Накопление потенциала науки начинается при господстве и на фоне донаучной культуры, которая является другой, в некотором смысле противоположной основой для оценки нашего мира. Культура формируется как особым образом организованный, упорядоченный опыт людей, опыт всего человечества, опыт кажого народа, любого сообщества, семьи, любой малой группы, как личностный опыт. Каждый ребенок, появившийся на свет, должен для того чтобы стать человеком, членом общества непрерывно осваивать культуру. Тем самым он приобщается к накопленному мировому опыту, формирует свою личностную культуру, соответствующую программу воспроизводства. Освоение воспроизводственных программ перерастает в их реализацию. Освоение культуры, ее воспроизводство есть процесс закрытый, во всяком случае в первом приближении. Он ориентирован прошлым опытом, накопленным культурным богатством. Качественное расхождение между исторически сложившейся культурой и наукой включает расхождение между ориентацией на воспроизводство сложившейся в прошлом программы и стремлением формировать и реализовывать новые программы. Именно в этом основа расхождения между всеми формами закрытости и открытости в обществе. Специфика науки в нацеленности на отрицание некоторых важных параметров культуры, тех, которые связаны с закрытостью. Это открывает путь для осмысления мира через оппозицию "сложившаяся культура - наука". Она содержит в себе возможность осмысления всего разнообразия мира в прошлом, настоящем и будущем через оппозицию "нацеленность осмысления на закрытость - нацеленность осмысления на открытость".
Внутренний диалог является неизбежным результатом освоения неоднозначно воспринимаемого мира, его проблемного характера. Мир в диалоге осмысляется через его человеческую значимость для соответствующего субъекта. Этот процесс может быть оценен через дуальную оппозицию "комфортный мир - дискомфортный мир". Специфика комфортного мира в том, что он - выразитель позитивных ценностей, возможно синкретически слит с ними. Это привычный обжитой мир, возможно, не всегда приятный, но в целом эмоционально позитивный, возрождающий жизнь, мир своего дома, мир, с которым личность отождествляется, возможно, не мыслит себя без него и вне его, гибнет без него чисто психологически. Люди, формируя на протяжении как всей истории человечества, так и жизни личности, свою культуру, воспроизводят свой комфортный мир. Комфортность мира, надежда на него привязывает людей к жизни, делает ее эмоционально насыщенной, оправданной. Дискомфортный мир - это мир опасный, нарушающий сложившиеся ритмы, несущий дезорганизацию свыше приемлемого уровня. Он ценностно негативен. Это мир опасностей, возможно, превышающих потенциал людей их преодолеть, мир оборотней, вредителей, мир изгнания, бесприютности, страха, ужаса, ожидания страданий и самих страданий.
Описание мира в представлениях сложившейся культуры дает картину реальности, как поляризованной на полезное - вредное, положительное - отрицательное, комфортное - дискомфортное и т.д., как мира, выступающего в системе ценностей субъекта. Это представление можно рассматривать как человеческое, человечное в ценностном смысле. Человек всю жизнь ведет диалог с собой и с другими по поводу возможности перемещения границ между комфортной и дискомфортной реальностью. Сами оценки мира в разных культурах могут быть существенно различны. Например, для культуры мазохиста комфортно страдание, террористы пытаются утвердить свой комфортный мир, сея смерть. Вспомним поговорку, "что русскому здорово, то немцу смерть". Существуют и иные противоположные интерпретации этой идеи. Во всех случаях речь идет о разных оценках одних и тех же явлений в разных традициях.
В каждом акте освоения мира человек ориентируется на исторически сложившиеся представления о напряженной поляризации на комфортное и дискомфортное. Они представляются естественными, неотделимыми от самой жизни, от человека. Опыт истории говорит о том, что человек готов на многое, чтобы продолжать жить в соответствии со сложившейся комфортной картиной мира. Даже тогда, когда люди отказываются от сложившихся элементов этой картины, они склонны интерпретировать этот шаг, как возврат к ранее существовавшей комфортной картине, от которого они отошли в результате греха, "бесовских козней" и т.д. В этом смысле мнение, что "нет ничего нового под солнцем"(Ек.1,9) не следует принимать за чистую монету. В действительности оно отражает не отсутствие новизны, но стремление сводить все новое к старому, общеизвестному. Культ закрытости долго сохраняется и тогда, когда культура ускоряет движение навстречу переменам.
В науке дело обстоит противоположным образом. Она нацелена на постоянное обновление комфортного мира, на критику ранее сложившейся донаучной, недостаточно проработанной наукой картины мира. Комфортным становится само инновационное поведение, условия и средства, его обеспечивающие. Представление о комфортности становится результатом его интеллектуального осмысления, оценки мира с точки зрения его скрытых, теоретически вычисленных возможностей предвидеть и изменять мир.
Человек сталкивается с раздвоенностью в самих основах своих отношений к миру, к самому себе, которая выступает и как альтернатива комфортного - дискомфортного, и закрытого - открытого мира, и представлений сложившихся культуры - науки.
2. Наука как открытая форма культуры
Из того, что наука нацелена на критику комфортности, вытекает, что представления о мире, формируемые на ее основе, можно квалифицировать, по крайней мере в тенденции, как внечеловеческое и тем самым в известном смысле как бесчеловечное. В науке есть что-то страшное для человека, слитого со своим комфортным миром. Еще древние чувствовали опасность знаний. Соломон сказал "кто умножает знания, умножает скорбь"(Ек.1,18). Донаучная культура пыталась не допустить проникновения человека в бесконечные пласты реальности, скрывать уже полученное знание в узкой субкультуре жрецов. Знание, превышающее некоторый допустимый в соответствующей культуре предел, несло дискомфорт. Относительная слабость воспроизводственных возможностей не позволяла адекватно ответить на новое знание, построить эффективную программу воспроизводства. На этом фоне движение науки было актом неслыханной смелости, попыткой войти в ад, продвигаться в нем все дальше и глубже. Но на путь создания иной комфортности встали и другие формы культуры, прежде всего искусство. Авангардизм, модернизм постоянно штурмовали исторически сложившиеся границы комфортного мира. Наука самим фактом своего существования размыкает неподвижность комфортного мира, дезорганизующими для этого мира потоками новизны: то, что еще вчера было понятным, делается непонятным, то, что считалось вчера безопасным, является угрозой для человека. Выяснилось, что опасно пользоваться свинцовыми кубками, этого не знали древние, и это незнание, по мнению некоторых специалистов, сильно повредило Древнему Риму. Недавно стало известно, что для человека опасны казалось безобидные электромагнитные поля [2]. На картах земли расползаются районы, которые ученые расценивают как чреватые землетрясением. Современная наука, как кажется, изощряется в том, чтобы искать эти опасности буквально везде. Их непрерывные открытия не делают жизнь эмоционально более приятной. Есть, впрочем, и обратный процесс. Выяснилось, что бес, который постоянно пытается напакостить каждому - иллюзия, как и опасность от "сглаза", от кошки, перебегающей дорогу, и т.д.
Закрытость комфортных представлений несет в себе угрозу оказаться во власти иллюзий, инерции истории, пришедшей к нам из прошлого, возможно комфортного, но увы уже не для нас, не для сегодняшнего мира. Здесь человечество столкнулось с фундаментальной проблемой, от постоянного повседневного разрешения которой зависит существование людей. Несоответствие двух комфортных картин мира пронизывает образ жизни, воспроизводство, принятие любых решений, формирование любых смыслов, порождая подчас фантастические гибриды. Человек может сле- довать рекомендациям медицины и одновременно предаваться суевериям. Это стремление следовать двум противоречащим друг другу, возможно, исключающим друг друга, разрушающим друг друга программам деятельности может породить опасные потоки дезорганизации.
Расхождение между программами может носить глубокий характер. Для наркомана мир наркотиков комфортен. Но позитивные знания говорят, что наркотики несут гибель, то есть именно этот мир дискомфортен. Аргументы науки не убеждают наркоманов не потому, что у них есть другие с научной точки зрения более убедительные. Наркоманы и ученые ориентированы на разные культурные основания. Наркоманы следуют своим эмоциональным предпочтениям, возникшим в результате освоения определенных сложившихся субкультур. В науке же следование логике предметного знания с принудительной силой формирует выводы, что поведение наркомана несовместимо с ценностью жизни.
Исключающие друг друга представления о комфортности могут стать основой массовых ожесточенных столкновений. Свежий пример: в Южной Корее годовой доход с 1962 года возрос на душу с 87 до 10000 долларов. Это должно было с точки зрения здравого смысла резко повысить уровень массовой комфортности. В действительности, однако, мощное массовое студенческое движение, не останавливающееся перед насилием, требует немедленного объединения с голодной, нищей, тоталитарной Северной Кореей [3]. Комфортный мир этих людей связан не с лучшей по нашим представлениям, а с худшей жизнью. Впрочем, за примерами не надо ходить в другие страны. Аналогичный выбор сделала Россия в 1917 году, став на путь реализации дорыночной уравнительной программы решения проблем.