Главы «Имена», «Ругань», «Игра слов», несколько неожиданно появляющиеся посреди эволюции основной авторской темы – мирового приоритета английского, а в английском – американского, языка, – не содержат ничего, что не содержал бы любой популярный справочник. Поэтому мы сразу переходим к заключительной главе: «Будущее английского языка» (239–245). В ней автор в который раз задается вопросом, останется ли в 21 веке английский единым языком или распадется на ряд родственных, но уже в основе различных языков (243). Несмотря на высказываемые (в частности, уже упоминавшимся профессором Burchfield’ом) опасения, Брисон считает, что английский гарантирован от судьбы латинского языка, который сначала эволюционировал в вульгарную латынь раннего средневековья, а затем послужил основой для ряда романских языков. Напротив, если что и грозит английскому, так это излишняя унификация, исчезновение живых диалектных потоков, питающих корни языка (245). С этим трудно не согласиться.
В заключение мы позволим себе вывод относительно отреферированного материала – вывод, который, как нам представляется, не лишен методического и педагогического (в широком смысле слова) смысла. Любовь к родному языку – вещь абсолютно извинительная и даже законная, но, как и любое чувство, она иррациональна в своих истоках. Вторжения этой иррациональности в научно-популярные рассуждения Билла Брисона очень хорошо ощутимы, но мы бы все же не спешили извинять автора в этом. «Любовь не превозносится…» Между языком матери и неодушевленным призраком всемирного языка (образом, напоминающим ходульных космических слонов Сальвадора Дали) есть различие, в которое следовало бы вдуматься. Вместе с тем материал книги свидетельствует, что случай Брисона – еще не самый запущенный.