Однако этничность может подразумевать различие форм своего проявления. Определение «их» в терминах расы одновременно является важным аспектом нашего определения «нас», которое при этом должно получить не только этническое, но и расовое измерение. С другой стороны, существует множество процессов этнической категоризации, не связанной с расовой определенностью. Наконец, группы могут активно идентифицировать себя в позитивно оцениваемых «расовых» терминах и значениях, примерами чего являлась идеология «Herrenvolk» в нацистской Германии и расистской ЮАР. Нечто подобное можно обнаружить сегодня в различных формах «черного национализма» в США. Последний случай особенно ярко демонстрирует замкнутость круга в процессе перевода «негативной» расовой категоризации в позитивную групповую идентичность. Нельзя забывать, что критерии «расовой» классификации являются столь же социально и культурно обусловленными, как и те, от которых зависит этническая идентификация.
Таким образом, идея «расы» может влиять на формирование определенной части этнических идеологий, хотя ее наличие или отсутствие не является решающим фактором в межэтнических отношениях. Представляется, что можно согласиться с Р. Дженкинсом, когда он пишет, что «"расовая" дифференциация и расизм должны быть, возможно, рассмотрены как исторически определенная форма более общего - может быть, даже универсального - социального феномена этничности» [10, p.201]. Поэтому, несмотря на различия, существующие между расой и этничностью, функционально эти понятия очень близки и могут исследоваться в одном и том же методологическом ключе.
Одной из ранних работ, посвященных анализу расовых и этнических отношений, стала книга О. Кокса «Каста, класс и раса», опубликованная в 1948 году и фактически ставшая классическим неомарксистским произведением по данной тематике [11]. Строго говоря, эта работа посвящена не только изучению расовых отношений при капитализме, и к тому же сам О. Кокс непосредственно не связывал свой анализ с марксистской парадигмой. Тем не менее, главные аргументы, на которых строится исследование Кокса, определенно являются марксистскими, и книга может быть оценена как один из первых - и потому особенно важный - вклад в неомарксистскую теорию этнических и расовых отношений.
О. Кокс развивает свою теорию вокруг трех центральных проблем: 1) отличие того, что он называет «расовым предрассудком», или расизмом, от других форм «социальной нетерпимости»; 2) исследование исторических корней расового антагонизма; 3) анализ положения негритянского населения в США как одного из аспектов «политико-классовых отношений». Все три выделенные аспекта касаются вопроса природы капитализма как способа производства и напрямую связаны с ним.
О. Кокс делает обширное историческое вступление, чтобы показать отличие расового предрассудка от других форм межгрупповой и межэтнической враждебности. Он делает различие между этноцентризмом, социальной нетолерантностью и межэтнической враждебностью. Этноцентризм - «мы» - чувство любой общности по отношению к «другим» - есть, по его мнению, чувство, общее для всех групп, которые функционируют с целью поддержания групповой солидарности, но этноцентризм редко связан с чувствами расовой антипатии [11, p. 321]. По мнению Кокса, «нетолерантность» нередко ошибочно принимают за расовый предрассудок, особенно когда она характеризует отношение к расово отличающейся группе. Антисемитизм, пишет он, является ярким примером того, как «социальная нетолерантность» может быть ошибочно принята за расовый предрассудок, но антисемитизм является совершенно иным явлением: «Прежде всего, антисемитизм есть очевидная форма социальной нетолерантности, установка которой может быть определена как нежелание части господствующей группы проявлять терпимость к верованиям и практикам подчиненной группы, поскольку рассматривает эти верования и практики как враждебные для своей групповой солидарности или как угрозу для установленного статус- кво. С другой стороны, расовый предрассудок является социальной установкой, распространяемой в обществе путем эксплуатирования класса в целях стигматизации какой-либо группы как низшей, поскольку в этом случае эксплуатация такой группы или использование ее ресурсов может быть оправдано. Притеснение и эксплуатация являются поведенческими аспектами нетолерантности и расового предрассудка соответственно. Иными словами, расовый предрассудок есть основанный на социальных установках фактор содействия особому типу эксплуатации труда, тогда как социальная нетерпимость является установкой, поддерживающей действия общества по избавлению от других культурных групп» [11, p. 393].
Таким образом, О. Кокс различает социальную нетолерантность и расовый предрассудок в трех измерениях. Во-первых, расовый предрассудок может характеризовать отношение к группам, которые отличаются от доминирующих групп физически, а не по культурным характеристикам. Любые культурные различия между расовыми группами и господствующей группой являются вторичными по отношению к их классификации с точки зрения физически идентифицируемых черт. Во-вторых, проявление расового предрассудка ограничено такими ситуациями, в которых расовое меньшинство эксплуатируется с точки зрения трудовых затрат или ресурсов. Социальная нетолерантность, по Коксу, не включает в себя такие отношения эксплуатации: культурные отличия определяют только культурную «дистанцию» от доминирующей группы. В-третьих, расовый предрассудок есть идеология, определяющая восприятие других групп как низших на основании использования биологических различий. Такая идеология неизбежно оправдывает эксплуатацию расового меньшинства доминирующей группой, тогда как социальная нетолерантность совсем не обязательно опирается на такую эксплуатацию, а предполагает, скорее, конкуренцию между культурно отличающимися группами.
Эти отличия для Кокса не являются чисто теоретическими, а характеризуют собой различные формы социальных отношений и, как таковые, порождают различные реакции доминирующей группы на соответствующие культурные или расовые меньшинства. Продолжая рассуждать об антисемитизме и сравнивая его с расизмом, О. Кокс отмечает: «Доминирующая группа является нетолерантной к тем группам, которые она определяет как антисоциальные, при том что поддерживает расовый предрассудок в отношении тех, которые можно определить как субсоциальные... Таким образом, общество обычно нетолерантно по отношению к евреям, но испытывает предрассудок относительно негров. Иначе говоря, господствующая группа или правящий класс не любит евреев вообще, но любит негров на их месте. Условием любви к евреям является то, что они перестанут быть евреями и добровольно станут такими же, как большинство, тогда как условием их любви к неграм является то, что негры перестанут стараться быть такими же, как большинство, и будут довольствоваться тем, что останутся неграми... Общество стремится ассимилировать евреев, но они, как правило, отказываются от возможности быть ассимилированными; негры же хотят быть ассимилированными, но общество не позволяет им ассимилироваться» [11, p. 400-401].
Определяя расовый предрассудок как идеологию отношения к дискриминируемой группе, основанную на физических различиях и потребностях эксплуатации расово отличающейся общности или группы, О. Кокс отмечает, что происхождение расовых предрассудков относится к сравнительно недавней исторической эпохе. Он доказывает, что «расовая эксплуатация и расовый предрассудок развивались европейцами параллельно с развитием капитализма и национализма, и, поскольку в мире происходило распространение капитализма, все расовые антагонизмы могут быть прослежены и объяснены из политики и установок ведущих капиталистических народов - белых людей Европы и Северной Америки» [11, p.322].
О. Кокс исследует историю завоеваний от древних греков до португальских экспедиций, подробно анализируя те формы межэтнических отношений, которые эти завоевания производили. Он говорит, что во всех этих ситуациях жестоких межэтнических конфликтов главным результатом было «обращение» завоеванных народов в религию и культуру завоевателей. Даже португальские вторжения в Африку в начале эры работорговли не несли в себе расового антагонизма: католическая церковь настаивала на обращении язычников в свою религию, а экономический базис расизма еще не был развит. «Церковь получала свою долю африканской паствы, но идеи экономического использования сегрегации еще не существовало, как не существовало "культурного параллелизма" - техники увековечивания статуса рабов для чернокожих рабочих» [11, p. 329].
Взглядов, согласно которым существуют люди с низшим статусом от рождения и этот низший статус определяется расовыми характеристиками, до определенного периода времени не существовало, хотя позднее именно они составили основу для эксплуатации труда в колониях.
По мысли О. Кокса, расовый антагонизм берет свое начало в европейском завоевании Нового света и работорговле в Африке. Однако, отмечает он, использование труда индейцев и африканцев как рабов в шахтах или на плантациях первоначально не было связано с идеологией расового неравенства и идеей превосходства представителей одной расы над другой. Все определялось экономически - «исторической доступностью», как выражается О. Кокс, труда африканцев (такая «доступность» была результатом применения европейской военной силы, экспансионизма и последующей работорговли). Только потребность в использовании «цветного труда» и поддержание его статуса как рабского труда в целях увеличения прибыли постепенно развили идеологию расового превосходства. О. Кокс указывает на испанского теолога Гайнеса де Сепульведа, писавшего о «варварской природе» индейцев, как на одного из самых ранних идеологов расизма, но добавляет при этом, что лишь гораздо более поздние мыслители из европейских стран начали «доказывать», что «примитивные народы» менее способны «творить культуру», чем европейцы [11, p. 335].