Вузовские дипломы - эти "верительные грамоты" [1] помогают определять современный общественный строй, в средневековом смысле слова ордо,как набор различий - временных и вечных, мирских и небесных, дающих несопоставимые степени благ женщинам и мужчинам не только путем размещения по разным позициям, которые и создают социальную структуру, но также, что еще важнее, изображая существующие неравенства между ними как неизбежные необходимости, порожденные талантом, настойчивостью и желаниями индивидов. Именно поэтому культурный капитал, хотя его накапливает и передает в основном семья, выглядит качеством личности его носителя. Тот факт, что он "позволяет сочетать престиж прирожденной собственности с заслугами достижения" [4, р. 245], делает его уникально пригодным для легитимации сохраняющегося наследования социальных привилегий в обществах, олицетворяющих идеалы демократии.
И не случайно объектом анализа Бурдье становится эффект социальной алхимии.Посредством ее некая социальная иерархия лицемерно представляет себя тем, кого она возвышает, в не меньшей мере, чем тем, кого она подвергает эксклюзии, шкалой человеческого совершенства. Исторически случайный социальный порядок, кореня щийся в материальности экономической и политической власти, преобразует себя в нечто, предъявляющее все внешние атрибуты благородства и ума. Под таким углом зрения, получение элитного диплома является не столько "ритуалом допуска", по Ван Геннепу [2], столько ритуалом института[5, р. 117-127]: оно не столько отделяет "прежде" от "потом", сколько поднимает вверх тех, кому назначено занимать видные общественные позиции, и отделяет их от тех, кем они будут править. Оно будит почитание и освящение в самом прямом смысле слова, то есть делает их священными (всем, кто видел церемонию вручения дипломов в крупных университетах Британии или США, не могло не броситься в глаза архаичное религиозное ощущение, которое восхитило бы Робертсона Смита ). [3]
Марк Блок в свое время усматривал в "распространении практики церемонии про изводства в рыцари" средневековый "симптом глубокой трансформации понятия рыцарства" [6, р. 437]. Бурдье тоже утверждает, что распространение образовательных титулов, как предпосылка восхождения на вершины частных корпораций и государ ственных бюрократий, означает консолидацию нового способа доминированияи соответствующую трансформацию системы стратегий, посредством которых правящий класс сохраняет и маскирует себя, но ценой быстрой, непрерывной метаморфозы.
В феодальном обществе отношения между преходящими и духовными полюсами власти приняли форму относительно простой дуальной, но взаимодополняющей оппозиции воинов и священников, военной и церковной властей, носителей меча и носите лей Слова. С учреждением формально рационального государства и ростом значимости "второго капитала" (оба капитала по гипотезе Бурдье - взаимосвязанные истори ческие изобретения) антагонистичную пару заменила неимоверно сложная сеть перекрещивающихся связей множества полей, в которых отныне разные формы социальной власти реально циркулируют и сосредоточиваются. Сеть взаимозависимо стей, соединившая их в особую общность, Бурдье называет полем власти(понятие введено в начале 1970-х, но впервые разработано в рассматриваемой работе и теоретически, и эмпирически). Эта сеть простирается от экономического поля на одном конце до поля культурного производства, на другом [7]. Промышленник и художник XIX в., менеджер и интеллектуал ХХ-го века во Франции персонифицируют доминирующий и доминируемый полюса поля власти.Между ними в симметричном и обратном порядке в зависимости от сравнительного преобладания, который они обеспечи вают экономическому или культурному капиталу, выстроены поля политики, высшей государственной службы, свободных профессий и университетов.
По мере диверсификации видов капитала и умножения автономных полей (эти две посылки для Бурдье - равнозначные концептуальные обозначения единой эпохальной тенденции, поскольку капитал и поле взаимно определяют и уточняют друг друга), по мере того, как более очевидная "механическая солидарность" слабо дифференцированных и взаимозаменяемых сил уступает место усложненной "органической солидарности" вполне разделившихся и несопоставимых форм капитала, - растут напряженности, грозя вылиться в столкновения. Ибо то, что разнообразные формы капитала отныне создали формулу доминирования, означает необходимость считаться с различными принципами социального первенства и легитимности, примирять их. Ставкой в этой борьбе среди доминирующих (ее часто ошибочно принимают за конфронтацию правя щих и подчиненных классов) является относительная ценность и мощь соперничающих видов капитала, в частности, устанавливаемые "обменным курсом" валют экономики и культуры.
Именно здесь и нужно рассмотреть системуэлитных учреждений высшего образования. В обществах, характеризуемых соприсутствием и соперничеством разных форм власти, во все большей мере полагающихся на конвертирование в "верительные грамоты" как средство увековечить себя, эта система не только гарантирует предпочтительный и быстрый допуск к командным позициям сыновьям предков, их уже монополизировавших (полная принадлежность к знати, особенно по крови или дипломам, в сущности, прерогатива мужчин). Высокая степень автономности и внутренней дифференциации такой системы, соответствующая антиномии между деньгами и культурой, организующей все поле власти, - обеспечивает ей также "разминирование" нарождающихся конфликтов путем признания и вознаграждения претензий на научные и социальные отличия.
"Интеллектуальные школы", такие как "Высшая нормальная школа", - питомник верхнего слоя французской интеллигенции; и Бурдье - один из их выдающихся питомцев. Они привлекают в основном студентов, которые наиболее сильно тянутся в эти школы, так как, прежде всего, их наклонности воплощают тот вид капитала, который эти школы требуют от детей из культурной части буржуазии. В этот слой они и воз вращаются. Учреждения, призванные готовить капитанов промышленности и государства, такие как "Школа высших коммерческих исследований" и "Политехническая школа", - это, прежде всего, заповедник студентов, вышедших из экономически богатой части высшего слоя буржуазии Франции. Между этими двумя полюсами пространства элитных школ Франции находится "Национальная школа администрации", из которой градом сыплются члены кабинета и высшие госслужащие. Она смешивает два вида компетентности - культурную и экономическую, рекрутируя студентов, семейное наследство которых обычно сочетает редкие "верительные грамоты" и старое богатство.
Обеспечивая раздельные пути передачи привилегий и признавая соперничающие, даже антагонистические, притязания на превосходство в рамках своего ордена, поле элитных школ изолирует и успокаивает разные категории наследников власти, обеспечивая лучше, чем какой-либо иной способ, мир с подчиненными (paxdominorum), -неотъемлемую часть дележа добычи гегемонами. Поэтому не отдельные учреждения, а все поле (то есть, пространство объективных отношений), образованное ими, обеспечивает именно то самое поле (quafield)воспроизводства меняющейся матрицы смоделированных различий и расстояний, формирующих социальный строй. Непосред ственным, конкретным объектом труда "Государственная знать"стали структура и функционирование самого верхнего эшелона французской системы высшего образования, его связи с буржуазией, с верхушкой корпораций страны. Его глубинной теоретической целью является разработка, - наряду с эмпирической демонстрацией одной из ее исторических версий, - модели общественного разделения труда в сфере господства, применяемой в передовых обществах, где разнообразные формы власти сосуще ствуют и соперничают за верховенство.
Предельная централизация и высокая социальная селективность, коренящиеся в долговременных связях между разными классами, в государственном строительстве и образовании, а также в разделении университетов и "Гранд школ", готовность, с которой освящается мирской (то есть, буржуазный) культурный багаж, и вытекающая от сюда жесткость - все это делает систему образования во Франции подходящей терри торией для раскрытия неочевидной связи науки с классами общества и двуликой связи обоих полюсов поля власти посредством молчаливого согласия/конфликта. Специфика эмпирического материала не должна отвлекать от более широкой применимости аналитической рамки, использованной для его обработки. Правильно понятая, "Государственная знать"дает системную программу исследования любого национального поля власти, конечно, если американский (британский, японский, бразильский и т.д.) читатель попытается создать, путем аналогичных суждений, организованный набор гипотез для компаративного исследования в собственной стране [8].
Бурдье утверждает, что организация современного правящего класса, опыт исторического состояния разделения труда между материальным (экономическим) и сим волическим (культурным) капиталом [9], его наложение на поле элитных школ, разъединяющее и переплетающее обоих, - характерно для всех передовых обществ. Но эта скрытая структура противостояния принимает феноменально различные формы в разных странах в зависимости от ряда пересекающихся факторов, включая историческую траекторию формирования (высшего) класса, структур государства и контуров системы образования в обществе в изучаемое время. И Бурдье предполагает, что рост "нового капитала" везде превращается в сдвиг способов воспроизводства от прямого,когда власть передается, по сути - в рамках семьи, через экономическую собственность, к опосредованному школой воспроизводству, где наследование привилегий одновременно осуществляется и преобразуется благодаря пересечению с институтами образования. Но, опять-таки, все правящие классы прибегают к обоим способам одновременно. Бурдье взял на себя труд показать, что ростотносительноговеса культурного капитала никоим образом не отменяет способности экономического капитала автоматически расширяться. И частичное предпочтение одного или другого будет зависеть от системы инструментов воспроизводства и от конкретного баланса власти между разными фракциями, связанными с тем или иным способом передачи капитала.