Смекни!
smekni.com

Структура, габитус, практика (стр. 3 из 6)

В той и только в той мере, в какой габитусы являются инкорпорацией одной и той же истории (или, говоря точнее, одной и той же истории, объективированной в габитусах и в структурах), практики, которые они порождают, становятся взаимнопонятными и непосредственно настроенными на структуры, а также объективным образом отрегулированными и наделенными объективным смыслом, одновременно единичным и систематичным, трансцендентным к субъективным намерениям и к сознательным - индивидуальным или коллективным - планам. Один из важнейших результатов согласования между практическим чувством и объективированным смыслом - формирование мира здравого смысла (sens commun), непосредственная очевидность которого удваивается объективностью, обеспечивающей консенсус в отношении смысла практик и мира, т. е. гармонизацией опытов и постоянным подкреплением, которое каждый из них получает из выражений индивидуальных или коллективных (например, во время празднований), импровизированных или запланированных (присказки, поговорки), выражений сходства или тождественности.

Однородность габитусов, наблюдающаяся в границах одного класса условий существования и социальных детерминаций, есть то, что делает практики и произведения непосредственно понятными и предсказуемыми, а следовательно, воспринимаемыми как очевидные и сами собой разумеющиеся. Габитус позволяет экономить на интенции не только при производстве, но и при расшифровке практик и произведений. [8] Автоматические и безличностные, обозначающие без намерения обозначать, рядовые практики представляются пониманию не менее автоматическому и безличностному, а возобновление объективного намерения, которое они выражают, ни в коей мере не требует ни “реактивации” пережитого намерения того, кто эти практики осуществляет, ни “намеренного переноса на другое”, столь дорогого феноменологам и всем защитникам концепции “соучастия” в истории и в социологии, ни скрытого или явного вопроса о намерениях другого (“Что ты хочешь этим сказать?”). “Коммуникация сознаний” предполагает общность “бессознаний” (т. е. языковой и культурной компетенции). Расшифровка объективной направленности практик и произведений не имеет ничего общего с “воспроизводством” (Nachbildung, как об этом первым сказал Дильтей) жизненного опыта и новым бесполезным и неопределенным установлением, единичности личных интенций , которые в действительности не являются их основой.

Объективная гомогенизация габитусов группы или класса, вытекающая из гомогенизации условий существования, позволяет объективно согласовывать практики без стратегического расчета и сознательного соотнесения с нормами и делать их взаимно приспособленными при отсутствии какого-либо непосредственного намерения и, a fortiori, какой-либо эксплицитной договоренности. Это есть само по себе еще не оформленное взаимодействие, с объективными структурами, которые производят диспозиции взаимодействующих агентов и указывают им, через эти диспозиции, их соотносительные позиции во взаимодействии и в других местах. [9] “Представьте себе - говорит Лейбниц, - двое настенных или наручных часов, которые прекрасно согласуются между собой. Это может быть достигнуто тремя способами. Первый заключается во взаимном влиянии; второй - в том, чтобы приставить к ним работника, способного их регулировать и согласовывать ежемоментно; третий - сделать эти двое часов настолько искусно и точно, что они сами могут обеспечить свою согласованность в дальнейшем”. [10]

Столь же долго, сколь игнорируется истинный принцип такой оркестрации без дирижера, который придает упорядоченность, целостность и систематичность практикам при отсутствии какой-либо стихийной или навязанной организации индивидуальных планов, мы обрекаем себя на наивное рукотворчество, не признающее никакого иного принципа, кроме сознательного согласования[11]: если практики членов одной группы или - в дифференцированном обществе - одного класса всегда согласованы больше и лучше, чем о том знают или чего хотят агенты, то это потому, что (как об этом говорил еще Лейбниц) “следуя лишь своим собственным законам, каждый тем не менее согласуется с другим”. Габитус - не что иное, как имманентный закон, lex insita, вписанный в тела сходной историей, которая является условием не только согласования практик, но и практик согласования. [12]

В самом деле, сознательно совершаемые самими агентами исправления и приспосабливания предполагают усвоение некоего общего кодекса и наличие попыток коллективной мобилизации, а последние не могут быть успешными без минимума согласия между габитусами агентов-“мобилизаторов” (пророков, главарей и т. п.) и диспозициями тех, кто узнает друг друга по практикам или дискурсам, а также без склонности (что немаловажно) группироваться, которую вызывает стихийное согласование диспозиций.

Нет сомнений в том, что всякое усилие мобилизовать, имеющее целью организовать коллективное действие, должно считаться с диалектикой диспозиций и возможностей, происходящей в каждом агенте, будь он мобилизатор или мобилизуемый. (Может ли стать революционным эффект гистерезиса габитусов? Ведь он является одним из оснований для расхождения между возможностями и предрасположенностью их чувствовать, что является источником упущенных возможностей, а также часто бесплодных усилий осмыслить исторические кризисы в категориях восприятия и мышления, отличающихся от существовавших раньше.) Усилие мобилизовать должно также учитывать объективную оркестрацию, которая устанавливается между объективно скоординированными диспозициями в силу того, что они сформированы частично или полностью тождественными объективными необходимостями. Тем не менее, чрезвычайно опасно анализировать коллективное действие по модели индивидуального, игнорируя все то, чем оно обязано относительно автономной логике институций мобилизации (с их собственной историей, специфической организацией и т. п.), а также ситуациям - институционализированным или нет - в которых это действие совершается.

Социология рассматривает как одинаковых всех биологических индивидов, которые обладают сходными габитусами, будучи сформированы одинаковыми объективными условиями. Социальный класс (в себе), взятый как класс условий существования и тождественных или сходных обусловленностей, есть неразрывным образом класс биологических индивидов, обладающих одним габитусом как системой диспозиций, общей для всех продуктов одних и тех же детерминаций. Если невозможно, чтобы все представители одного класса (или даже двое из них) пережили бы одни и те же события и в том же самом порядке, то несомненно, что любой представитель одного класса имеет больше возможностей, чем представитель другого класса, столкнуться с ситуацией, более частой для членов его класса. Объективные структуры, воспринимаемые наукой как вероятность доступа к благам, услугам или власти, - через сходный жизненный опыт, придающий определенное “лицо” социальному окружению, со всеми его “закрытыми” карьерами, недоступными “местами” или “смутными перспективами” - внедряют то самое “искусство оценивать прямое подобие”, о котором говорил Лейбниц, т. е. искусство предвосхищать объективное будущее или же чувство реальности, которое есть несомненно наиболее скрытое основание ее действенности.

Чтобы определить отношения между классовым габитусом и индивидуальным габитусом (неотделимым от органической индивидуальности, непосредственно данной непосредственному восприятию - intuitus personae, социально обозначенной и признанной под видом имени собственного, юридического лица и т. п.), следовало бы рассмотреть классовый (групповой) габитус (а значит и индивидуальный, поскольку тот выражает и отражает класс или группу) как субъективную - но не индивидуальную - систему интериоризованных структур, общих схем восприятия, представления и действия, которые составляют условие всякой объективации и всякой апперцепции, и создать объективную регуляцию практик и целостность мировоззрения на основе известной обезличенности и заменяемости единичных практик и воззрений. Но это приводит нас к мысли, что все практики или представления, произведенные идентичными схемами, являются обезличенными и взаимозаменяемыми, подобно единичным постижениям (интуициям) пространства, которые, - по мысли Канта - не выражают ни одной особенности эмпирического “Я”. Действительно, отношение гомологии, т. е. разнообразия в сходстве, отражает разнообразие в сходстве социальных условий их формирования, что объединяет единичные габитусы различных членов одного класса: любая индивидуальная система диспозиций есть один из структурных вариантов других, где выражается единичность позиции внутри класса и единичность траектории. “Личный” стиль, та своеобразная марка, которую имеют все продукты одного габитуса, практики или произведения, всегда представляет собой только отклонение от стиля определенного времени или класса, и поэтому он соотносится с общим стилем не только в силу конформизма (как, например, Фидий, который, согласно Гегелю, не имел своей “манеры”), но еще и в силу отличия, составляющего “манеру” как таковую.

Принцип дифференциации индивидуальных габитусов заключается в едниничности социальных траекторий, с которыми соотносятся ряды (серии) детерминаций, упорядоченных хронологически и не сводимых одни к другим. Габитус ежемоментно структурирует - в зависимости от структур, произведенных предшествующим опытом - новый опыт, преобразующий первоначальные структуры в границах, определенных их избирательной силой, и осуществляет единую интеграцию опытов статистически общих для всех членов одного класса, однако эта интеграция подчинена первому опыту [13]. На самом деле, особая значимость первоначального опыта в основном является следствием того, что габитус стремится обеспечить собственное постоянство и защититься от изменений с помощью отбора, совершаемого им в потоке новой информации. Так, при появлении случайной или принудительной информации он отбрасывает ту, которая способна вызвать сомнения в усвоенной ранее, и, в частности, создает неблагоприятные условия для появления такого рода информации. Можно, например, считать заключение гомогамных (равных) браков парадигмой всякого “выбора”: габитус здесь стремится потворствовать опыту, способному укрепить его (на это же указывает и тот эмпирически зафиксированный факт, что о политике стараются говорить с теми, кто придерживается того же мнения).