Постиндустриальные разнообразие и плюрализм, возводя в норму равноценность и равноправие, неизбежно приводят к отрицанию любого центра и периферийных слоев. Это предельно мобильное общество, для которого характерны «мозаичность», перманентная смена центров притяжения и подвижность связей и зависимостей.
Сложность, а порой и невозможность для человека постиндустриального общества сделать в мозаичном социокультурном пространстве правильный для себя выбор является одной из причин «стирания граней» между различными субкультурами и противоположными сущностями. Ярчайшим примером такого «стирания граней» может служить столь распространенный в молодежной субкультуре «унисекс», достаточно распространенный стиль в одежде, поведении и образе жизни, не признающий различий между полами. Однако появление «унисекса» и подобных ему «симбиозов» лишь фиксирует происходящее переструктурирование общества по иным принципам, не опирающимся на бинарные оппозиции (день/ ночь, зима/лето, мужчина/женщина, истина/ложь, субъект/ объект, черное/белое, норма/отклонение, вещь/знак и др.). Не ведет ли это к обезличенности людей, потери самости? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет. Но проследить и говорить о происходящих изменениях уже возможно.
1.2. Молодежная субкультура как способ самоидентификации и социализации
Одними из первых изучать молодежную субкультуру стали ученые Соединенных Штатов Америки. И на то была серьезная социально-историческая причина: молодежная субкультура как феномен впервые появилась в США. В то время когда европейские страны, Советский Союз, Япония, а также другие (экономически менее развитые) страны восстанавливали разрушенное хозяйство, США шли по пути развития собственного индустриального общества, превращая его в постиндустриальное. И в результате эта страна первой столкнулась с феноменом молодежной субкультуры.
Появление молодежной субкультуры в США приходится на 50-е годы XX столетия. Как впоследствии и в других индустриально развитых странах, начавших переход к постиндустриализму, ее первые представители были по возрасту старше тех, кто подхватил у них эстафету в последующие десятилетия. Окружающие скорее недоумевали, чем относились к ним серьезно. Вот почему в те годы обширные исследования молодежной субкультуры не проводились, и о первых представителях молодежной субкультуры, битниках и хипстерах, стали задумываться уже постфактум, а основные исследования феномена молодежной субкультуры пришлись на 60—70-е годы XX столетия - на период так называемой Студенческой революции, а также «выхода» из нее.
Одной из главных причин выхода молодежной субкультуры на социально-историческую авансцену стало резкое увеличение периода обучения, необходимого подрастающему поколению индустриально развитых обществ для овладения будущей профессией. Речь идет о необходимом, обязательном образовании. Если в доиндустриальных обществах и были отдельные люди, которые тратили массу времени на получение образования, то, как правило, это был их собственный выбор, а вовсе не общая социокультурная ситуация вынуждала их это делать. В современных же индустриально развитых и постиндустриальных обществах молодые люди практически не имеют такого выбора: молодые люди вынуждены длительный период своей жизни тратить на образование. Часть молодых людей получение образования воспринимает как обузу и повинность и не связывает его со своей будущей взрослой жизнью[15].
Но сама по себе «затянутость» периода обучения в индустриально развитых и постиндустриальных обществах - необходимое, но не достаточное условие для появления феномена молодежной субкультуры. Появление в XIX веке серийного производства привело к необходимости обучать всех. Резкое усложнение социокультурной ситуации и ускорение темпа социальных изменений оборачивается появлением социально-демографической группы «молодежь», основным занятием которой становится обучение.
Итак, следствием индустриализации, а затем и перехода ряда обществ к техногенной ступени развития - к индустриально развитой стадии - стало появление большого количества людей молодого возраста, которые вынуждены были длительное время учиться жизни в окружавшей их социокультурной действительности. Но этот переход имел и другие последствия. По мнению американского футуролога, социолога и философа А. Тоффлера, ускорение темпов жизни рождает чувство эфемерности как нового качества «скоротечности» повседневного бытия, нарастание ощущения мимолетности и непостоянства всего. Если в прошлом идеалами были прочность и долговечность, то теперь господствует принцип «использовал — выбросил»; причем этот принцип распространяется на отношение человека не только к вещам, но и к людям, идеям, представлениям, понятиям и т.п.
На это накладывается еще и утрата семьей в этих обществах своих традиционных функций. Так, в доиндустриальных, «партикулярных» обществах господствовало единство семьи и рода, семья обеспечивала ребенка и биологической, и социокультурной составляющими его существования. Подросток в семье не только «получал жизнь» как таковую, но и мог в полном объеме овладеть общественно необходимым поведением, принятым в мире взрослых. В силу этого в доиндустриальных обществах благодаря социализирующей функции семьи переход из мира детства в мир взрослых для подростков проходил плавно, был и естественным, и желанным. В таких обществах молодежная субкультура как таковая просто не могла возникнуть, поскольку в ней не было социальной необходимости. Также не существовало и особых молодежных форм поведения.
Все изменилось с достижением обществами развитой стадии индустриализма и началом перехода к постиндустриализму. В таких обществах социальные и семейные структуры стали распадаться, и ориентация семьи перестала быть достаточной для подростка. Появилась необходимость в новой ориентации, которая стала удовлетворяться, прежде всего, за счет объединения подростков в группы «подобных» или «равных» себе. Часть социализирующих функций семьи перешла в peergroups, которые стали продуцировать собственно молодежную субкультуру.
Подобная точка зрения была распространена среди западных исследователей с конца 50-х вплоть до середины 70-х годов XX столетия. Но исследования семьи и молодежи, проводившиеся в 60—70-х годах, не подтвердили ее. Все прогнозы отмирания семьи как социального института, ее развала оказались ошибочными. Однако что действительно произошло с семьей с переходом общества к индустриально развитой стадии, так это смена ее функции. Семья в индустриально развитых и постиндустриальных обществах уже не в состоянии предоставить подрастающему поколению полную и абсолютную социализацию. Но от нее этого уже и не требуется, а сам факт утраты семьей своей функции в процессе социализации и потери семейного престижа у молодежи не соответствует действительности.
Таким образом, можно сделать промежуточный вывод, что семья, по крайней мере на индустриально развитой и переходе к постиндустриальной стадиях развития, несколько изменив свои функции, сохранилась как институт социализации. В дополнение к ней появились другие инстанции, взявшие на себя и те функции, которые семья уже не выполняла (или часть семей не справлялась с этими функциями). Сработал механизм самосохранения общества. А молодежная субкультура стала одним из проявлений этого механизма, поскольку позволила компенсировать молодым людям то, что им уже не в состоянии была предоставить родительская семья.
Кроме того, молодежная субкультура выполняет еще целый ряд функций, изучением которых занимался немецкий исследователь Д. Аусубель. Он пришел к выводу, что субкультура молодых людей-сверстников выполняет следующие положительные функции[16]:
· Кроме того, молодежная субкультура выполняет еще целый ряд функций, изучением которых занимался немецкий исследователь Д. Аусубель. Он пришел к выводу, что субкультура молодых людей-сверстников выполняет следующие положительные функции[17]:
· предоставляет возможность молодому человеку выработать собственный первичный статус;
· помогает молодым людям освободиться от родительской зависимости и опеки;
· передает специфические для того или иного социального слоя ценностные представления (автор придерживался не далекого от истины взгляда, что молодежь того или иного социального слоя создает собственную разновидность молодежной субкультуры; здесь имеется в виду то обстоятельство, что дети разнорабочих и дети высших слоев общества редко оказываются носителями одной разновидности молодежной субкультуры. Как правило, дети каждой из этих групп в специфических формах воспроизводят формы поведения своих родителей);
· помогает молодым людям сплотиться, чтобы противостоять авторитету взрослых (Аусубель понимал под взрослыми в основном родителей, а не мир старших поколений. Однако в реальной жизни тезис о противостоянии детей собственным родителям очень редко оказывается верным, поскольку лишь в исключительных случаях родные «отцы» и «дети» действительно не могут найти общего языка.);
· помогает молодым людям удовлетворять потребности в гетеросексуальных контактах;
· работает как важнейший социальный подготовительный институт («переходное поле для юношеского возраста»).
Молодежная субкультура возникает из потребности молодых людей в самовыражении, самоутверждении в обществе и невозможности по той или иной причине их удовлетворения традиционным путем. Однако для того чтобы самоутвердиться нетрадиционным путем, молодому человеку сначала следует принять единообразие определенной разновидности молодежной субкультуры. Для борьбы с «чужими» (а именно с «взрослыми», или «отцами») необходимо полное соответствие «своим», то есть единообразие молодежной субкультуры выступает непременным условием самоутверждения молодых людей в молодежной субкультуре. Таким образом, развитие личности молодого человека оборачивается его полным отказом от проявления индивидуальных качеств.