- поддерживая напряженную атмосферу «осажденной крепости» в отношениях с внешним, враждебным миром, а внутри страны нагнетая нетерпимость к любой «инаковости» (в поведении, деятельности, мыслях);
- насаждая среди населения бдительность, подозрительность, «шпиономанию»;
- постоянно организовывая кампании по борьбе с явными и потенциальными «врагами» в любой сфере или выдвигая тот или иной эталонный «пример для массового подражания» (энтузиазм в труде, боевая и политическая подготовка, борьба с «врагами» нации или народа, верность
вождю и т.п.).
Тоталитарная культура в своей приверженности к мифологическим архетипам консервативна и архаична; ее любимые образы:
1. атлет, борец, вооруженный воин, готовые к преодолению трудностей, выполнении. почетного задания или подвига;
2. дородная мать-героиня, воплощающая плодородие земли и продолжение рода;
3. умиротворенный и величественный вождь, снисходящий до общения с простым народом или взирающий на него с высоты;
4. ликующие и воодушевленные массы, объединенные в торжественном шествии, военном или спортивном параде, в боевом строю или трудовом порыве;
5. семейная идиллия как символ всеобщего счастья и пр.
Тоталитарная культура (в ее непосредственно политикоидеологических, литературно-художественных, архитектурных, философских, научных и иных формах) столь же преувеличенного жизнеподобия, показной «правдивости» самоочевидной наглядности, понятности и доступности для самого непросвещенного, малограмотного, идеологически одурманенного субъекта культуры (каковым в своем большинстве и были реципиенты тоталитарной культуры), что создавало в результате характерный эффект неразрывной спаянности правды и лжи в искусстве и пропаганде, в философии и науке, в повседневной жизни и политических доктринах.
Интеллигенция, деятели искусства, ученые и инженеры в тоталитарном государстве становились объектом целенаправленной селекции.
Таким образом, тоталитарная культура отличается
• жесткой управляемостью сверху и опорой на массовый,
аффектированный энтузиазм снизу;
• политико-идеологической заданностью, клишированностью форм и апелляцией к простейшим архетипам архаического (мифологического) сознания;
• преданностью (как правило, вынужденной и показной) правящему режиму и его вождям (что сопровождается низкой лестью и дешевой политической конъюнктурой) и в то же время псевдодемократизмом, выражающимся в поэтизации безликого «простого человека» из народа и безудержной апологетике самих народных масс как воплощения народной мудрости, исторической целеустремленности и внеисторической правоты.
Культурно-исторический урок, преподанный тоталитаризмом ХХ века,
заключался в ином:
- культуру оказалось невозможно политизировать и унифицировать даже средствами беспрецедентного насилия и террора;
- культуру невозможно переделать в соответствии с идеологическими установками и субъективными убеждениями тех или иных государственных деятелей, даже очень сильных и влиятельных;
- культура не может стать в ХХ в. монистической и «одностильной», а творческая индивидуальность не может быть без остатка интегрирована в безличное массовое движение, в аморфную толпу.
Политические деятели возмечтали использовать искусство, науку и философию как слепые и немые средства своей политики, как неодушевленные инструменты своей деспотической власти над людьми и душами людей. Они и относились к этому «орудию» или «оружию» как к временным «лесам» начатого ими грандиозного партийно-государственного, социально-экономического и т.п. строительства, революционного преобразования всего мира: им казалось, что «леса» эти «из худшего материала» и что этот отработанный материал, может быть, выкинут в «печку» и тем самым послужить «растопкой» для поддержания жара классовой борьбы. Но, плохо зная отечественную культуру, она и не могла прогнозировать ни противоречий, ни раскола советской культуры, ни тенденций ее эволюции, ни краха тоталитарного государства – главной социокультурной ценности тоталитаризма.
4.3. Общая интенция развития культурной ситуации в России[153]
Одна из весьма важных и перспективных особенностей нынешней российской ситуации заключается в наметившемся обособлении культурной жизни от непосредственных политических интересов, хотя этот процесс идет медленно и трудно и сопровождается рецидивами политизации. Освобождение культуры от прямого идеологического контроля радикально изменило ситуацию как в самой культуре, так и в обществе. В результате этого главного и вполне очевидного обстоятельства изменилось ценностное содержание культуры. Она стало более многозначной, т.е. включающей в себя гораздо большее число значений и смыслов. Усложнились значения ранее сформировавшихся культурных ценностей, и, вместе с тем, произошел быстрый и достаточно радикальный по своему содержанию и последствиям процесс впитывания и переваривания новых пластов культуры, ранее отторгнутых обществом в силу политических и идеологических обстоятельств. Для содержания духовной жизни в постсоветском пространстве особое значение имели три открывшихся потока культурного воздействия.
Первый поток - произошла официальная реабилитация всего слоя эмигрантской культуры. Благодаря этому, в частности, российская диаспора воссоединилась с Россией, в значительной мере изменив ее собственный облик. Весьма показательно в этом плане изменение отношения к творчеству Ивана Бунина, способствовавшее публикации «Окаянных дней». В этом же ряду стоит и перевод на русский язык исповеди Питирима Сорокина «Дальняя дорога». Включение эмигрантской литературы в содержание действующей культуры означало не только расширение информационного пространства. По сути дела, произошла легитимация ранее отторгнутой ценностной позиции и признано ее право на существование. Это больше, чем пересмотр исторического прошлого и изменение трактовки основных фактов советской и российской истории. Новое поколение получило возможность увидеть революцию и гражданскую войну, равно как события и процессы социальных перемен, включая коллективизацию, индустриализацию, Великую Отечественную войну в более полном и объемном виде. Возникла возможность понимания иной точки зрения и иной позиции, и, следовательно, расширились пределы личной свободы. Лозунг-вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» - потерял свой зловещий смысл.
Второй поток – включение религиозной традиции в качестве фундаментального основания мировоззренческих установок с явно выраженным стремлением придать религии и церкви статус государственного института. Роль религии и, тем более, церкви в культуре не было однозначной, и, тем не менее, только теперь стало возможно оценить стимулирующую роль религиозной проблематики для философии, искусства и других областей культурной деятельности на основании конкретных исторических данных. В этом контексте чрезвычайно важна возможность переосмысления мировоззренческой проблематики в целом, опирающаяся на вновь открывшиеся пласты русской философской литературы. Другое дело, это влечет за собой явную недооценку возможностей светского мировоззрения и светской культуры.
Третий поток пока еще не обнаружил себя с такой же силой, что первые два, почему и последствия его пока трудно оценить в полной мере.
Речь идет о том, что, с одной стороны, для определенной части российского населения, несмотря на сужение территориальных границ страны, раздвинулось географическое пространство. Благодаря этому усилились иронические, а порою и трагикомические мотивы в освещении темы «русский человек за границей». С другой стороны, и для многих иностранцев российские просторы стали поприщем деятельности, благодаря чему открылись возможности для более реалистического понимания «русского
характера», «русской души» и прочих «загадочных» явлений этнокультурного характера.
Многие традиции заимствованы из культуры западного индустриального и постиндустриального мира, например хиппи, панки, яппи - корректные молодые бизнесмены с компьютерами и собственным кодексом поведения, позволяющим им держать дистанцию по отношению к традициям и обычаям «нормальной» повседневной жизни. Западное происхождение имеет и множество актуальных ныне политических идеологий - от социалдемократии и либеральной демократии до либертарианства и идеологий «сексуальных меньшинств». То же можно сказать и об области экономической идеологии, где активно обсуждаются и находят свой путь в практику разнообразные концепции рыночной экономики[154]. Мощный поток западного (западно-европейского и северо-американского) культурного влияния определил присутствие в российской культуре новых тем, которые распределили свое влияние по-новому стратифицирующегося общества.
Другой важный источник новых культурных форм – собственное российское прошлое: возрождается не только православие, но и русский монархизм как своеобразный политический стиль; либералы и социалдемократы отыскивают собственные корни не только на Западе, но и в дооктябрьской истории России; националистическое движение «Память» усваивает частично идеологию дореволюционной «черной сотни». Этот перечень можно продолжать очень долго. Не меньшую роль играют и традиции, сформировавшиеся в России в более близком прошлом: политический стиль большевистской партии в период до завоевания ею государственной власти активно перенимают новейшие коммунистические группы, партии и движения. Вообще большевизм – не как эксплицитная политическая идеология, а скорее как образ мышления и стиль политики – очень сильно воздействует на современную жизнь. Им одинаково заражены как консервативные коммунисты, так и радикальные демократы.