Социология культуры (стр. 20 из 64)

идеалах справедливости и разума, - «цивилизованным». Слова «цивилизовать» и «цивильность» распространяются в аристократической среде Франции как отражение утверждения тех норм благопристойности, которые формировались в значительной мере под влиянием придворных нравов и которые впоследствии послужат Н. Элиасу (1897-1990) предметом его труда «О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования» (1939), ставшего одним из крупнейших вкладов в изучение цивилизации. Любопытно одно обстоятельство: тo, что французы называют цивилизацией, немцы предпочитают именовать культурой.

Различение содержания этих понятий стало необходимым в ХIХ в., когда его проблематизировал реальный процесс развития западного мира — стремительно изменявшие повседневную жизнь людей развитие материального производства с лежавшим в его основе научным познанием природы, столь же радикальные изменения в экономике, разрушившие традиционную для феодального общества разнесенность духовного и материального по «верхним» и «нижним» его сословным слоям, преобразования самого быта людей в связи с появлением железных дорог, электричества, телефона и радио, фотографии и кинематографии — и т. д. Только в ХХ в. эти понятия были противопоставлены друг другу О.Шпенглером и онтологически, и аксиологически, а широчайшая популярность «Заката Европы»^[72] и его влияние на философско-

культурологическую мысль, сохраняющееся по сей день, свидетельствует об углублении реального и экзистенциального конфликта между цивилизационным научно-техническим прогрессом и духовно-нравственным потенциалами культуры этого столетия.

Кульминационными точками их драматического рассогласования стали научные достижения химии, послужившие уничтожению людей в Первой мировой войне; атомная бомбардировка японских городов в конце Второй мировой войны, вызвавшая покаянное письмо А.Эйнштейна и самоубийство одного из пилотов, участвовавшего в этой акции; грозный экологический кризис, породивший набирающее мощь движение «зеленых», но все еще не преодоленный в начале XXI в.; наконец, еще более опасное для человечества развитие генной инженерии, сделавшей возможным вторжение соответствующих технологий в генофонд человека. Таким образом, разведение понятий «культура» и «цивилизация» является не прихотью теоретиков, а попыткой осмыслить реально протекающие в жизни человечества противоречия.

Неудивительно, что поначалу они были интерпретированы в традиционной для философской мысли Нового времени антитезе «духовное — материальное», реализация которой в деятельности человека не позволяет связать различие между культурой и цивилизацией с различием духовного и материального. С одной стороны, нелепо исключать из содержательного состава цивилизации такие духовные явления, как наука, образование, средства коммуникации, с другой — столь же неосновательно закрывать глаза на то, что духовное не существует в культуре вне его материальных носителей, не говоря уже о значении материального начала в искусстве. Нужно, по-видимому, исходить из того, какую роль материализация играет в духовной деятельности людей, а духовная активность — в материальной практике. А определить эти меры их взаимодействия можно только при последовательно проводимом историческом подходе к выявлению взаимоотношений обеих субстанций, ибо оно не было постоянным.

Когда в исследовании встречаются подобного рода трудности, необходимо взглянуть на то, как исторически возникали культура и цивилизация.

2. Исторический подход к проблеме

Такой подход предполагает прежде всего признание

разномасштабности культуры и цивилизации в истории человечества: ибо если культура сопровождает всю историю его существования, поскольку она вывела его из звериного состояния — творение творило своего творца, то цивилизация характеризует только несколько последних тысячелетий истории, после выхода людей из первобытного состояния, да и в эти эпохи охватывает не все формы

социокультурного бытия, оно не стало цивилизованным у народов, поныне сохраняющих дикарский и варварский способы существования (кровную месть, суд шариата, запрет на образование женщины, обязательное ношение ею паранджи, а мужчиной бороды, наконец, терроризм религиозных фанатиков и по отношению к иноверцам, как у ваххабитов и талибов, и по отношению к самим себе, как в недавнем российском прошлом у скопцов и самосжигавших себя

раскольников). Сохраняющиеся по сей день приметы варварства и дикости говорят о том, что классическая терминология А.Фергюсона^[73] — Л.Моргана^[74] — Ф.Энгельса^[75] отнюдь не устарела, и только политической демагогией, утверждающей равноценность всех типов культуры, можно объяснить нередкое обозначение нынешних конфликтов в Чечне, в Афганистане, в тропической Африке как «столкновение цивилизаций» — речь должна идти о последних отчаянных попытках средневекового варварства любыми доступными ему средствами противостоять объективно развивающемуся процессу исторического наступления цивилизации, неодолимо распространяющегося с Запада на Восток и на Юг; но и в нашей стране сохраняющиеся на приполярном Севере скотоводческо-кочевые формы жизни никак нельзя считать равноценными формами цивилизационного существования.

История культуры не может не учитывать и того, что доцивилизационный период ее бытия был во много раз более длительным, чем цивилизационный — этот последний длится не более четырех тысячелетий, тогда как культурогенез, соответствующий времени антропогенеза, насчитывает по последним археологическим данным более четырех миллионов лет! Поэтому так называемый «цивилизационный подход», не вступающий в противоречие со своим названием, должен пренебречь изучением всего этого гигантского доцивилизационного периода истории человечества; более того, он должен исключить из поля своего зрения и фольклор (в широком понимании данного термина, т. е. крестьянскую культуру, а не одно лишь словесно-музыкальное творчество), который является по всем признакам доцивилизационным типом культуры, родственным ее синкретическому первобытному состоянию. Поскольку же онтогенез, как известно, изоморфен филогенезу, приверженцам «цивилизационного подхода» в науке придется отвлечься и от изучения процесса формирования культуры ребенка, поскольку к культуре он начинает приобщаться с первых лет своей жизни, а цивилизованным человеком

становится — или не становится! — лишь благодаря многим годам учения.

Таким образом, при всем значении изучения цивилизации и ее великой роли в истории человечества, охват всей его истории, как и биографии каждого представителя рода людского, требует объяснить исторические изменения взаимоотношения цивилизации и культуры. В этом процессе можно выделить четыре основных этапа.

Для первого этапа истории человечества характерен материальнодуховный синкретизм, выражавшийся в нераздельности материальной и духовной форм активности людей — в одухотворенности всех их скольконибудь общественно-значимых действий: магические обряды «упаковывали» совершеннолетие ребенка и погребение умершего, охоту и войну, посев и сбор урожая, «освящалось» создание нового орудия и рождение нового человека (так зарождались сохранившиеся по сей день христианские обряды крещения ребенка и освящения нового социально значимого здания, корабля, военной акции…). Тут не возникла еще расчлененность деятельности на «бездуховную» практику физического труда и отвлеченные от практики самоуглубленную медитацию, «чистое» теоретизирование, интеллектуальные игры; неудивительно, что Э.Тэйлор^[76] в описании первобытного бытия использовал понятия «культура» и «цивилизация» как синонимы — у этнографа, оперировавшего даже более поздним, чем собственно первобытный, материалом, не было оснований дифференцировать разные «слои» и сферы деятельности наших далеких предков, т. е. действия и предметы, материальные по своей сути, но одухотворявшиеся людьми, еще не знавшими принципиальных различий между трудом и заклинанием, между охотой и предварявшим ее танцем, между оберегом и украшением.

Радикальные изменения в бытии человеческих популяций — историки нередко определяют их значение понятием «революция» — были все же связаны не с переходом к земледелию, которое Л.Уайт назвал «неолитической революцией», а с «городской революцией», по его же терминологии, т. е. с рождением города в результате отделения деятельности, производящей то, чего нет в природе, т. е. профессионализированного ремесла, от земледелия и скотоводства — деятельностей, лишь в усовершенствованном виде потребляющих природные блага. Поэтому вся последующая история цивилизации оказалась связанной не с жизнью земледельцев, труд которых не содержал ни потребности, ни возможности сколько-нибудь существенного совершенствования, и тем более не с жизнью скотоводов-кочевников, а с городом — именно он стал носителем того уровня культуры, который получит впоследствии имя цивилизация.