Блинов А.К.
В классическом прагматизме Ч.С.Пирса и его последователей носителем истины признается идея — термин, свободно используемый этими философами для обозначения мнений, полаганий, утверждений и тому подобных сущностей (когда Пирс ставит вопрос о носителях истины явно, он признает ими пропозиции[32] ; в остальных случаях это полагания и т.п) — прежде всего ментальных, хотя не только. Таким образом, в прагматической теории истины изначально присутствует допущение об интенсиональной эквивалентности.
Идея здесь — инструмент со специфической функцией; истинная идея — та, которая выполняет свою функцию, которая работает; ложная идея — та, которая этого не делает. Универсальность истины состоит именно в ее универсальной достижимости:
Дайте любому человеку достаточно информации и возможность достаточно размышлять над любым вопросом, и результатом будет то, что он достигнет некоторого определенного заключения — того же самого, которого достигнет любое другое сознание[33] .
Трудность и в понимании, и в критике прагматической теории истины состоит в том, чтобы выявить это разностороннее понятие функционирования или работы идеи. По мнению прагматистов, они не разделяют обычное представление, что функция идеи — "обнаруживать действительность" и что истинная идея поэтому — та, которая преуспевает в выполнении этой задачи. Истина, с прагматической точки зрения, в самом деле может быть соглашением идеи с действительностью; в такой трактовке идея — ментальный образ, буквально копирующий некоторые признаки мира. Однако недостатком этого определения для прагматистов была его очевидная неспособность полностью охватить все разнообразные виды вещей, которые мы говорим и думаем и которые прагматисты называли идеями. Прагматистское определение идей функционально, а не сущностно. Так, функция гипотезы в науке состоит не в сообщении нам, чем является действительность, а в создании предсказаний и предложений для исследования, которые являются приемлемыми, пока они работают. В повседневной жизни идея обычно принимает форму п лана действия, например, для решения проблемы, а ее истинность состоит в ее успехе в выполнении потребности. Функция идей в системах чистой математики — избежать противоречий, а не копировать мир. Религиозные и метафизические утверждения и системы должны быть оценены не в соответствии с какими бы то ни было критериями копирования действительности или отсутствия формального противоречия, но в соответствии с их способностью дать удовлетворение их сторонникам. Поэтому "истинный" является оценочным словом, которое нужно использовать в том случае и постольку, поскольку утверждение удовлетворяет цели исследования, которому оно обязано своим существованием (или выдвигает эту цель).
Если идеи, значения, концепции, понятия, теории, системы инструментальны по отношению к активной реорганизации данной окружающей среды, к удалению некоторой специфической неясности и неоднозначности, то испытание их валидности и значения состоит в выполнении ими своей работы. Если они преуспевают в своей службе, то они надежны, нормальны, валидны, хороши, истинны[34] .
Проблемы здесь таковы:
необходимость различать между принятием чего-либо и принятием чего-либо за истинное;
необходимость различать между принятием чего-либо за истинное и истинным бытием чего-либо.
С ними связаны следующие соображения.
(1) Очень многие вещи (советы, решения, оценки, предложения, планы, приговоры, оправдания и т.д.) могут быть приняты или отклонены по различным причинам именно потому, что они обслуживают различные функции. Так же, как сами эти "идеи" обычно выражаются выражениями различных категорий, так и их принятие или отклонение выражено различными словами, типа "хороший" или "плохой", "правильный" или "неправильный", "разумный" или "неразумный", "подходящий" или "несоответствующий", и сведение всех этих совершенно гетерогенных оценок к одному предикату "истинный" может скорее привести к замешательству, чем "сделать наши идеи ясными". Представление об истинностном операторе здесь оказывается размытым: им может оказаться, с такой точки зрения, практически что угодно — но тогда можем ли мы называть такую теорию теорией истины? Контраргумент здесь может состоять в том , что никакое полагание, кроме полагания, которое соответствует факту — "обнаруживает действительность" — в конечном счете не оказывается целесообразным или удовлетворительным. Но даже и в таком случае это еще не позволяет нам трактовать "удовлетворительный" или "работающий" как синонимы "истинного" — они служат лишь выражением условного и косвенного критерия истины.
(2) В центре внимания прагматизма находится не теоретическая проблема природы истины, а практическая проблема получения и проверки истинных идей — что Пирс назвал "заключительным обязательным полаганием", т.е., как в дефляционизме, не значение предиката "истинный", а его функции и возможные причины называть нечто истинным. Предикат "быть истинным" редуцирован к "быть принятым как истинный". Это, в самом деле, дает некоторый вариант онтологической нейтральности; такой подход разрабатывается в современном прагматизме: например, нечто подобное, как представляется, имеет в виду Рорти, когда разрабатывает идею контраста между отказом от мира как его понимает здравый смысл и отказом от Мира как вещи-в-себе, который мы никогда не могли бы понимать правильно[35] . Однако здесь снова критерии последовательности, целесообразности, выполнения и т.п. являются скорее причинами для принятия чего-либо как истинного, чем частью значения понятия "истинный".
Достигаемая в соответствии с прагматической теорией истина не просто интерсубъективна — она все же влечет за собой требования о внешнем мире по следующим причинам.
Если бы истина была только тем, с чем имеют тенденцию соглашаться различные люди, то само по себе это подразумевало бы только то, что либо все достигают одного и того же правильного заключения, либо они все достигают одного и того же неправильного заключения. Прагматистское же требование состоит в том, что общее заключение, достигнутое всеми — это всегда истинное заключение:
В конечном счете человеческое мнение универсально стремится к ... истине... На каждый вопрос есть истинный ответ, окончательное заключение, к которому постоянно стремится мнение каждого человека[36] .
Фактически мы имеем здесь дело с хорошо знакомым по марксистской теории познания представлением о постепенном приближении относительной истины к абсолютной (которым в данном случае и прагматизм, и марксизм обязаны, как представляется, неокантианству[37] — хотя в рамках марксизма это представление разрабатывалось в рамках концепции объективной, т.е. корреспондентной истины; как мы увидим дальше, к этому приходит и прагматизм). Мы постепенно, путем уточнения наших представлений, применяя логику и научные методы, приближаемся к абсолютной истине — "окончательному заключению", которое истинно по определению:
Истина пропозиции, что Цезарь пересек Рубикон, состоит в том факте, что чем дальше мы продвигаем наши археологические и другие исследования, тем более настоятельно это заключение проникает в наши сознания навсегда — или проникало бы, если бы исследования продолжались вечно...
Истина — это соответствие абстрактного утверждения с идеальным пределом, к которому бесконечное исследование стремилось бы привести научное полагание; таким соответствием абстрактное утверждение может располагать на основании признания его погрешности и односторонности, и это признание — необходимый компонент истины[38] .
Пирс не утверждает, что такого согласия во мнениях можно достичь (и неопределенно долго поддерживать) любым методом: кроме научного, другие методы могут в лучшем случае обеспечивать только временное согласие. Однако такое истинное согласованное заключение истинно не потому, что оно достигнуто научным методом на основе опыта, а скорее потому, что оно по его поводу возможно всеобщее согласие. Опыт и научный метод — хорошие способы получения истины не потому, что они эффективно показывают, раскрывают или отображают действительность, а скорее потому, что они являются эффективными для достижения согласия.
Преимущество научного метода состоит именно в том, что он способен воздействовать не просто на индивидуальные полагания, но на полагания сообщества в целом; для этого метод должен использовать нечто публичное и внешнее по отношению к индивидуальным сознаниям членов сообщества[39] . Научный метод отвечает этому требованию, потому что он основан на опыте, исходящем от объективной действительности. Схема Пирса такова: действительность воздействует на нас через наши восприятие; действительность объективна, потому что мы не можем управлять нашим восприятием. В любой данной ситуации, в которой я нахожусь, действительность определяет то, что я вижу и чего не вижу. В идеале каждый, кто посмотрит туда же, что и я, придет к тому же самому заключению о том, что там находится[40] . Возможные различия в данных восприятия будут устраняться путем дальнейшего сравнения индивидуальных полаганий, экспериментов, дополнительных данных и т.д, и для истины дальнейшие данные восприятия будут делать расхождение в полаганиях все менее и менее вероятным. Поэтому то обстоятельство, что объективная действительность определяет наше восприятие, которым мы не можем (в этом отношении) управлять, постепенно приводит нас ближе к заключениям, которые точно отражают эту действительность.
Истинная пропозиция — та, с которой в конечном счете согласился бы каждый, кто имеет достаточный опыт, релевантный этой пропозиции. Но единственные пропозиции, с которыми согласился бы каждый — это именно те, которые точно отражают действительность. Следовательно, "быть истинным" эквивалентно "точно отражать объективную действительность". Тогда прагматическая теория истины фактически сводима к корреспондентной, с теми же вытекающими для концепции значения как условий истинности последствиями. Однако прагматизм вместо этого сосредотачивается на другой, скорее когерентистской по духу эквивалентности между "быть истинным" и "быть (в конечном счете) принятым каждым, кто располагает достаточным релевантным опытом". Причина этого определена самой структурой прагматистского понятия действительности — в том, что касается независимости действительности от сознания. Для прагматистов действительность независима от любого сознания и от любого правильного подмножества сознаний, но она не независима от всех сознаний. Действительность есть то, что утверждается существующим или имеющим место в пропозициях, с которыми согласился бы каждый, кто обладает достаточным релевантным опытом: