Форма ресентимента , постоянно уточняясь и «сублимируясь» в своем стремлении к Ничто, никогда не приходит в тождество с собой и постоянно нуждается в ином; она движется, всегда «ускользая» от бытия.
В конечном итоге ресентимент сводится к тупому, упрямому настаиванию на своей голой самости, на своей совершенно пустой идентичности, на своем от-личии от другого, на раз-личии Я от Ты, на не-Ты. Как говорит К.А Свасьян.: «Ты оценивается как некая социально-фатальная несправедливость по отношению к Я, а существование Я предстает мотивом, вполне достаточным для мести»[167].
Ресентимент как форма бесконечного и непрерывного зацикливания Я на самом себе, представляет собой принципиально разомкнутый, разорванный круг, который может приближаться к своему замыканию лишь асимптотически, поочередно оставляя, теряя то один, то другой конец этого круга в другом. Движение ресентимента как центра, регулирующего меру этого разрыва и порядок чередования двух расходящихся краев, образует ось генеалогической вертикали, стремящуюся в нулевое Ничто. Таким образом, ресентимент, проведением оси нейтрализации всего и вся, учреждает всеобщность индивидуализации, неизменность изменчивости, короче говоря, в форме такого "постоянства различности" являет собой чистую форму Закона, во всей его крайне живучей смертоносности.
Нигилизм, ресентимент, морализм -вот чем Ницше характеризует субъективность. Волящий власть и в ней волящий самого себя субъект, интенсифицируя свое «внутреннее» за счет «убийства Бога» и экстенсифицируя свое «внешнее» за счет все более покоряемой природы, приходит в крайнее неистовство своего бесконечного стремления к Ничто.
В феноменологии Эдмунда Гуссерля классическая модель трансцендентального субъекта достигает свое полное завершение (правда, только в той мере, в какой она отвлекается от неимплицируемой вовнутрь субъективности трансцендентности), окончательно реализуя два великих проекта Нового Времени – cogito Декарта и априоризм Канта. (По сути, Гуссерль подвергает субъект более «радикальной» субъективации, нежели Кант: если у Канта трансцендентной (в теоретическом плане) оказывается только «вещь-в-себе» как абсолютно непознаваемый «сверхчувственный субстрат всех вещей», то Гуссерль не допускает в сознание даже пространственно-временные формы как «объективные», хотя для Канта они исключительно априорные, а потому сугубо субъективные формы познания)[168].
Но, несмотря на «классичность» автора феноменологии, его с полным правом можно отнести к мыслителям переходного периода, поскольку Гуссерль вводит в структуру субъективности аспект темпоральности, благодаря чему субъективность понимается в неразрывной связи с временностью, вплоть до полного совпадения структур субъективности и темпоральности.
Трансцендентальное Эго образует место, которое центрирует собой универсальный горизонт сознания. Я является источником предикатов объектов, которые составляют этот горизонт. Трансцендентальное Я[169], как функция синтезирования, связывает в единство дифференцировано распределяемые по периферии объекты, в горизонтальное единство, но объекты также являются единичностями, «сингулярностями», синтезированными «интенциональными актами». Между Я, центрирующим объективный горизонт, и его периферией существует связь как интенциональность или направленность, которая существует в двух режимах – прямой направленности на объект («объективная ориентация») и обратной направленности как рефлексии в трансцендентальное Я («субъективная ориентация»)[170].
Поскольку «восприятие и воспринятое образуют … неопосредуемое единство», то интенциональность есть ключевая форма связи "сознания и вещности», причем как имманентной связи. Но важно понимать, что интенциональность инстанцирует не тождество, но связь как корреляцию, - «… восприятие и вещь восприятия – хоть в своей сущности и взаимосопряжены друг с другом, однако с принципиальной необходимостью не едины и не связаны реально и по своей сущности друг с другом». Введением вовнутрь сознания или импликацией связи между восприятием и воспринимаемым, Гуссерль наследует трансцендентальный схематизм кантовского толка, существенно его уточняя: точно так же, как восприятие по Гуссерлю проходит через двойное опосредование бинарной структурой, также у Канта вещь опосредуется конституируемой трансцендентальным воображением структурой, состоящей из «схемы» и «образа». Гуссерль же раздваивает восприятие на сторону идеальную или идеально-имманентнуюформу («схема») и сторону реальную или реально-имманентную форму («образ»). Но если у Канта трансцендентальное воображение поставляет только имманентную форму, содержание которой остается трансцендентным, то для Гуссерля форма наполняется содержанием, имеющим характер иммманентной трансцендентности. Сам акт восприятия получает название ноэзиса, содержание восприятия – ноэмы.
Движение сознания начинает со «сдвига» с естественной установки на феноменологическую установку. Фе оменологическая редукция как выключение внешнего мира есть центростремительное движение сознания «внутрь», доходящее до «трансцендентального солипсизма»[171] и достижения «чистого Я» как архитектонической вершины сознания в процессе идентификации. После чего сознание центробежно снова интегрирует в себя весь мир, обосновывая «бытие-как-сознание». Имплицируемый внутрь сознания мир структурируется двумя полюсами – центром чистого Я и периферией чистого горизонта. В своем движении по центральной вертикали оси, сознание синтезирует форму единичного объекта, и, значит, вертикальный план – сфера того пассивного синтеза, топически характеризуемого как обратный и внутренний. Развертываясь в горизонтальном плане, сознание синтезирует всю совокупность объектов, и тогда горизонтальный синтез – сфера активного синтеза, чья топика описывается в понятиях прямого и внешнего.
Структура темпоральности[172] также характеризуется двумя основными модусами и центральной точкой их пересечения, опосредствования. Первый модус выступает как горизонтальный поток трансцендентных временных объектов. Будучи непрерывным, он представляет «гераклитов поток феноменов». Второй модус представляет собой перпендикулярно выставленную вертикальную ось, которая центрирует горизонт, и также обладает характером непрерывности.
Но вертикальная и горизонтальная непрывности суть разные непрерывности. Если горизонт – непрерывен диахрониччески, то вертикаль – непрерывна синхронически. Единичный объект схватывается в результате «синхронизирующего усилия» функции вертикали, которая формирует «имманентную форму», наполняемую при проекции «трансцендентным содержанием».
Все три соучастника временной структуры тесно коррелируют, но не совпадают, ибо их совпадение сделало бы работу «машины времени» невозможной. Точка «праимпрессии» как точка-теперь связывает вертикаль ретенции, «уже»–вертикаль с горизонтом протенции, «еще»–горизонтом. Режим их взаимодействия подобен работе маятника: «уже» – вертикаль в модусе синхронизирующей импликации набирает определенную высоту и переходит через точку «теперь» в «еще»-горизонт, который в модусе диахронизирующей экспликации развертывается в определенную широту. Позволим уподобить время наглядной метафоре: представим себе зеркальную гладь озера, соответствующую состоянию до-феноменального мира. Вдруг в середину этого озера падает камень, хотя центр означается самим фактом падения, до падения этого камня его, очевидно, не было. Затем от центра к периферии начинает катиться волна, которая, достигая берега, отражается от него и возвращается назад. Обратное волнение, концентрически сходясь в центре, образует вертикальный всплеск, который соответствует «синхронизирующему усилию». Если допустить идеальные колебания, которые не затухают, то с каждым разом горизонт берегов озера будет расширяться, а вертикаль центрального всплеска – становиться выше и тоньше.
Дело в том, что проекция вертикали на горизонт дискретизируется, выделяет, вычленяет единичный объект в его синхронности, наделяя его поперечной или радиальной непрерывностью, т.е. вертикальная непрерывность строго перпендикулярна непрерывности горизонтального потока. Получается, что с точки зрения горизонта, единичный объект дискретен, а с точки зрения вертикали - непрерывен, континуален. Но одновременно с тем, как единичный объект идентифицировался функцией проекции вертикальной оси и синхронизировался, он интегрируется функцией горизонтального потока в диахронический порядок единства объектов. Таким образом, функция времени организуется диалектическим противостоянием вертикали непрерывной единичности и горизонта непрерывного единства. Каждая из функций стремится в режиме синхронизации замкнуться на самой себе; способ синхронизации горизонта есть интеграция. Но то, что выступает как основание их деятельности и есть источник дестабилизации и сущностной дисгармонии между горизонталью и вертикалью. Ибо и горизонтальная диахроничность, и вертикальная синхронность коренятся в общей для них инстанции как центре различия между ними. То, что символически организует баланс, симулирует их равенство, реально вносит различие, на деле осуществляет их «принципиальное неравенство» и сущностную асимметрию. Центр различия, символически опосредуя их тождество, реально центрирует их различие.