5. Психологические механизмы возникновения общности как фактор самосознания групповой принадлежности.
В психологической науке , точнее в психологии межгрупповых отношений накоплен достаточно большой опыт изучения и анализа проблем близких к интересующей нас теме войны – межгрупповой агрессии психологические корни которой можно рассматривать как основу для философского обобщения и анализа противостояния и взаимоуничтожения общностей. При этом я буду использовать методологическое допущение, согласно которому между психологическими закономерностями межгрупповой агрессии и философской проблемой «Как возможна война?» существует взаимосвязь.
История изучения межгруппового взаимодействия началась с рассмотрения проблемы межгрупповой агрессии в работах классиков социальной психологии Г.Лебона (1896) и У.Макдугала (1908) но регулярные эмпирические ( в том числе экспериментальные) исследования в этой области развернулись после Второй Мировой Войны XX века которая явилась своеобразным катализатором подобного рода исследований. Приняв в качестве единицы анализа общность понимаемую не только как социально объективное но и как субъективное психологическое объединение людей ( Б.Ф. Поршнев ) исследователи формулируя проблемное поле в качестве исходного ставили вопрос о поиске психологической первопричины образования общностей.
Так, например, в отечественной психологической науке Б.Ф. Поршнев выделяет в качестве такой первопричины не межличностные отношения и взаимодействия, складывающиеся между индивидами и объединяющие людей в группы, а межгрупповые отношения, строящиеся по типу противопоставления и обособления, на основе которого формируется групповое самосознание и чувство общности. Обособление и противопоставление, по мнению исследователя, -необходимое условие и изначальный импульс объединения людей к их познанию себя как общности:«Субъективная сторона всякой реально существующей общности … …конституируется путем этого двуединого или двухстороннего психологического явления которое мы обозначили выражением «мы» и «они», путем отличения от других общностей, групп вовне и одновременного уподобления людей в чем-либо друг другу внутри»[12]. Обособление и противопоставление общности внешнему социальному окружению с одновременным уподоблением и единением внутри является универсальным социально-психологическим механизмом, посредством которого реализуются и воспроизводятся отношения между социальными группами, т.е. общественные отношения.
Феномен противопоставления и обособления в западной социальной психологии часто определяется и описывается как феномен внешнегрупповой враждебности, универсальность и неизбежность которого постулируют практически все западные социальные психологи. В.Самнер (1906), автор концепции этноцентризма (восприятия и оценки других групп лишь с позиции ценностей и норм своей группы), утверждал, что отношения между человеческими сообществами могут строиться только на основе враждебности. В поздних работах З.Фрейда излагается система взглядов на природу и функции межгрупповой враждебности. Однозначно связывая внешнегрупповую враждебность и внутригрупповую сплоченность, Фрейд ищет источник этих явлений в мотивационной сфере индивидов, привлекая в качестве объяснительной схемы эдипов комплекс.
Внешнегрупповая враждебность и агрессивность как способ разрешения внутриличностных конфликтов и фрустраций используется в качестве объяснительной схемы в ряде исследований: авторитарной или этноцентрической личности (Adorno,1950), генерализации агрессии возникающей в результате фрустрирующего воздействия на личность (Berkowitz, 1962), роли этнических стереотипов в регуляции отношений между представителями различных этносов и рас (Allport,1954; Pettingrew, 1958).
С иных теоретических позиций подходит к проблеме межгрупповых конфликтов М.Шериф. Истоки межгрупповой враждебности он видит в объективном конфликте целей и интересов различных групп, неизбежно возникающем в ситуации конкурентного взаимодействия их представителей (Sherif, 1966).В целой серии экспериментов в летнем лагере для подростков ,целью которых было изучение влияния характера межгруппового взаимодействия ( кооперативного или конкурентного) на характер взаимоотношений складывающихся между группами и внутри них, были получены следующие результаты:
1) в ситуациях соревнования, где победить могла только одна группа, исследователи наблюдали проявления межгрупповой враждебности (агрессивность к представителям других групп, негативные стереотипы в восприятии других групп) и одновременное усиление внутригрупповой сплоченности.
2) в заданиях предполагающих объединение усилий обеих групп фиксировалось некоторое снижение межгрупповой враждебности, но не устранение её полностью.
Справедливо подчеркивая роль особенностей межгруппового взаимодействия в формировании межгрупповых отношений концепция М. Шерифа не могла объяснить факты зафиксированные в многочисленных экспериментальных исследованиях – факты проявления межгрупповой враждебности и предубежденности в оценках «своей» и «чужой» группы, возникающие в отсутствие объективного конфликта интересов и вообще предшествующего опыта межгруппового взаимодействия.
Обобщая результаты вышеприведенных исследований можно утверждать, что феномен межгрупповой враждебности является универсальным механизмом формирования общностей, необходимым условием идентификации индивидом своей групповой принадлежности. И если допустить возможность перенесения закономерностей справедливых для групп численностью 10 -50 человек на большие социальные группы такие как народ, нация, граждане государства, то вполне справедливо можно сделать вывод о имманентной возможности войны как необходимого условия возникновения сообщества.
6.Война и Мир – парадокс или диалектическое единство?
«Войны ведутся ради заключения мира» -- эту фразу можно прочесть в начале знаменитого трактата Гуго Гроция «De iure belli ac pacis»[13], который в разгар Тридцатилетней войны возвещал о рождении буржуазного общества и содержал изложение основ международного права. В «Пролегоменах» и начальных главах первой книги Гроций формулирует все главные предпосылки своего исследования «права войны и мира». Вот некоторые из них: «права» в сфере международных отношений создаются по взаимному соглашению государств из соображений пользы; если законы любого государства «преследуют его особую пользу», то нормы права народов «возникли в интересах не каждого сообщества людей в отдельности, а в интересах обширной совокупности всех таких сообществ»; источник права народов -- природа (ius naturae), законы божественные и нравы людей; соблюдение права народов не менее необходимо, чем соблюдение внутригосударственных законов; частные войны -- это те, которые ведутся лицами, публичные же войны представляют собой войны, ведущиеся носителями гражданской власти (и об этих-то войнах идет речь в трактате); справедливы войны, которые ведутся в ответ на правонарушение, т. е. согласуются с естественным правом и т. д. .
6.1 Частный характер войны
Представление о том, что мир является, так сказать, causa finalis военного столкновения двух держав, безусловно, определяет все войны, которые велись в системе сословных монархических государств. Формируются ли армии за счет вербовки солдат или на основании принципа всеобщей воинской повинности, рожденного эпохой национальных государств, -- в любом случае предполагается частный характер войны. Иначе говоря, война рассматривается не как отрицание, а как подтверждение всеобщего состояния мира. Добропорядочный гражданин государства, всецело погруженный «в заботы войны», не может пребывать в безопасности и вере в Бога, если не будет постоянно иметь в виду мир. В противном случае «звериная сила», проступающая наружу в борьбе, не будет смягчаться человеколюбием и неминуемо создаст опасность для благополучия государства.
Стало быть, окончание войны должно ознаменоваться обеспечением «добросовестности и мира», которые приведут к прощению злодеяний, возмещению убытков и расходов, что в общем-то не так уж и плохо для христиан, коим Господь даровал свой мир.
Так становится очевидно, что мирное, т. е. безопасное, состояние вещей носит главным образом рациональный и гуманный характер. Более того, оно определяет состояние военное не только юридически (через понятия всеобщей справедливости и естественного права народов), но и метафизически, тем самым изначально помещая войну в рациональные рамки. Свет Разума, который освещает/освящает мир, светит людям и на войне. В самом деле, нет никаких оснований предпочитать частное состояние войны всеобщему состоянию мира и жертвовать человеколюбием, безопасностью и благополучием ради продолжения войны, скрывающей в себе неверные ростки опасности, зла и ночи.
Первая мировая война -- первое крупное вооруженное столкновение XX века -- была ознаменована не только утратой частного характера, отличавшего войны предыдущих столетий, но и стиранием грани между войной и миром. Вместе с тем очевидно, что расширение частичного состояния войны в системе буржуазных ценностей никак не могло привести к отрицанию всеобщего состояния мира
. Очевидно и то, что причины утраты мира, сопровождающиеся кризисом юридических и моральных норм, лежат в совершенно иной плоскости. А именно, при сохранении норм международного права, на которое ссылаются воюющие нации, утрачивается «ясное и отчетливое» понимание сущности мира как всеобщего, т. е. общезначимого, состояния. Мир становится легким занавесом, который грозит сорваться при первом же сильном порыве ветра.
Тем не менее и к Первой мировой войне долгое время применяли критерии XIX столетия -- столетия, в которое европейский буржуа сумел в последний раз запечатлеть свое рационалистическое представление о мире как безопасности в пышных фасадах акционерных обществ, банков и жилых домов эпохи грюндерства. Мировую войну продолжали рассматривать sub specie мира, дня и жизни, исключая ее темную, ночную сторону.