Значительным памятником Костромского зодчества позднего классицизма является дом Борщова. В н. 19 века здесь находилась старая усадьба с деревянными зданиями генерал-лейтенанта, тайного советника и сенатора С.С. Борщова, участника войны 1812 года, который в 1818-19 гг. строит по типовому проекту сперва каменный флигель, в 1819-24 гг. возводит также по образцовому проекту новый главный каменный дом, надзор за осуществлением которого вел Метлин. После смерти владельца дом перешел к его сыну – действительному статскому советнику и камергеру М.С. Борщову, который хотел продать его в казну в 1838 г., но сделка не состоялась. В пожар 1847 г. дом обгорел и в недостроенном виде в 1849 г. продан Александровскому купцу 1 гильдии А.А. Первушину, который отремонтировал его и предложил затем городу купить здание для присутственных мест. После отказа Первушин превратил его в доходный дом, устроив в нем гостиницу «Лондон». Только в 1870 году дом вместе с участком земли куплен был городом и переоборудован для окружного суда, учреждения которого размещаются здесь и поныне.
Дом Борщова – это особняк дворцового типа, двухэтажный с мезонином. Здание вытянуто вдоль площади, украшено в центральной части 8-колооым портиком, установленным на сильно выступающий цоколь, прорезанный арками. С проспекта Мира дом оформлен портиком из 4 полуколонн, установленных на цоколе. Этот дом был центром обширной усадьбы, отгороженной от улиц каменным забором с воротами. От ее различных помещений сохранился каменный флигель, выстроенный в 1818-19 гг. Есть предположение, что в гостинице «Лондон» останавливался во время своих частых приездов в Кострому великий русский поэт Н.А. Некрасов. По воспоминаниям современников, именно здесь произошло знакомство Некрасова с Гаврилой Яковлевичем Захаровым – крестьянином из деревни Шода, позднее близким другом поэта. Однажды на охоте Захаров рассказал про убийство двух коробейников в Костромской губернии. Этот случай был положен Некрасовым в основу поэмы «Коробейники», которую автор посвятил своему другу. Как дом губернатора, здание гостиницы «Лондон» вошло в поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». На этой площади разворачивается действие главы «Губернаторша».
Дом Рогаткина и Ботникова, построенный между 1810 и 1817 гг. хоть и утратил свой первоначальный облик, продолжает играть исключительно важную градостроительную роль в ансамбле Сусанинской площади. Считается, что в половине дома, выходящей на площадь и пр. Мира находилась гостиница «Россия», в которой останавливался в свой первый приезд в Кострому А.Н. Островский. В своих дневниках от 28 апреля 1848 г. он записал: «В Кострому приехали… и остановились в единственной пощаженной пожаром гостинице. Она очень не удобна для нас, да уж нечего делать – хорошие все сгорели. Много хорошего сгорело в Костроме. Мы… ходили, смотрели город; площадь, на которой находится гостиница, где мы остановились великолепна. Посреди – памятник Сусанину, еще закрытый, прямо – широкий съезд на Волгу, по сторонам площади прекрасно устроенный гостиный двор и потом во все направления прямые улицы, таких площадей нет больше ни одной».
В н. 19 века добрая половина главной площади оказалась застроена не административными зданиями. И только в 1824-27 гг. губернский архитектор П.И. Фурсов сумел «поправить» создавшееся положение: выстроенные им в эти годы здания пожарной каланчи и гауптвахты, являющиеся выдающимися памятниками провинциальной русской архитектуры эпохи классицизма, уже отвечали замыслу «комиссии И.И. Бецкого» 1781-84 гг. превратить центральную площадь Костромы в ансамбль официально-парадных зданий общественного назначения.
Архитектор Петр Иванович Фурсов родился в Москве в семье сенатского канцеляриста. Был определен на учебу в Академию художеств. Успехи его были невелики. Он был «уволен» из академии с аттестатом второй степени и несколько лет нигде не служил. С 1822 по 1831 год – губернский архитектор в Костроме. Здесь и проявился его незаурядный талант. Отстранен от должности якобы «по неимению соответствующих архитектурных познаний», что, конечно, не соответствовало действительности. В дальнейшем работал по частным заказам.
Выстроить каланчу именно на площади, в центре города, предложил губернатор К.И. Баумгартен. В своем предписании городской думе от 1824 г. он указывал, что «… не мешает здесь быть приличной каланче, которая бы вместе и служила городу украшением и оградила бы каждого обывателя безопасностию во время пожарных случаев». Проектные чертежи здания, смета на строительство и пояснительная записка были составлены П.И. Фурсовым в ноябре 1823 г., а в апреле 1824 г. они были рассмотрены и одобрены в С.-Петербурге, а 3 мая 1824 года заключен подряд на возведение каланчи. Все работы говорилось в контракте с подрядчиком А, Степановым, производятся «по данному плану и фасаду без малейшего отступления… по указанию господина губернского архитектора».
Здание выстроено вчерне в 1824-25 гг. К осени 1827 г. были завершены и отделочные работы, производившиеся артелью штукатуров под началом А.П. Темнова и ярославскими лепщиками по рисункам и эскизам Фурсова.
Пожарная каланча, восстановленная в 1956 г. в своих первоначальных архитектурных формах, выстроена в виде крупного кубического объема, увенчанного граненым, суживающимся к верху дозорным столбом с «караульней» в его венчающей части. Со стороны площади здание выделено 6-колонным портиком, увенчанным крупным пологим фронтоном. Все здание украшено лепными украшениями.
Цельность и компактность, выразительность силуэта здания, мера в использовании украшений на фасадах, удачное местоположение здания в системе застройки центральной площади города – все это делает данный памятник уникальным произведением провинциального русского зодчества эпохи классицизма.
В 70-е гг. 19 века к зданию были пристроены по фронтону площади и со стороны прилегающих улиц пониженные боковые крылья-депо.
В здании каланчи располагалась городская общественная команда. В боковых крыльях размещались лошади. Венец каланчи – смотровая площадка с мачтой. День и ночь надзиратель наблюдал за покоем городских граждан. Город разделялся на две административные части, по этому при пожаре поднимались на мачте шары, а в темное время – фонари, один или два, указывающие в каком месте города случилось несчастье. Тревожный звон колокола предупреждал население о случившемся.
Одновременно с пожарной каланчей строилось здание гауптвахты. Буйство и кутежи офицеров считались в ту пору в порядке вещей, поэтому городское общество содержало гауптвахту. В 1826 г. оно уже было построено «… во всех частях наилучшим образом… верно сочиненному для этого плану, фасаду и профилю». В отличие от каланчи это невысокое здание, одноэтажное, прямоугольное. Его формы выдержаны в стиле строгого классицизма, просты и торжественны.
6-колонный портик дорического ордера увенчан аттиком. За колоннами глубокая полукруглая ниша с парадным входом в гауптвахту. Она украшена лепным фризом на тему триумфа русского оружия в Отечественной войне 1812 года, выполненным по рисункам П.И. Фурсова, талантливым ярославским лепщиком С.С. Повырзневым. На желтом фоне стены эффектно выделяются побеленные элементы декора – изображение воинских доспехов, красивые наличники окон.
Стремясь к большему единству здания с площадью и прилегающими улицами, Фурсов обнес территорию гауптвахты оригинальной деревянной оградой с кирпичными колоннами, а перед зданием установил массивные каменные тумбы с кованными железными кронштейнами для подвешивания фонарей. В убранстве решетки повторен мотив воинских доспехов, как и в лепнине фасада здания. Решетка в этой ограде чрезвычайно эффектна, кажется, что она выполнена в технике чугунного литья, но в действительности она деревянная, густо выкрашенная в черный цвет.
Существует предположение, что первыми обжили гауптвахту декабристы, которых в 1827 году провозили через Кострому в Сибирь. Позднее здесь под стражей находились не только провинившиеся офицеры, но и польские повстанцы, народовольцы и революционеры.
Ансамбль центральной площади в Костроме – выдающийся памятник русской провинциальной архитектуры эпохи классицизма.