Сартр трактует единство теории и практики как растворение познания в действии. 'Марксизм Маркса, - пишет он, - отмечает диалектическую противоположность познания и бытия, содержал в качестве имплицитного требования экзистенциональное основание теории. В конце концов, для того, чтобы такие понятия, как овеществление или отчуждение, приобрели весь свой смысл, надо было, чтобы исследователь и исследуемое составляли одно целое'6 . При этом Сартр высоко оценивал марксово понимание истории, при котором 'детали' включались в общую картину, учитывался момент субъективности, и считал, что антимарксистские аргументы оказываются обманчивым омоложением домарксистских идей. Собственную аргументацию, особенно в 'Критике диалектического разума', Сартр неоднократно подкрепляет ссылками на Маркса. Мерло-Понти в 'Приключениях диалектики' уделяет немало места трактовке марксовой диалектики, считая, что Маркс без существенных изменений применяет гегелевское изложение отчуждения и опредмечивания.
К неомарксистам можно отнести и философов Франкфуртской школы, исходивших из того, что капиталистическое общество полностью исчерпало себя, все свои возможности. Для них марксизм - это прежде всего критическая теория. В своей критике гегелевской диалектики и Адорно, и Маркузе ссылаются на марксову критику Гегеля в 'Рукописях 1844 г.'. Давая критику отчуждения, Адорно излагает взгляды Маркса на товарный фетишизм, ссылается на трактовку Марксом понятия практики. У Маркузе тема Гегель-Маркс проходит через все его творчество. Маркс, считает он, хотел по-новому определить разум, а его эсхатологические идеи отвечают новым тенденциям - 'идее отмены труда'.
Общеизвестно стремление Маркузе соединить учение Фрейда и Маркса. Это еще в большей степени характерно для Фромма, считавшего заслугой Маркса то, что он открыл и обосновал роль желаний и интересов в поведении людей. Фромм, признавая влияние социальных факторов на поведение людей, обращал особое внимание на то, что одинокий и беззащитный индивид оказывается в современном обществе лицом к лицу, как он говорит, с чудовищем отчуждения. Социальная система должна быть направлена на освобождение человека от использования его как средства для достижения чуждых ему целей. Фромм считал, что философия Маркса протестует против дегуманизации и обезличивания человека, порождаемых развитием западной цивилизации. Для Маркса история есть возрастающее развитие человека при одновременном возрастании отчуждения.
В рамках неомарксизма раздавалась и весьма резкая критика тех или иных положений Маркса. Все эти философы не являлись марксистами, но проявляли большой интерес к его творчеству, особенно к его критике положения человека в капиталистическом обществе.
Интерес к идеям Маркса в эти годы проявляют и многие философы, не принимавшие его взгляды, как, например, неотомисты. Именно тогда выходит книга Э.Тира 'Образ человека у молодого Маркса' (1951), работы Бохенского, Веттера, Фетчера. Другим примером такого интереса может служить оценка Маркса теоретиками лейборизма, которые опирались на фабианский социализм, а не на Маркса. Один из видных теоретиков лейборизма Дж.Стречи писал в 1956 г.: 'Предполагать, будто можно плодотворно изучать современную действительность в ее экономическом или социальном аспекте, не учитывая при этом самым тщательным образом, на каждом шагу, что думали и писали по этому поводу Маркс и его основные преемники, значит попусту тратить время... Было бы весьма трагично, если бы эти истины, некогда открытые Марксом, мы потеряли из виду'.
Неомарксизм, ренессанс Маркса 50-60-х годов был отражением и выражением всей духовной атмосферы тех лет, когда студенты Гарвардского университета во время своих выступлений в 1969 г. вывешивали плакат 'Философы лишь различным образом объясняют мир, но дело заключается в том, чтобы его переделать'. Ощущение кризиса культуры, кризиса индустриальной цивилизации становилось преобладающим. Известный американский социолог Ч.Р.Миллс писал в 1959 г.: 'Мы находимся у окончания того, что называется 'Новым Временем', также как за античностью следовало несколько веков варварства, ориентализма, которые Запад провинциально называл Темными веками, так и сейчас Новое Время сменяется постмодерным периодом. Его можно назвать 'Четвертая эпоха'.
Речь идет еще не столько о понимании, сколько об ощущении надвигающихся перемен в образе жизни, сознании, мироощущении человека, что наиболее наглядно выразилось в движении 'новых левых', черпавших свои идеи во многом из неомарксистских учений. Критика позднекапиталистического общества была доведена ими до его полного неприятия.
В 70-е годы на смену левому радикализму с его увлечением Марксом пришел неоконсерватизм, пытавшийся в условиях экономического кризиса тех лет удержать прежние ценности. Разочарование в идеях прогресса, гуманизма приводит к отказу от увлечения идеями Маркса, да и не только Маркса, но и всей классической философии. Развивавшаяся в рамках марксизма теория переставала давать ответы на вопросы, выдвинутые приходом постиндустриального общества. Потребовалась смена координат, многие прежние представления о ходе развития общественного процесса утрачивали смысл. Новые исторические реалии, особенно связанные с формированием единой цивилизации, требовали нового осмысления. Это не значит, что у Маркса нельзя ничего найти в этой связи. Но Маркс перестал быть вдохновителем душ, и неомарксизму как философскому направлению, стремившемуся при помощи Маркса осознать общественную ситуацию, пришел конец.
Сам по себе этот факт не означает того, что учение Маркса вообще перестало представлять интерес. Оно вошло в сокровищницу мировой культуры, стало ее неотъемлемой частью, а многие аспекты его воззрений еще ждут своего истолкования.