Прогноз: игры аналитиков, технологов и политиков (стр. 2 из 3)

(скажем, сначала

а позже -

, то есть наблюдатель и объект (или два cубъекта)

как бы меняются местами), что предполагает возможность пересчитать партнера, в определенной степени подчинить его своим замыслам. Если С будет заметно отклоняться от единицы (в любую сторону) мы можем подойти к ситуации, где один из субъектов игры становится фактически объектом управления. В наших конкретных делах, например, – плохо прогнозирующий развитие ситуации субъект политики становится ее объектом.

Тут мы сталкиваемся еще с одной очень важной функцией прогноза – его программирующей компонентой. Что касается первой ситуации С «1 , она достаточно понятна. Наблюдатель (он же субъект и, при случае, оператор) может программировать параметры движения и преобразования объекта, если последний доступен управлению хотя бы на какой фазе движения. То есть туманность Андромеды – это вряд ли, а вот в артиллерии этим и заняты – управляют, скажем, дальностью огня. Но снаряд или велосипед не реагируют на прогнозы (иногда весьма печальные) по поводу их будущего.

Более интересной и полезной для наших целей задача становится тогда, когда С

1. Система

поощрений и угроз, явно или неявно содержащихся в прогнозе (иногда не имеющем серьезной сценарной разработки и лишь тактически программирующем партнера), публикуемом одной из сторон, может привести партнера по игре к существенному изменению поведения в желательную для прогнозиста сторону. Развитие этой тенденции может превратить слабого партнера в управляемый объект – хотя бы на некоторое время и для ограниченного сектора целей. Его подготовка и психологическая конституция могут не позволить оказать сопротивление, отказаться от индуцированных сценариев и связанных с ними потерь. В некотором плане речь идет об уровне футурогенного иммунитета. Его дефицит практически неизбежно ведет к упомянутой трансформации. Если учесть, что в обществе всегда находится немалый процент иммунодефицитных членов, они и составляют прекрасную базу для политических, религиозных и коммерческих манипуляций. Не менее опасен и иммунопрофицит, отторгающий любые сколь угодно важные и хорошо проработанные прогнозы. Хочу подчеркнуть, что общество по этому параметру обычно довольно сильно размыто, и группы с дефицитом и профицитом критического восприятия прогноза (в более простом образе –легко внушаемые и отражающие) требуют разного подхода. Оперативное различение реального и ложного прогнозов требует определенной подготовки, в том числе психологической, а по сути – внедрения на том или ином уровне в систему массового образования. О роли программирующей функции прогноза в качестве т.н. «информационного оружия» и его использовании в эволюционных войнах следует говорить отдельно – эта тема тесно связана с различными сценариями процесса глобализации.

Мы практически не касаемся здесь иного предельного случая – С»1. В принципе, чрезвычайно

интересного. Видимо, где-то на уровне С

1 проходит своеобразная «красная черта»

рационального прогноза. Далее следует все более недоступная прогнозу область, для описания которой как минимум просто не хватает семантической базы. Наблюдатель в любом случае стремится дойти до пределов своего воображения, но узость семантической базы не дает ему возможности сформировать что-либо, отличное от мифа. В современном исполнении это может выглядеть как научная фантастика на тему сверхразвитых пришельцев или цивилизаций галактического масштаба. Сути дела это практически не меняет, и даже остается в качестве общего элемента слегка гипертрофированная антропоморфная основа. Несомненная польза, вытекающая из обсуждения этого предела – серьезная стимуляция к самоусложнению, индивидуальному и цивилизационному.

В любом случае наблюдаемое ускорение развития цивилизации и возрастающая ответственность в принятии масштабных решений усиливают нагрузку на форекастинг, делают его все более распространенным и жизненно важным на все уровнях общества. Лидирующие позиции Евро-Атлантического Сообщества во многом обусловлены как раз развитостью форекастинговых структур, причем суть не только в нескольких сотнях специальных центров, подразделений и кафедр, профессионально сконцентрированных на данных проблемах. Дело и в массовом внедрении футурологических идей в конкретную локальную работу. Руководитель маркетинга – либо хороший прогнозист, либо безработный. Практически те же моменты касаются игроков на финансовом, фондовом и всех прочих рынках. Касаются домохозяйку, планирующую семейный бюджет и серьезные покупки. Приобретение дома в рассрочку основано на прогнозе хозяина, что в ближайшие 20 лет он будет обеспечен достаточно стабильной и высокооплачиваемой работой, а это, в свою очередь, заставляет его жить по возможности в максимальном соответствии с собственным прогнозом. И уж, конечно же, очень приличные способности к прогнозу требуются политическому лидеру, по крайней мере, умение и желание пользовать услугами профессиональных форекастинг-экспертов.

Некоторые методы

Об аналогиях

Аналогия лежит в основе познавательного процесса. Любому наблюдаемому явлению мы сразу пытаемся сопоставить что-то схожим в нашем предыдущем опыте. Разумеется, в прогнозировании аналогия занимает также почетное место

Простейший из аналоговых подходов – экстраполяция предшествующей картины, относительно гладкое распространение прошлого на будущее. При возникновении особых ситуаций часто привлекают ситуационные аналогии из более широкого круга явлений. Но, строго говоря, и в таком случае аналогия требует адаптации – прямое пересаживание ее на новую почву может оказаться весьма непродуктивным, привести к прогнозу крайне маловероятной ситуации. Поэтому, в конечном счете, необходимо вести более общее моделирование, определять доминантные факторы воздействия, ведущие к наиболее вероятным сценариям.

В нашей теме – характерные примеры переломных ситуаций, скажем качественной трансформации ряда стран Восточной Европы. В рядах отечественной политической оппозиции почти эпидемически развивались вспышки прогнозов – будет «бархатная Прага», белградский вариант, варшавская модель, «бухарестская революция», и т. п. На что последовательно и предлагалось ориентироваться, обычно каждый на что-нибудь новое. К сожалению, во всех случаях отсутствовала модельная проработка, и практически не учитывались определяющие факторы развития событий у бывших собратьев по соцлагерю. Например, мощнейший антиоккупационный синдром, характерный для ныне наиболее продвинувшихся в Европу Чехии, Венгрии и Польши (весьма характерный также и для республик Балтии). Или цепочка весьма кровавых войн, начавшихся с бомбардировки Любляны и потрясавших распадавшуюся бывшую Большую Югославию на протяжении многих лет.

И еще о проблемах

Возвращаясь к проблеме скептиков, надо подчеркнуть, что ими часто руководит особенно наглядное в экстраполятивном методе прогнозирования соображение – сценарии будущего как бы и не являются особыми конструктами, поскольку целиком смонтированы из полученного в прошлом позитивного, то есть проверенного опытом, знания. Что, в общем, вполне верно, но проблема в том, что каждый опыт непременно ставился относительно того или иного прогноза, то есть всегда был проверкой определенного сценария. Именно эта относительность и взаимосвязь и создает новое знание (в том числе распространяет известные закономерности на более широкий интервал параметров). И в этом плане прогноз естественным образом входит в любое полученное опытным (точнее – опытно-прогностическим!) путем позитивное знание.

Спор о первичности опыта или теоретической прогнозной модели того же порядка, что и известная борьба первичностей – материи или духа. Физикалистски настроенным людям свойственно – зачастую неявно, чтобы не обозначать свою онтологическую позицию - считать материю первичной, эксперимент – также, а, соответственно, прошлое – чем-то более фундаментальным, чем будущее (и даже признавать за историей черты научности в отличие от той же футурологии…).

В конечном счете, реальность того или иного явления оценивается по его влиянию на систему, которую можно определить в качестве прибора, уровню конвенциальности (в основном единообразному признанию в достаточно широком круге экспертов) и прогнозной эффективности. И с этой точки зрения, реальность конструктов, определяющих прогнозные сценарии, может быть не менее велика, чем при рассмотрении более привычных объектов в рамках прошлого. Сомневающимся можно предложить простое, хотя и неприятное воспоминание о событиях рывка с работы (или из другого места) в связи с невыключенностью домашнего утюга. Который на самом деле мог оказаться и мирно выключенным, что, увы, выяснялось только после реализации одного из сценариев.

Не вдаваясь в глубину возможных философских дискуссий на данные темы, замечу, что как раз осознание отмеченной взаимосвязи прогноза и опыта - своеобразного принципа относительности опыта в поле прогностических сценариев – представляется одним из крупнейших достижений конца пошлого века. Особо актуальным для эпохи, когда прогнозная компонента любого продукта существенно увеличивается просто в связи с резким возрастанием темпа развития цивилизации.

О распределении ролей

Если говорить о распределении ролей, то в связке аналитик-форекастер, политтехнолог-политик часто используются аналогии строительного (соответственно, архитектор, инженер-проектировщик-прораб) или театрального (соответственно, сценарист, режиссер, актер) характера, Весьма емкие, но, разумеется, условные, как и все, что связано с аналогиями. Существенно здесь то, что данные функции могут и совмещаться в одном лице – природа знает многообразно одаренных людей. Но в основном это нежелательно, поскольку, во-первых, трудно стать опытным профессионалом во все трех направлениях, во-вторых, у политика всегда есть опасность сильного искажения прогноза, когда в его поле находится он сам. По крайней мере, в публичных выступлениях он вынужден всегда держаться на неком чрезмерно оптимистическом уровне относительно себя и не менее чрезмерно подчеркивать недостатки оппонентов.