Н. Я. Данилевский: взгляд на культурные и политическиеотношения славянского мира к германо-романскому.
Н. Я. Данилевский (1822-1885) был, видимо, последним ярким представителем славянофильского направления русской научно- философской мысли в XIX веке. По этой причине мне хотелось бы для полноты понимания привести небольшой методологический анализ всей славянофильской концепции, придав ей некий философичный базис. Общим принципом методологии исторических и теоретических построений славянофилов была органическая теория, выведенная из натурфилософских идей Ф. В. И. Шеллинга (1775-1854). Шеллинг развивал понимание мира в качестве целостного живого организма и, разделяя его бытие на органическое и неорганическое, за первое, исходное, принимал живое, более непосредственно выражавшее сущность мирового духа - абсолюта. Всеобщее “жизненное начало” есть сущность мирового организма, состоящего из органов, каждый из которых есть единичный организм, нечто цельное, единое и аналогичное мировому организму. Таким образом, природа в целом и абсолют как её начало и сущность, есть макрокосм, а все организмы различной степени общности - микрокосмы.
Первые славянофилы, Хомяков и И. Киреевский, глубоко прониклись идеями Шеллинга, и, будучи удалены в деревню после запрещения западнического журнала “Европеец”, издававшегося Киреевским, имели много времени для размышления о судьбах горячо любимой родины. Их не привлекала западническая доктрина, построенная на гегелевской историософии, делившей народы на исторические и неисторические и выбрасывавшей из истории славян. Западники, не вполне согласные с этим, считали что все народы подчинены универсальным абсолютным закономерностям, но могут различаться по уровню развития, так что отставшие народы должны повторить движение ушедших вперёд, и Россия должна, чтобы достичь современной цивилизации, усвоить все результаты европейской образованности и буржуазные формы жизни. Славянофилы выдвигали альтернативную концепцию, методологически основанную не на гегелианстве, а на шеллингианстве. Вместо признания универсальных для всех народов закономерностей они утверждали наличие особых, присущих каждому народу начал и стимулов жизни, которые определяют как самобытную культуру, так и отличный от других путь движения к цивилизации. Русскую историю славянофилы понимали как развивающийся организм и в исторических событиях различали органичные, или внутренне обоснованные, нормальные, естественные, и неорганичные, или внешние, искусственные, чуждые жизни народа процессы и влияния. Народ представляется Хомякову в качестве живого социального тела, организма - носителя исторической жизни, народы относятся к человечеству как индивиды к народу. Понятие “народный дух” есть божественное провидение, православная идея, соборность (тип общественной организации, в котором бытие народа скреплено единством духовно- нравственных помыслов). Славянскую культуру славянофилы объявляли истинной, а западную с самого её начала ложной и утратившей способность к развитию. Но учение ранних славянофилов по преимуществу культурологическое, оно сфокусировано на различии и несовместимости культур (вера как ядро сознания народа и производные от неё философия, искусство, наука, религия).
Органическая теория получила распространение и в “Обществе” М. В. Петрашевского, который создал целую систему выведения социализма из философии. Органические тела и их иерархические комплексы обладают, указывал Петрашевский, определённой организацией, от которой зависит степень их совершенства (природа, человек, общество). В развитии всех организаций чередуются гармонические (промежуточно-зрелые формы) и негармонические (переходные образования) - органические и неорганические эпохи. В органические эпохи общества восходят на новую ступень совершенства и в конечном итоге достигают т.н. “нормального” состояния, когда устанавливается “гармония общественных отношений”, “уничтожается антагонизм частных интересов” и т.п. Это и есть социализм, теория которого есть “одна из составных частей философии природы”.
Именно в кружке Петрашевского и формировалось мировоззрение Н. Я. Данилевского, Григорьева, Достоевского, образовавших в 60-е годы неославянофильское идейное течение, получившее название “почвенничество”, к которому примкнули Н. Н. Страхов и К. Н. Леонтьев. Сравнительно с ранними славянофилами почвенники, особенно Данилевский и Леонтьев, обращаются преимущественно к вопросам внешней политики, к определению места России в региональных системах Запада и Востока. В отличие от прочих почвенников, у Данилевского отсутствует идея славянского мессианства, могущая привести к идее исключительности, превосходства нации или изоляционизму (Леонтьев). Данилевский в книге “Россия и Европа” предлагает своё понимание исторического процесса и места в нём славян вообще, снабдив его обстоятельной аргументацией, основанной на огромном фактическом материале.
Цель книги Данилевского - доказать возможность, даже необходимость новой славянской культуры. На пути этой задачи стоит предрассудок, который необходимо опровергнуть: как в Европе, так и в России, все уверены в том, что культура только одна, лишь непрерывно развивающаяся, причём все прежние культуры есть только ступени этого развития. Хранилище этой культуры - Европа, развитие её бесконечно, как бесконечно существование самого человечества. Стало быть, в настоящем и в будущем культура эта должна охватывать все народы и для восприятия её следует пожертвовать своим народным во имя общечеловеческого. Если всё обстоит так, то со времён Петра Россия, видимо, уже добилась этого. Но считает ли нас Европа своим равноправным членом? Отрицательному ответу на этот вопрос автор посвящает первые главы книги. Факты, им приводимые, весьма характерны: в 1864 г. Австрия и Пруссия напали на Данию без особого права и при полном попустительстве правительств европейских государств; в 1854 г. Россия правомерно требовала от Турции необходимого протектората над православными народами Турции, результатом была Восточная война, в которой против России были не только правительства Европы, но и общественное мнение. “Откуда же”,- спрашивает Данилевский ,-“это меряние разными мерами и вешание разными весами, когда дело идёт о России и о других европейских государствах?”
На этот вопрос, как показывает автор далее, невозможно найти вразумительный ответ из числа тех, кои обыкновенно приводятся. Из них основной - что Россия своими прежними делами, вероломствами и насилиями возбудила справедливые негодования и опасения Европы - подвергается Данилевским доскональному разбору и мощной аргументированной критике с выводом того, что “состав Русского государства, войны, которые оно вело, цели, которые преследовало, а ещё более благоприятные обстоятельства, столько раз повторявшиеся, которыми оно и не думало воспользоваться, всё показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава, что в новейший период своей истории она большей частью жертвовала своими очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными, европейским интересам”. Прочие капитальные обвинения против России выказаны столь же надуманными и бездоказательными. В чём же видит Данилевский “удовлетворительное объяснение как политической несправедливости, так и общественной неприязненности”? “Дело в том, что Европа не признаёт нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для неё простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки... Европа видит поэтому в Руси и в Славянстве не чуждое только, но и враждебное начало... Для беспристрастного наблюдателя это неопровержимый факт. Вопрос только в том справедлив ли этот отчасти сознательный взгляд ... или же это временный предрассудок, которому суждено бесследно исчезнуть.”
Что же такое Европа фактически и входит ли в неё Россия? Автор превосходно доказывает условность термина Европа как географического, доставшегося новому миру в наследие от древности, обозначавшей этим термином северный берег Средиземного моря. Европа есть понятие со смыслом культурно-историческим, а именно, Европа есть поприще германо-романской цивилизации. Но не является ли Европа и общечеловеческой цивилизацией? - вот вопрос, на который большинство даёт положительный ответ, противопоставляя Запад как полюс прогресса и Восток как полюс застоя и коснения. Но Данилевский справедливо указывает, например, на множественные достижения Китая, как то земледелие, садоводство, рыбоводство, не говоря уже о порохе, компасе, бумаге. “Прогресс”,- пишет он, -“не составляет исключительной привилегии Запада или Европы, а застой - исключительного клейма Востока или Азии; тот и другой суть только характеристические признаки того возраста, в котором находится народ...”.
“...важнейшая причина, по которой отвергается мысль о какой-либо самостоятельной цивилизации вне германо-романских форм культуры, заключается в неправильном понимании самых общих начал исторического процесса и в неясном, туманном представлении об историческом явлении, называемом прогрессом.” Здесь необходимо вернуться к идеям органической теории, которую Данилевский использовал как противовес господствовавшей в науке системе объяснения истории с помощью абстрактной методологии гегельянства и паневропеизма как её следствия, предполагавшим единый план в развитии человечества, образующего одну общую цивилизацию. Естественность альтернативного (органического) подхода к истории, исходящего из существования отдельных цивилизаций, развивающихся имманентно, но во взаимодействии друг с другом, демонстрируется на примере именно такой устроенности животного и растительного миров: “Понятие о естественной системе ... не составляет какой-либо особенной принадлежности ботаники и зоологии, а есть общее достояние всех наук, необходимое условие их совершенствования”. Поэтому всеобщему закону развития Данилевский противопоставляет “морфологический принцип”, согласно которому виды (органического мира) не развиваются посредством превращений и восхождений по ступеням единого процесса совершенствования, а изменяются только в плоскости своего индивидуального существования по собственным имманентным законам. Так Данилевский по аналогии с биологической морфологией приходит к понятию “культурно-исторических типов”, существующих рядом или последовательно, но развивающихся самобытно. Понятие древней или новой истории, таким образом, получает в рамках отдельного культурно-исторического типа смысл, терявшийся при рассмотрении единого исторического процесса: классический год 476 окончания древней истории является малозначимым в истории, скажем, Китая. “Итак, естественная система истории должна заключаться в различении культурно-исторических типов развития как главного основания её делений от степеней развития, по которым только эти типы могут подразделяться.”