Принято различать два основных вида социального контроля — формальный и неформальный. Формальный контроль осуществляется специально выделенными для этой цели официальными "субъектами власти: юридический, идеологический, профессиональный контроль. Неформальный контроль воплощается в неписанных системах оценок и реакций, связанных с общественным мнением, традициями, привычками, обычаями и т.п.: моральный контроль, национально-этнический контроль, семейно-родовой контроль.
Эти шесть основных форм социального контроля в своей совокупности охватывают фактически все виды и уровни жизнедеятельности любого человека и любой социальной группы. В связи с этим возникает ряд актуальных вопросов. Защищает или угнетает индивида система социального контроля? Является ли система ограничений тормозом или, наоборот, условием развития личности? Кто именно должен взять и берёт на себя ответственность решать, что "можно" и что "нельзя" в обществе? Вправе ли индивид переступать границы норм контроля, пренебрегать ими, пусть даже во имя возвышенных и прогрессивных с его точки зрения устремлений? Наконец, не должна ли претерпеть существенные изменения сама концепция социального контроля в конце XX в. под давлением бурных социально-политических процессов и связанных с ними подвижек в общественном сознании?
Ограничивающая, сковывающая функция социального контроля очевидна. Анархизм является крайней формой протеста против неё. Его идеи утопичны, но сам факт упорного существования этого течения следует воспринимать как постоянное напоминание и предупреждение институтам власти, прежде всего государству, о том, что их стремление к диктату над личностью должно знать разумную меру, выход за границы которой чреват социальными взрывами.
В истории немало учений, исходящих из установки, в основе которой держит доктрина об изначальной порочности человеческой натуры. Однако эта доктрина вызывает сомнения. Из неё вытекает "полицейское" понимание социального контроля как системы норм, враждебных индивиду, а каждый гражданин воспринимается как субъект, постоянно нацеленный на конфронтацию с обществом, на желание досадить и навредить ему, вырваться из-под его цензуры.
Социальный контроль должен быть понят не просто как система запретов и ограничений, не как "оковы" на теле личности, а как одно из фундаментальных условий её действительной свободы, её самореализации. Разумные ограничения позволяют человеку чувствовать себя увереннее, ведь они в равной степени распространяются и на других людей; если нечто нельзя делать мне, то это нельзя делать и другим, следовательно, действия членов общества становятся в значительной мере предсказуемыми, а сами ограничения выполняют функцию защиты от произвола и неожиданных разрушительных актов.
Однако эту свою функцию социальный контроль выполняет лишь в том случае, если сам он не становится произволом, если он достаточно динамичен, оставляет человеку достаточное число степеней свободы, если механизмы осуществления контроля таковы, что они сами1 способны изменяться под давлением жизни. Образно говоря, разумный социальным контроль — это не только поддержание курса корабля, но и основа для изменения курса, когда это диктуется необходимостью. Большинство ошибок управления делами общества возникает как раз из-за того, что социальный контроль рассматривается только как средство минимизации отклонений от однажды установленного порядка, а не как способ внесения корректив в цели, планы и нормы общественной жизни.
Но как добиться такого не статичного контроля, как осуществить это практически? Ясно, что это возможно только в том случае, когда внутри структуры социального контроля существуют механизмы воздействия на институты власти, достаточно мощные, чтобы не позволять им превращаться в жёсткую, закостенелую запретительную систему. Очевидно, речь идёт о механизмах демократии. Но не совсем ясно, на каком именно фундаментальном принципе может и должен развиваться демократический процесс, и какое положение человека в структуре социального контроля может считаться не только приемлемым, но в известной степени "идеальным". Социальный контроль трактуется иногда как однонаправленное действие со стороны институтов власти по отношению к личности. Однако демократический общественный строй, правовое гражданское общество могут быть таковыми лишь тогда, когда механизм контроля институтов власти над человеком уравновешен не менее развитым и действенным механизмом контроля каждой отдельной личности над институтами власти.
Чрезмерный контроль власти над человеком, как известно, ведёт к тоталитаризму и диктатуре. Слабость же контроля, напротив, порождает возможность социального и экономического хаоса, в атмосфере которого наиболее вольготно чувствуют себя всевозможные антисоциальные элементы. Такая опасность обычно подстерегает общество в эпоху серьёзных перемен и переходных периодов между более или менее стабильными состояниями, когда институты власти по тем или иным причинам временно утрачивают авторитет и действенность. Смысл происходящих сейчас в бывшем СССР преобразований заключается в переходе от жестко однонаправленного формального контроля, в условиях которого самореализация личности была очевидно подавлена, к уравновешенному контролю, то есть к такому общественному устройству, в котором личность выступает не как средство, придаток государства, а как социальная единица, равная государству. То есть единица, которая в неменьшей степени обладает правом социального контроля по отношению к институтам власти, в силу чего для последних также должно существовать "пространство наказания", если субъекты власти так или иначе ущемляют права человека.
Идея равенства личности и государства постепенно формируется и укрепляется в нашем общественном сознании, хотя многие десятилетия даже сама постановка вопроса в этом плане была просто невозможной. Незначительность, ничтожность индивида перед партийным и государственным аппаратом насаждалась и молчаливо признавалась как нечто изначально данное, а противоположная точка зрения не могла быть воспринята иначе, как абсурдная. Но именно эта идея равенства в наше время является тем фундаментальным принципом, на котором только и может реализоваться демократический процесс. Всякая демократия, в недрах которой личность так или иначе не равна государству, прежде всего юридически, остаётся демократией лишь на словах, а не на деле.
Что же касается социального контроля, то концептуальное его изменение в конце XX в. заключается в том, что из однонаправленного процесса он превращается в двунаправленный: нормы и ограничения не только по отношению к личности, но также не менее сильные нормы и ограничения по отношению к институтам власти со стороны личности; не традиционная конфронтация, имеющая многовековую историю, а взаимоуважительное партнерство индивида и государства.
Эта идея пробивает себе дорогу, как показывает практика, с огромным трудом. И дело здесь не только в многолетнем господстве командноадминистративной системы в "социалистическом лагере", которая последовательно и целенаправленно насаждала взгляд на человека как на довольно дешевый материал для осуществления грандиозного социального эксперимента. Дело и в определённых исторических традициях, определённой "восточной" психологии, согласно которой всегда находится нечто неизмеримо более высокое, чем индивид с его частными устремлениями и интересами. Нельзя сказать, что "западной" системе мышления не было свойственно принижение личности перед институтами власти. Напротив, это длилось веками. Но процесс изменения статуса человека в демократическом направлении начался там гораздо раньше. Развитие свободного частного предпринимательства и конкуренции толкало к развитию политических свобод. Это, в свою очередь, привело к тому, что личность в Европе всё более становилась противовесом институтам власти. Формирование демократии происходило в первую очередь, и это важно подчеркнуть, не в силу "благородства" тех или иных политических лидеров, и даже не потому, что люди якобы осознавали преимущества демократического устройства, а по объективной причине, суть которой можно выразить в общем-то просто. Человеком, имеющим собственное дело, то есть частным предпринимателем, равно как и человеком, свободно располагающим своими физическими и интеллектуальными силами в качестве собственности в системе рыночных отношений, невозможно безраздельно командовать. Безусловно, независимость такого человека не может быть абсолютной, но столь же верно сказать, что значительный экономический суверенитет его ставит институты власти в зависимость от успеха его деятельности, и они в известной степени вынуждены "заискивать" перед ним и создавать такие условия, при которых этот успех будет максимальным. Главным итогом оказалось созревание общественного сознания европейцев в том направлении, что без суверенитета личности нет и не может быть суверенитета государства, нации, семьи, вообще — нет и не может быть суверенитета никакой социальной общности.