистической и интернационалистской традицией русской культуры.
Обычай несет в себе функцию сохранения ценностей общества, мода же, в противоположность обычаю, несет в себе функцию изменчивости. Для нормального развития общества опасен перекос как в одну, так и в другую сторону. Например, при тоталитарных политических режимах, в которых осуществляется сакрализация «Единого народа» и его «врагов» («мы» и «они»), насаждается культ власти и вождей, выступающих от имени народа.
В период третьего рейха в Германии и сталинского террора в СССР всякие проявления моды, будь то одежда или изобразительное искусство, оказывались под подозрением. Широкое распространение в то время получили разного рода униформы. Униформе отводилась роль обозначения группы индивида, придания ему определенного статуса, и всяческое подавление индивидуальности.
Но не следует смешивать подавление любого нового начала, стремление к унификации общества с сохранением некоего «ядра» базисных ценностей, необходимых для нормального функционирования индивидов, групп, да и всего социального общества в целом. Существуют как ценности, одинаково важные для всего человечества (например, Всеобщая декларация прав человека), так и ценности, существенные для каждого социального организма. Поэтому вторжение моды в эту область наталкивается на сильное противодействие. То, что по-настоящему дорого человеку как индивиду и социальному существу, не сменяется подобно модным стандартам и не может базироваться на таких первичных ценностях моды, как игра или демонстративность. Если бы ежегодно или даже раз в столетие обновлялись фундаментальные представления об общечеловеческих нормах нравственности, о ценности человеческой личности, о справедливости, милосердии и других результатах социального опыта человечества, то человеческая жизнь была бы невозможна. Она и становилась невозможной, когда подлинно священные ценности начинали подвергаться ломке, хотя и не под влиянием моды, но под воздействием разного рода утопий, призывавших к решительному пересмотру всего и вся и требовавших заставить «неразумное» человечество или «несознательный» народ сразу стать счастливыми.