Первоначально, когда были построены первые сложные схемы, надстраивающихся друг над другом плоскостей замещения, мы не поднимали вопрос, в каком собственно контексте должно рассматриваться это замещение – в контексте ли развития или в контексте функционирования. Мы просто говорили о строении или структуре понятия, о характере его содержания и представляли эту структуру и это содержание как задаваемые несколькими различными плоскостями. Это, таким образом, была статическая структура знания. Но вместе с тем – и от этого факта нельзя было уйти – у нас уже появилось усложнение и развертывание структурных схем. Пока это было развертывание в рамках теории и теоретического анализа. Но исследователь, проделывающий подобные шаги в своем анализе, неизменно ставит вопрос: а чему соответствует его процедура, что она имитирует и изображает?
К этому добавлялось и другое соображение. С момента своего появления новая логика объявила себя генетической и претендовала на такой анализ и такое описание мышления, которые учитывали бы его историческое развитие. Поэтому все осуществляемые нами процедуры анализа и последующее построение сложных структур должны были трактоваться как соответствующие общему историко-генетическому принципу. Поэтому появилась идея рассмотреть описанный в предшествующих лекциях анализ рассуждений и дальнейшее складывание из структур операций более сложных структур как части или этапы единого процесса генетического исследования, точнее – как этапы единого процесса восхождения от абстрактного к конкретному.
Здесь нельзя забывать, что приведенные выше схемы сопоставлений отождествлялись нами с операциями, и поэтому конструирование более сложных структур операций из более простых выступало как естественное изображение их возможного исторического развития.
Во всем этом было очень много наивных и неточных соображений. В дальнейшем мы поняли, что генетическая теория отнюдь не имитирует и не изображает процессов исторического развития знания. Мы поняли также, что подобные схемы сопоставлений объектов не являются операциями в собственном смысле слова. Мы поняли и еще ряд моментов, которые показывают необоснованность и произвольный характер многих наших тогдашних соображений и приемов анализа. Но все это появилось позднее. А в тот период мы очень гордились тем, что наши операции представлены в виде структур, и что эти структуры таковы, что из них можно собирать более сложные конструкции и выдавать их за новые операции, развившиеся из предшествующих. Нам казалось, что именно таким путем можно и нужно удовлетворить исходному принципу нашей методологии – генетическому построению теории мышления.
Все эти соображения породили особый цикл наших исследований, который развивался довольно интенсивно до 1959 года. Это были попытки проанализировать и изобразить развитие операций как усложнение структур сопоставления. В этой связи было намечено несколько различных линий. Одна из них касалась собственно объектных замещений. Наверное, наиболее характерная работа этого цикла – исследование отношения эквивалентности, проведенное И.С.Ладенко. Другая линия фиксировала превращение знаковых форм первого сопоставления в объекты оперирования следующего и, следовательно, – усложнение структур сопоставлений не по горизонтали, как у Ладенко, а по вертикали. В этой связи мы ставили вопрос об уровнях развития сопоставлений и, соответственно, об уровнях типологии и классификации различных операций мышления. Наверное, наиболее резко и четко эта позиция выражена в тезисах моего совместно с Ладенко доклада на I съезде Общества психологов.
Мне важно подчеркнуть, что в работах этого периода речь шла прежде всего об операциях. Наборы операций и выступали в качестве того, что мы потом стали называть средствами мышления. Уже в этот период, фактически, произошло разделение и противопоставление друг другу синтагматического и парадигматического планов описания мышления. Когда мы говорили о развитии операций и об уровнях, на которые они должны быть помещены, то это был, фактически, разговор о парадигматической системе средств и некоторых закономерностях ее развития. Когда же Ладенко обсуждал возникновение отношения эквивалентности и его структуру, то это был разговор о синтагматической системе процессов мышления или того, что мы впоследствии назвали решениями и процедурами (еще позднее – преобразованиями объектов).
Анализируя в дальнейшем условия и механизмы установления отношения эквивалентности, Ладенко выделил область, которая должна была обеспечивать построение решения. Таким образом, он, фактически, совершенно выходил из плана анализа генетических механизмов и закономерностей и переходил в план того, что мы сейчас называем "построениями решений". Но мы тогда недостаточно хорошо понимали это, ибо путали эту новую область, с одной стороны, с генетической – ведь она появилась и рассматривалась в ее контексте, – а с другой стороны, с планом описания структуры уже осуществленных, построенных решений.
Эта последняя область все более и более выделялась в тот период и получила свое наиболее яркое выражение в анализе структуры текста Аристарха Самосского,* но не в собственно аналитической части этого исследования, а в попытках синтеза сложного процесса решения из простых структур сопоставлений и знаний. В наиболее резкой и короткой форме эта идея выражена в моей статье "К анализу процессов решения задач".** Но к этой стороне дела, к анализу всех возникающих здесь противоречии, я вернусь ниже.
* См.: Г.П.Щедровицкий. Опыт логического анализа рассуждений / Г.П.Щедровицкий. Философия Наука Методология. М., 1997.
** См.: Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995.
Здесь, чтобы закончить описание линии генетического исследования, нужно назвать еще выделение так называемых рефлективных процессов. Пытаясь объяснить механизмы генетического развертывания операций, мы с Ладенко выделили особые процессы, которые по нашей мысли должны были обеспечить выделение или конструирование нового содержания. Дело в том, что отношения сопоставлений, создаваемые деятельностью для выявления какого-то содержания в объектах, сами затем становились объектом анализа. Но для того, чтобы произошла такая переориентировка в понимании объекта анализа, нужно было приписать человеку или просто задать в теории некоторый особый механизм. Его-то мы и называли рефлективным смещением в процессах мысли и рефлективным смещением, или выделением, особых задач. В дальнейшем эта идея подучила большое развитие как в собственно методологических, так и в логико-педагогических исследованиях.
Здесь нужно еще сказать, чтобы просто отметить существование этой линии, что, продолжая свои исследования, Ладенко ввел целый ряд различений, которые он отчасти изложил в своей диссертации, а отчасти в более поздних дискуссиях, которые у нас происходили на семинаре по методам логики и методологии науки. Эти дискуссии до сих пор не проанализированы в достаточной мере и не ассимилированы нами так, как следовало бы.
Параллельно всему описанному выше процессу анализа операций, их структуры, проводилось особое исследование строения сложных знаковых систем. Я имею в виду прежде всего анализ системы атрибутивного знания, но, кроме того, намеченные по аналогии с ним наброски анализа числа и системы арифметики. С определенной точки зрения это были тоже генетические или псевдогенетические разработки. Но они относились уже не к структуре отдельных сопоставлений, т.е. операций, а к их сцеплениям и цепям, а в еще большей мере – к тем сложным знаковым формам, в которых все это фиксировалось.
Мне важно подчеркнуть, что здесь происходило существенное изменение самого предмета исследования. Это тоже было мышление, во всяком случае – его элементы, но их уже ни в коем случае нельзя было называть собственно мыслительной деятельностью. Это были знаковые системы, создаваемые мышлением и используемые мышлением. Но в то время у нас не было достаточно четкого понимания всех этих различий. По сути дела, как это обсуждается в моей статье "О соотношении логических и лингвистических аспектов в типологии языков", мы переходили здесь к тому предмету, который может быть назван семиотикой, развертываемой на базе общей теории деятельности.
Здесь интересно, что подобные знаковые системы получают свою особую линию развития в рамках самих знаковых структур. Поэтому, соответствующие куски логического анализа располагаются в системе общей генетической теории как ответвления от общей линии развития мышления. Это обстоятельство было понято нами довольно рано и поэтому в статьях 1958-1961 гг. мы говорили об особой линии развития формальных систем. Интересно, что принципы развития подобных систем знаков приобретают очень правильный и формальный характер. Это понятно, ибо подобные системы, хотя и складываются естественно, но потом, как правило, искусственно упорядочиваются, и это облегчает дальнейшую работу по их собственно логической схематизации и организации.
Анализ формальных систем, осуществленный в наиболее полном виде в статьях об атрибутивных знаниях,* дал возможность проанализировать особую группу мыслительных процессов, которая складывается как употребление или применение сконструированных формальных знаний. Мы назвали эти процессы процессами подведения единичного объекта под общее формальное знание и процессами соотнесения общего формального знания с единичными объектами. Все это подробно описано в названных выше статьях, и поэтому я совершенно не буду здесь излагать содержание этих тем.
* См.: Г.П.Щедровицкий. О строении атрибутивного знания / Избранные труды. М., 1995.
Мне важно подчеркнуть только один момент, который будет важен нам для понимания общей линии и тенденций развития наших исследований. Исследования формальных знаний и их систем позволили очень четко и резко разделить так называемые "порождающие" процессы мышления и процессы "применения" или "соотнесения". В дальнейшем мы постоянно пользовались этим различением, и не только в названной выше узкой области, но, фактически, повсеместно. Этот момент важен для понимания того, о чем я сейчас буду говорить. По сути дела, мы переходим к важнейшему пункту в этой линии работ. Я имею в виду не только анализ сложных знаковых систем, но и все попытки задать элементарные структуры операций и сконструировать из подобных структур процессы мысли.