По Майлсу, процесс применения расовых категорий в социальном контексте тесно связан с условиями существования рабочих-мигрантов. Существует явное противоречие между потребностями мировой капиталистической экономики в мобильности главной производительной сферы с одной стороны, и наличием территориально-государственных границ и института гражданства, устанавливающих ограничения мобильности человеческих ресурсов с другой [22, p.438].
Например, в условиях Великобритании разработка государственных актов, направленных на оптимизацию экономики, в частности, на преодоление кризисов, шла параллельно с проведением регуляционной политики в области этнических и расовых отношений в среде рабочего класса.
Р. Майлс поднимает ряд фундаментальных вопросов о природе политических акций внутри общин рабочих-мигрантов. Наиболее важный из них - это вопрос о том, до какой степени политика по отношению к неграм и этническим меньшинствам является выражением классового конфликта. Майлс настаивает на том, что расовая дифференциация всегда создается в контексте классовой дифференциации, в процессе политической регуляции социальной жизни. Это - ядро его критики социологии расовых отношений. Однако нельзя сказать, что эта позиция является видом классового редукционизма: в некоторых случаях классовая эксплуатация может сопровождаться конструированием ситуаций расового неравенства или господства. Раса, тем самым, есть прежде всего политический конструкт. Именно в этом смысле он использует упомянутые выше понятия расовой категоризации и расового деления, применяя их в анализе тех ситуаций, где социальные отношения людей структурированы значением человеческих биологических характеристик таким образом, что последние обуславливают дифференцированные социальные коллективы. Таким образом, работы Р. Майлса являются явной попыткой отойти от аполитизированных социологических конструкций этничности и расизма путем помещения их в контекст марксистской теории социального конфликта.
Другой ряд влиятельных неомарксистских работ по проблемам расы и этничности связан с деятельностью Центра современных исследований культуры (CCCS) в Бирмингеме, Великобритания. Группа исследований расы и политики Центра сосредоточила свое главное внимание на изучении изменений в этнической и расовой политике и исследовала развитие новых форм расовой идеологии. На теоретические подходы группы значительно повлияли работы С. Холла, в которых весьма критично анализировались взгляды Р. Майлса.
Главная тема, над разработкой которой работала группа и которая получила наиболее полное воплощение в коллективном труде «Империя наносит ответный удар» (1982) - это исследование сложного процесса, в результате которого раса и этничность конструируются как социальные и политические отношения [23]. Раса рассматривается здесь в качестве открытой политической конструкции: коллективные идентичности, основанные на расовых признаках - при всей их кажущейся произвольности - являются мощными средствами солидарности и координации коллективных действий.
В этой модели коллективного действия заложена возможность взаимного сосуществования множества идентичностей. Понятие «черной идентичности» может быть главным и преобладающим, но в то же самое время может допускать разнородность национального, культурного и социального происхождения ее носителей. П. Гилрой, в частности, полагает, что политические идентичности, выражаемые через расу, реализуются в форме общественных движений, которые относительно автономны по отношению к классовым отношениям и классовой борьбе [24, p.256].
Обсуждение марксистами в 1980-е годы расовых и этнических проблем продолжает оказывать серьезное влияние на методологию современных исследований. Однако вместе с тем многие исследователи считают, что критические работы этого периода уже не отвечают способам теоретизирования, требуемым в 1990-е гг. Для этого существует несколько причин. Главная из них - кризис внутри самого марксизма, выразившийся, в частности, в том, что некоторые марксистски настроенные авторы потребовали, как мы уже отмечали выше, радикальной ревизии классового анализа и включения в него рассмотрения тех общественных движений, которые мобилизуют иные формы идентичности, отличные от классовой [25, p. 421-438; 26]. Другая группа авторов предложила вообще отказаться от марксизма как аналитической концепции и заменить ее некоторыми положениями постструктурализма [27, 28].
Одним из результатов этих изменений в марксизме стал все более наблюдаемый интерес к статусу культурных форм (особенно в контексте так называемых ("культурных исследований"), а также возвращение к анализу этничности в условиях метрополии. В 1980-е годы анализом культурных форм и процессов марксисты занимались мало, предпочитая ему исследования политических аспектов расизма. "Культурологическое" направление казалось малоперспективным, однако впоследствии именно вопросы производства культуры и политической идентичности становятся ареной современных дискуссий по этническим и расовым проблемам. Прежде всего, исследуются те способы, которыми создаются культурные формы в рамках глобальных связей и отношений современности [см. 29, p. 183-209].
Процесс переосмысления культуры одновременно включил в себя изучение того, как происходит концептуальное оформление расизма и «этнизма». Работы, посвященные этому вопросу, используют аргументацию постструктурализма и постмодернизма и указывают на необходимость избегать униформистской трактовки концептуального оформления расизма и этнических представлений. Сегодня большинство авторов, пишущих на эту тему, пытается дать более полную картину современных расовых и этнических образов через изучение роли литературы, средств массовой коммуникации, искусства и других культурных форм в конструировании этих образов.
Как указывает Д. Голдберг, «предположение о простом, монолитном расизме изменилось в результате исследования многообразных исторических формулировок расизма» [30, p. XIII]. В этом контексте понятен интерес многих авторов к изучению вопросов о соотношении расовых отношений и национального строительства, национализма и патриотизма. В частности, британские социологи-марксисты обнаружили в своей стране в 80-е годы явление, которое они назвали "новым или культурным расизмом". Эта новая форма расизма уходит своими корнями в социальный и политический кризис, охвативший в тот период Великобританию, и его ядром является защита мифического "британского (английского) образа жизни" перед лицом врагов внешних и внутренних. К последним относятся негритянские сообщества, мусульманские фундаменталисты и др. П. Гилрой указывает на тревожные последствия этого нового расизма, подчеркивая, что в его контексте категории «черный» и «британец» начинают воспроизводиться как взаимоисключающие [24, p. 55-56].
Появление «нового (культурного) расизма» свидетельствует о настоятельной необходимости понимания расизма и феномена расы как исторически меняющихся явлений. По Д. Голдбергу, необходимо концептуально определить расу, принимая во внимание то, что этот термин означал в разное время [31, p. 543-569]. Тем самым, вопрос о том, является ли раса онтологически валидным понятием или нет, трансформируется в проблему идеологической определенности субъективности, построенной на мышлении в расово дихотомических терминах. Исследования «нового расизма» показывают, что современное проявление такого мышления кодируется в языке: раса кодируется в качестве культуры. Семантика расы создается сложным взаимодействием множества отличающихся друг от друга дискурсов , в котором языки культуры начинают включать в себя термины расовой принадлежности.
Расовая политика претерпела значительные изменения в последние десятилетия. Эти трансформации частично нашли свое отражение в теоретических дискуссиях об онтологическом статусе расы и методологии ее изучения. Однако, когда некоторые авторы, пишущие о расе и этничности, попытались отделить исследовательский процесс от политики, то оказалось, что делать это невозможно или нежелательно. Поэтому политический контекст концептуализированного расизма и «этнизма» необходимо объяснить.
Прежде всего следует отметить, что ни одно из теоретических направлений в изучении расовых и этнических отношений не является в настоящее время доминирующим и общепризнанным. Большая часть из основных исследовательских парадигм не может быть принята в качестве теоретически полных: потребность в большей четкости при определении ключевых понятий и оперировании ими продолжает существовать. Возможно, М. Бэнтон прав, когда пишет, что различные теоретические парадигмы могут по-разному описать процессы, происходящие в сфере расовых и этнических отношений, поскольку одним и тем же ситуациям приписывают свои специфические значения [32, p.125]. Однако дело не только в этом: разные парадигмы явно или неявно исходят из отличающихся политических установок и позиций.
Вопрос о том, каким образом концептуально оформляются расовый и этнический дискурсы, не является чисто академическим, он всегда связан с более широким политическим контекстом в любой исторический момент времени. В частности, исследование Л. Бэка и Дж. Соломоса, двух известных неомарксистов, занимающихся этническими и расовыми проблемами, продемонстрировало связь науки и политики в этой области [33, p. 178-199]. Его исходным пунктом было предположение о том, что раса является прежде всего политическим конструктом. Отсюда следует, что утверждения, принадлежащие к расовому дискурсу, должны анализироваться в контексте процессов социальной регуляции и формирования идентичности. Однако проведенный анализ показал, что формы расизма многообразны и сложны, а его логику следует оценивать с точки зрения того, что авторы называют «метонимическими уточнениями». Это означает, что дискурсивно формы расизма могут выражаться через множество кодированных значений. Современный расизм развивался, адаптируясь к новым историческим обстоятельствам. Главным следствием этих «уточнений» является то, что в некоторых случаях расизм принимает скрытые или видоизмененные формы. Например, упоминавшийся «новый расизм» 80-х годов кодировался в терминах логики культурных конфигураций, и его сторонники могли утверждать, что они защищают свой образ жизни, а цвет кожи к этому не имеет никакого отношения.