Поскольку центр различия конституируется как парадоксальная конъюнкция «быть и не быть», то его проекция размыкается в периферию, для которой конституитивной является дизъюнкция «быть или не быть». То есть, парадоксальный центр содержит одновременно некое номинальное (идеальное) «есть» и наличное (реальное) «есть», и содержит он их как одновременное различие, которое проецируется в диахроническое повторение по типу «либо есть, либо нет», «Fort/Da” , располагающееся по периферии. То есть, темпоральной модификацией различия является синхрония, а темпоральной модификацией повторения является диахрония. Периферийная проекция центрального различия обнаруживает наличное, реальное «есть» в есть, а номинальное, идеальное «есть» в «несть». То есть, периферия составляется чередованием «есть» и «несть». Это касается только ряда реальной периферии. А мы помним, что с ним коррелирует другой ряд как идеальный или внутренний. И их корреляция основана на принципиальном несовпадении, асимметрии. В то время, когда возникает элемент в реальном ряду, то есть, некая вещь, в то же самое время исчезаетего идеальный эквивалент в ряду идеальном как некое соответствующее ей имя. И идеальная серия, и реальная серия коррелируют относительно инстанции, которая самоконституируется как «форма пустого времени» по ту сторону номинальной синхронии и реальной диахронии, ни одна из которых не является «исходной» или «производной». Дело в том, что именно своим различием они утверждают эту инстанцию как центр своего различия. Обе серии скользят друг относительно друга, с одной стороны, как ряд «пустых мест», а, с другой стороны, как ряд «пассажиров без места».[254] Инстанция, учреждающая одновременность отсутствия и присутствия, образует два ряда пассивных синтезов, и, «если первый пассивный синтез относится к настоящему» и «учреждает «эстетику», «то второй - к прошлому» и определяется «как эквивалентный «аналитике». (Поскольку прошлое существует в идеальной форме памяти, то его бытие носит исключительно номинальный или «виртуальный» характер, и в прошлое мы в состоянии проникнуть только мыслью в режиме вос-по-минания. Традиция этой гносеологической парадигмы протянулась от платоновской теории «припоминания» до гегелевского Erinnerung (“воспоминание”, и одновременно, “движение во-внутрь”). Мышление - это всегда назад-мышление или вовнутрь-мышление). Ряд прошлого и ряд будущего - это дуги некогда распавшегося круга «живого настоящего»- -«дело в том, что ряд реального (или настоящих, переходящих в реальное) и ряд виртуального (или прошлого, сущностью отличного от всех настоящих) образуют две расходящиеся круговые линии, два круга, или даже две дуги одного и того же круга по отношению к первому пассивному синтезу Габитуса»[255].
Затем Делез приводит эти три составляющие структуры времени к соответствию триаде структуры «бессознательного» Фрейда. Фрейд сообщает бессознательному три великие неведения: «Нет», «Смерть» и «Время»[256]. «Нет» - повторение в настоящем или собственно Габитус; Смерть - повторение в прошлом или Эрос; и Время - это повторение в будущем или Танатос.
Поскольку серия прошлогоесть лингвистический поток имен, а серия будущего - оптический поток лиц, время есть пауза, задержка или отсрочка между ними. И пауза времени - это пауза нехватки. И здесь Делез солидарен с мыслью Деррида о различии «начала» и «изначального», так как «изначально отсутствие начала»[257]. Ибо «нет более оригинала, но вечное мерцание, в котором в свете отклонения и возвращения рассеивается отсутствие первоисточника».
Рассмотрим некоторые серии, которым в работах Делеза отведена роль слоев, чье скольжение друг относительно друга в режимах схождения и расхождения определяет всю динамику внутримировых процессов. Множество серий, взаимно переплетаясь, конденсируясь в ризому, тем не менее сохраняют свою дуальность, сохраняют различие на две большие группы серий - оптическую и семантическую, причем в последнюю вписана и экономическая серия, поскольку ее функцией является функция экономического означающего. Вообще, основным конституэнтом всякой серии выступает центральный символ, который есть одновременно и как символ центростремительной идентификации, чье движение выстраивается по вертикали, и как символ центробежной интеграции, чей ход прочерчивается линией горизонта.
Оптическая серия. Идущее в вертикальной сфере складывание или сведение угла зрения нацелено на схватывание идеала нулевой оптической формы. Здесь идет синтезирование «зерна» в смысле оптической «зернистости» как единицы оптического разрешения. Схватывание единичного объекта осуществляется как проекция структурной «формальной» вертикали на «содержательный», «объективный» горизонт сущего. Непрерывное направленное к нулю уточнение оптической формы, с помощью микро- и макроскопического инструментария развертывает объективный горизонт от мельчайших элементарных частиц до самых дальних звезд, причем развертывает его в совершенно гомогенную однообразную линию, лишенную какой бы то ни было разнородности. Высота вертикали синтезирования оптической единицы h равна (или почти равна) радиусу (лучу) размаха "паноптического" горизонта, в котором объективируются серии поднадзорных объектов R так, что выполняется соотношение:
где Ðj - угол схождения лучей зрения, коррелятивный h;
R - радиус расхождения паноптического горизонта;
Ö-1 – коэффицент стремления к 0.
Экономическая серия обуславливается возрастанием всеобщности денежного эквивалента, которое увеличивает пространство так называемого Мирового рынка, товарооборота, рынка труда, ведет к глобализации мировой экономики, которая начинает определять политическую реальность. Режимом обобщения экономического эквивалента является создание знаменателя, или символической, или условной единицы денежного измерения, на точности которой основана точность сравнения двух числителей в качестве товаров в процессе операции обмена. Обмен, лежащий в основании динамики труда и капитала, непосредственно относится к метафорическому замещению идеальным означающим реальности. Стоимость как экономическое означающее означаемого труда есть символическая мера вещи. Чем интенсивней экономический символ, тем экстенсивней мера его интеграции. Так, интенсивность доллара вовлекает в орбиту своей интеграции уже весь мир.
В социальной серии, которая выстраивается при рассмотрении Делезом аналитики "соотношения власти и знания" Фуко в одноименной книге, особый статус получает дискурс, чья роль заключается в том, чтобы стабилизировать сингулярные аффекты прочерчиванием "общей линии силы" (линии горизонта), интегрировать сингулярности в серии. Равноисходные серии социальных процессов и центрирующие их инстанции как "центры господства» ргламентируют «жизненный мир» в системе социальной стратификации. "Интегрирующие факторы, движущие силы стратификации, образуют общественные институты: Государство, а также Семью, Религию, Производство, Рынок, даже само Искусство, Мораль...»[258].Вертикальная диаграмма власти коррелирует с горизонтальными стратами знания. Способ такой корреляции Делез называет кодетерминацией. И если «знание ... стратифицировано, архивизировано, наделено относительно жесткой сегментацией», то «власть, напротив, диаграмматична: она мобилизует нестратифицированные виды материи и функций, она мобилизует нестратифицированные виды материи и функций, и работает с весьма гибкой сегментарностью, ведь она проходит не через формы, а через точки, единичные точки, которым всякий раз отмечается применение силы...»[259]. Власть "пускает в оборот» дискурсивное означающее тем, что наполняет его своим властным, системно - иерархическим содержанием как значением, символическим значением. Так, круг государства зацикливается на символе государственной власти или на символической фигуре монарха, горизонт рынка центрируется долларом, и т.д. В знаменитомм манефесте «Капитализм и шизофрения» Делез (в соавторстве с Ф. Гваттари) прописывает кодетерминацию «машин желания» и «тела без органов». «Тело без органов» представляет собой пассивный территориализированный горизонт социальных объектов как институтов, интегрируемых в «консервативно» - периферийную линию закона, округу которого центрирует единица той или иной социальной интеграции. Производство такого центрального символа идет в «революционно» -вертикальной сфере желания-власти. Диалектика закона и желания осуществляется как борьба «возрастания» (Ницше), «трансгрессии» (Батай) вертикального желания и «сохранения» или «сдерживания» этого желания периферией закона. Желание, центростремительно синтезируя в стремлении к центру своей истины очередной сингулярный объект, проецирует его на линию центробежного закона, и тем самым трансгрессирует за его пределы. Закон в своей охранительной функции, с одной стороны, вынужден адаптироваться к желанию, перестраивая «задним числом» внезапно возникшие лакуны, а, с другой стороны, закон вынуждает желание переступать себя. Система желание-закон работает по тому же принципу, что и диалектика раба и господина, где осью, структурирующей пирамиду социальной иерархии является вертикаль желания, а периферией этой пирамиды является линия признания, в феноменах которого проявляет, манифестирует себя желание.