особого почитания родственных связей, никаких одежд, никакого
земледелия, никакого употребления металлов, вина или хлеба.
Нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, притворство,
скупость, зависть, злословие, прощение..." Не будучи достаточ-
но хорошо знакомой с историей туземцев Нового Света, я, одна-
ко, позволю себе заметить, что "столь простая и чистая непос-
редственность" отнюдь не вечна, она имеет место быть постоль-
ку, поскольку возраст этого общества еще не достиг того преде-
ла, за которым возникают разного рода проблемы, без решения
которых ставится под сомнение сам факт дальнейшего существова-
ния этого общества. Это может быть и проблема природных ресур-
сов, и целый комплекс вопросов, связанных с психологией людей,
например, неудовлетворенность какого-либо члена общества своим
социальным положением, ролью в обществе; и в случае, если в
таком положении окажется человек с задатками лидера, способный
убеждать и вести за собой, то наличие хотя бы конфликтных си-
туаций уже обеспечено (особенно, если таких людей окажется
несколько). Я не очень доверяю теории "положительности" чело-
века, ибо, на мой взгляд, в человеке изначально присутствует и
"черное" и "белое", причем приблизительно в равных пропорциях;
и это соотношение может сохраниться, наверное, только в соци-
альном вакууме. По ходу развития общества, как и любого орга-
низма, будут возникать и многие другие проблемы, требующие ре-
шения. Следовательно, сохраниться значениям всех описа-
тельнных "атрибутов" этого общества (отсутствие торговли, власти
и, конечно же,занятий, деятельности, необходимость в которой,
может быть, и является одной из первопричин развития общества) ,
не измениться в какой-то мере и укладу, структуре общества,
наверное, не удастся. А, следовательно, возможно и возникнове-
ние разного рода "искусственных" ограничений, накладываемых на
человека, и такое, изменившееся общество вряд ли уже будет так
восторгать Монтеня. Однако философ старается не рассматривать
подобных перспектив, восхищаясь укладом жизни и нравами
"чистого общества" (что на мой взгляд, несколько похоже на
праздные мечтания, но что, впрочем, можно понять, если
вспомнить, какая ситуация сложилась во Франции в годы напи-
сания "Опытов"), все же понимая временность такого благо-
получия: "Их способ ведения войны честен и благороден, и даже
извинителен и красив настолько, насколько может быть изви-
нителен и красив этот недуг человечества: основанием для их
войн является исключительно влечение к доблести. Они начинают
войну не ради завоевания новых земель, ибо все еще наслаждаются
плодородием девственной природы, снабжающей их, без всякого
усилия с их стороны, всем необходимым для жизни в таком изобилии,
что им незачем расширять собственные пределы. Они пребывают в
том благословенном состоянии духа, когда в человеке еще нет
желаний сверх вызываемых его естественными потребностями; все
то, что превосходит эти потребности им ни к чему. Всех своих
единомышленников, которые примерно одинакового с ними воз-
раста, они называют братьями, младших - своими детьми, ста-
риков же - отцами. Эти последние оставляют свое имущество в
наследство всей общине,без раздела и без всякого иного права
на владение им, кроме того,какое дарует своим созданиям, про-
изводя их на свет, природа. Если их соседи, перейдя через горы,
совершают на них нападение и одерживают победу, то вся добыча
победителя только в славе да еще в сознании своего превосход-
ства в силе и доблести; им нет дела до имущества побежден-
ных, и они возвращаются в свою область, где у них нет недо-
статка ни в чем, а главное в том величайшем благе, кото-
рое состоит в умении наслаждаться своей долей и довольство-
ваться ею. Так же поступают, в свою очередь, и они сами,
когда им случается быть победителями. Они не требуют от сво-
их пленных иного выкупа, кроме громко сделанного заявления,
что те признали себя побежденными; но в течение целого сто-
летия не нашлось среди них такого, который не предпочел бы
умереть, нежели хоть сколько - нибудь поступиться в своих
речах или действиях величием своего несокрушимого мужест-
ва; и не встретишь среди них такого, который из страха
быть убитым и съеденным унизился бы до просьбы о помиловании.
Они предоставляют пленникам полную свободу для того, чтобы
жизнь приобрела для них тем большую цену, и постоянно напоми-
нают им об их близкой смерти, о муках, которые им предстоит
вытерпеть, о приготовлениях, производимых с этой целью, о том,
как они разрубят их на кусочки и будут лакомиться ими на своем
пиршестве. Все это делается исключительно для того, чтобы выр-
вать у них хотя бы несколько малодушных и униженных слов или
пробудить в них желание бежать и таким образом, напугав их и
сломив их стойкость, почувствовать свое превосходство над ни-
ми."
Монтень считает жестокость этих в буквальном смысле слова
каннибалов более оправданной, чем жестокость его современников
европейцев. "Я нахожу, что гораздо большее варварство пожирать
человека заживо, чем пожирать его мертвым, большее варварство
раздирать на части пытками и истязаниями тело, еще полное жи-
вых ощущений, поджаривать его на медленном огне, выбрасывать
его на съедение собакам и свиньям ( а мы не только читали об
этих ужасах, но и совсем недавно были очевидцами их, когда это
проделывали не с закосневшими в старинной ненависти врагами,
но с соседями, со своими согражданами, и, что хуже всего,
прикрываясь благочестием и религией), чем изжарить человека и
съесть его после того, как он умер". Пожалуй, с этим можно и
нужно согласиться, сравнивая мораль времени инквизиции и обы-
чаи дикого племени каннибалов; хотя, впрочем, и сегодня гуман-
ность является не самым распространенным свойством души совре-
менных цивилизаций. Но в данном случае следует, наверное, ру-
ководстьвоваться принципом: "из двух зол выбирают меньшее",
так как при всем понимании исторических особенностей разных
временных периодов, я считаю злом любую жестокость, именно
жестокость, по отношению к человеку. По Монтеню культура, нра-
вы и образ жизни этих дикарей во многом превосходят европейс-
кие. "Потрясающее великолепие городов Куско и Мехико и среди
прочих диковинок сад их короля, где все деревья, все плоды и
все травы, расположенные так же, как они обычно произрастают в
садах, и с соблюдением их натуральной величины, были порази-
тельно искусно выполнены из золота, каковыми были в его прием-
ной и все животные. которые водились на его землях и в водах
его морей, и, наконец, красота их изделий из камня, перьев и
хлопка, а также произведения их живописи наглядно показывают,
что они нисколько не ниже нас и в ремеслах. Но что касается
благочестия, соблюдения законов, доброты, щедрости, честности,
искренности, то нам оказалось весьма и весьма кстати, что все-
го этого у нас не в пример меньше, чем у них; из за этого пре-
имущества перед нами они сами себя погубили, продали, предали.
Что до смелости и отваги, до твердости, стойкости, решитель-
ности перед лицом страданий, голода, смерти, то я не побоюсь
сопоставить находимые мной среди них образцы с наиболее прос-
лавленными образцами античности, все еще бережно хранимыми па-
мятью нашего мира по эту сторону океана...
Какая жалость, что это столь благородное приобретение не
было сделано при Александре или при древних греках и римлянах
и столь великие преобразования и перемены в судьбе стольких
царств и народов не произошли при тех, кто мог бы бережно
смягчить и сгладить все, что тут было дикого, и вместе с тем
поддержать и вырастить добрые семена, брошенные здесь самою
природой, не только привнося в обработку земли и украшение го-
родов искусство Старого Света, но также привнося в добродетели
туземцев добродетели греческие и римские! Каким это было бы
улучшением и каким усовершенствованием нашей планеты, если бы
первые образцы нашего поведения за океаном вызвали в этих на-
родах восхищение добродетелью и подражание ей и установили
между ними и нами братское единение и взаимопонимание! До чего
же легко было бы ей завоевать души столь девственные, столь
жадные к восприятию всего нового, в большинстве своем с прек-
раснейшими задатками, вложенными в них природою! Мы же посту-
пили совсем по иному, воспользовались их неведеньем и неопыт-
ностью, чтобы тем легче склонить их к предательствам, роскоши,
алчности и ко всякого рода бесчеловечности и жестокости по об-
разу и подобию наших собственных нравов. Кто когда нибудь по-
купал такою ценою услуги, доставляемые торговлей и обменом то-
варами? Столько городов разрушено до основания, столько наро-
дов истреблено до последнего человека, столько миллионов людей
перебито беспощадными завоевателями, и богатейшая и прекрас-
нейшая часть света перевернута вверх дном ради торговли перцем
и жемчугом: бессмысленная победа! Никогда честолюбие, никогда
гражданские распри, толкавшие людей друг на друга, не приводи-
ли их к столь непримиримой вражде и не причиняли им столь ужа-
сающих бедствий". Здесь остается только согласиться с Монтенем
в том, что в истории вообще всего человечества существует мно-
го моментов, при, будь это в нашей власти, изменении которых
судьба человечества и Человека оказалась несколько иной, по
нашему разумению более, ну что ли, счастливой.
Насколько это актуально звучит в наше время, можно понять,