Социология культуры (стр. 29 из 64)

2.1. Советский строй складывался как причудливая амальгама всех пяти принципов.

2.2 Война, то внешняя, то внутренняя, постоянно сопровождавшая нашу историю, выступала как то более, то менее мощный:

2. 3.экспроприатор,

2.4 десемантизатор,

2.5 ресемантизатор

2.6 и также деструктор вещей, препятствующий накоплению семантических слоев, появлению глубины.

3.1. Все же можно попытаться восстановить археологию советского вещного мира

3.2. До конца гражданской войны вещный мир представлял собой реликты первого и пятого состояний - перемешанные и с утрачиваемой семантикой.

3.3. Сверх того военный коммунизм и последующая диктатура поставляли вещам семантику власти.

3.4. НЭП добавил семантику богатства.

3.5. Мировая война принесла трофеи - плохо читаемые, заново осмысляемые обломки чужих семантических систем.

3.6. Поэтика производственной вещи. А.Платонов, любовь к паровозу.

3.7. Поколения безвестные и безвещные. Брошенные деревенские вещи. Вещи лагерников.

4.1. В "мирные" годы холодной войны добавился импорт из соцстран, "нашего Запада", а также завоз из "настоящего Запада" - вещи, помеченные семантикой чужести, принадлежности обиходу непобежденного врага.

4.2 Появился "экспортный вариант" вещей собственного производства.

Точка отсчета - не "мы", а "они". Советское значит отличное.

4.3. 1960-е, борьба с мещанством и культом вещей. Вещь как враг.

Книга как вещь.

4.4. Начало музеефикации вещей и моды "ретро". Хамдамов "В горах мое сердце". Перек "Вещи". Декорации из десемантизированных и ресемантизированных вещей - развеществление как вещизм.

4.5. Любить оружие, вещь смерти. Памятники с вещами.

5.1 Постсоветский вещный ландшафт. Отечественное и два импорта. Вещевые рынки и журнал "Вещь". Статус места продажи воздействует на статус вещи.

5.2. У кого что есть. Стареющий парк советских вещей у стареющих советских людей. Молодые как "Люди в новом".

5.3. Мафия и мода. Ракетка Ельцина

5. 4.Перенос чужих статусных маркеров в наш контекст - стандарты среднего класса как стандарты высшего.

5.5. Вещи, производящие изображения и звуки - главные вещи в доме.

Электронный этап вещности.

5.6. Офисная культура. Динамический статус: скорость смены

интерьеров - 1 раз в год, и скорость смены кабинетов - один раз в два года.,

5.7.Постсоветское поколение. Отказ от советских вещей. Данные ВЦИОМ о потребительском патриотизме. Продтовары -max, промтовары -

min. Идея иномарки.

"Доярушка" - новый смысл слова "отечественное".

5.8.Универсальная вещная среда мегаполиса - будущее людей и вещей.

http://www.demoscope.ru/weekly/knigi/konfer/konfer_023.html

Возможности классификации вещей. Попытки выстроить окружающие нас вещи в какую-либо классификацию или иерархию предпринимаются давно, однако именно сегодня они особенно актуальны в связи с резким изменением самого места и значения вещей в человеческом мире. Общим местом становится теперь определение современного общества как «общества потребления», где окончательно стираются рамки между творчеством и промышленным производством, вещью и человеком. Вещи очеловечены до предела, люди овеществлены до полной зависимости. Современный человек, по одному из расхожих образов, представляет собой единое тело-протез, т.е. неотчуждаемый синтез живой плоти и научной технологии. Электричество, связь, транспорт, телевидение, компьютеры, вся бытовая инфраструктура превратили современного обывателя в фантастического киборга, в существе которого живое и мертвое переплелись настолько, что никто не рискнет уже разделить точно вещь и человека. Даже если ограничить понятие вещи только, например, бытовой техникой, задача построения хотя бы самой элементарной морфологии вещей не станет проще.

Жан Бодрийяр по этому поводу замечает: «Критериев классификации как будто почти столько же, сколько самих вещей: классифицировать вещи можно и по величине, и по степени функциональности (как вещь соотносится со своей объективной функцией), и по связанной с ними жестуальности (богатая она или бедная, традиционная или нет), и по их форме, долговечности, и по тому, в какое время дня они перед нами возникают (насколько прерывисто они присутствуют в поле нашего зрения и насколько мы это осознаем), и по тому, какую материю они трансформируют (это ясно в случае кофемолки – ну, а как быть с зеркалом, радио, автомобилем? А ведь любая вещь что-то трансформирует), и по степени исключительности или же обобществленности пользования (вещи личные, семейные, публичные, нейтральные) и т.д. Применительно к такому материалу, как вещи, которые все в целом находятся в состоянии непрерывной мутации и экспансии, любая такая классификация может показаться едва ли не столь же случайной, как

алфавитный порядок»^[97].

Отсюда ясно, что любая классификация вещей упирается в проблему ее критерия (а тот в свою очередь – в проблему корректного определения самой категории «вещи»). Например, Ж. Бодрийяр в своей «Системе вещей» сразу оговаривается, что «нас интересуют не вещи, определяемые в зависимости от их функции или же разделенные на те или иные классы для удобства анализа, но процессы человеческих взаимоотношений, систематика

возникающих отсюда человеческих поступков и связей»^[98].

3. Человеческое тело как феномен культуры и его социокультурные характеристики

Статус тела есть факт культуры (Ж.Бодрийяр)

«Окультуренное» человеческое тело - это тело, сотворенное в его реальной форме трудом, гимнастикой, медициной.

Мы культивируем наше тело, совершенствуя его с помощью гимнастики (бодибилдинга и шейпинга), украшаем его

с помощью макияжа, татуировок, бижутерии. Наше тело – продукт культуры. Нас же интересует именно то, как тело человека, оставаясь биологическим объектом, приобретает культурные качества. В культуре функционирование человеческого тела реализует все возможности, которыми она располагает, и потому может быть представлено в виде спектра, один край которого лежит на границе культуры и натуры («работоспособное тело»). Тело – способ, каким природа становится человеком. Человеку не просто дается данное тело, ему дается тело в данном мире. Тем не менее наша культура и наша природа конфликтуют в нашем собственном теле. Мы покорились условиям жизни, глубоко рассогласованным с нашей культурой и нашими природными ритмами. В западной мысли есть напряженности, вызванные отделением тела от ума, ума от тела, разума от эмоций. Само это рассогласование демонстрирует «секрет» тела как ключевого индикатора социального нездоровья. Тело все больше считается предметом вмешательства (и нуждается в нем) медицины для лечения реальных или мнимых физических и умственных расстройств. Современные люди, постоянно испытывая стресс, подвержены факторам, которые противоречат природным ритмам жизни. Другими словами, тело становится источником и социальных беспокойств, и споров о грани между

природным и социальным.^[99]

Все это так. Но в какой мере человек сам осознает свое тело как феномен культуры. В чем состоит его «телесная самоидентификация»?^[100] Социологические исследования показывают, что здесь дело обстоит не так, как хотелось бы.^[101][102] «Не может физическая (телесная) культура стать значимым элементом образа жизни людей, - подчеркивает И.М.Быховская, - занять полноправное место в их повседневности, стать артикулированной, развитой частью культуры там и тогда, где и когда человеческое тело не осознается и не признается обществом, группой, индивидом как одна из базовых ценностей бытия, как объект социально и индивидуально значимого

интереса, культуросообразных практик»^[103]. Отсюда два вывода:

Во-первых - это девальвация, снижение ценности телесности; отсутствие культурно значимого социального статуса и престижа физического имиджа человека; отсутствие или крайне слабая заинтересованность представителей различных социальных групп в культивировании (от слова культура, но не культ) своих телесных, двигательных качеств; утвердившийся «соматический негативизм», который проявляет себя в самых разных сферах и областях - начиная от равнодушия к собственному физическому здоровью (до момента его потери!), недоверия к своему телесному опыту, «голосу тела», который не многие умеют услышать и понять, и до презрительно-пуританского взгляда на те произведения искусства, где, по словам Бодлера, красота человеческого тела воспета как «величье наготы» (речь именно об искусстве и о величии, а не о ремесле в виде порнотворчества).

Во-вторых, это своего рода соматизация человека, возведение в абсолют его «мускульно-мышечных» или «бюстово-ягодичных» достоинств. Лишь при очень поверхностном взгляде эта тенденция выступает как противоположная первой, т.е. уничижительно-пренебрежительному

отношению к телесности.^[104]

Пренебрежительное отношение к телесности было тесно связано с антисексуальностью и принижением чувственности, характерными для христианской культуры: «Тело по существу своему есть орудие, идеально приспособленное для жизни и деятельности в окружающем нас материальном мире. Тело неотъемлемо от человека, тело есть храм Духа, как говорит Ап. Павел (1Кор. 6, 19). Оно - не просто "оболочка", но - в этом мире - выразитель, осуществитель действий души и духа, неотъемлемое от них; и в будущем веке тело наше будет с нами, только преображенное, одуховленное». У индусов все наоборот: «Тантра учит уважать свое тело, любить свое тело. Тантра учит вас смотреть на тело, как на величайшее создание Бога. Тантра – это религия тела. Конечно, тантра идет выше, но никогда не покидает тела; это заземление. Это единственная религия, которая твердо стоит на земле: у нее есть корни. Другие религии – это деревья с подрубленными корнями: мертвые, тусклые, выцветшие; в них нет соков.