Это составные части идеологии, которая «сидит» в технике и которая мешает нам адекватно оценивать инструментальный целерациональный разум, правящий миром. Хабермас предлагает свой «рецепт» излечения современных обществ, проповедующих демократические ценности, демократическую мораль, но по сути погрязших в инструментализме и нездоровом прагматизме, забывших о том, что ценности должны быть развернуты (ориентированы) на человека, а не на систему. Да и речь сегодня, повторим, уже не идет о потребностях той или иной социальной системы, того или иного типа общественного устройства (демократического или иного), а о доминировании и интересах всего-навсего общественной подсистемы – техноэкономической, которая заставляет работать на себя все социальные (в т.ч. политические) институты.
Рецепт Хабермаса прост: демократия не должна «навязываться» сверху, если она суть сообщество свободных индивидов, демократия – это не то, чему слепо повинуются, и не то, что записано в Конституции государства; демократия – это естественное состояние граждан (если они действительно граждане), ее основа – публичность, общественность, демократия растет снизу, власть ее не устанавливает, наоборот, – ей подчиняется.
Таким образом, Хабермас подчеркивает зависимость «здоровой» демократии от развитости гражданского общества. Рецепт, в общем-то, не нов, но все дело в организации функционирования гражданского общества. А организует его – коммуникативный разум, который Хабермас противопоставляет инструментальному (целерациональному) разуму. Первый ориентируется на взаимопонимание, второй – на успех. Другими словами, речь идет о двух моделях взаимоориентированных субъективных действий. Акторы, которые во чтобы то ни стало стремятся к достижению своих целей, обращаются друг с другом «стратегически», используют любые способы влияния друг на друга, любые средства подчинения других собственным интересам. «В противоположность этому, – утверждает Хабермас, – я говорю о коммуникативном действии, когда акторы идут на то, чтобы внутренне согласовывать между собой планы своих действий и преследовать те или иные свои цели только при условии согласия относительно данной ситуации и ожидаемых последствий, которое или уже имеется между ними, или о нем еще только предстоит договориться»[6,с.199].
Основа подлинного гражданского общества – коммуникативная общественность. Ее составляют люди, коммуникативно компетентные, т.е. владеющие правилами ведения дискуссии (дискурса), и руководимые разумом, ориентированным на установление взаимопонимания. Гражданское общество, управляемое коммуникативным разумом, – вполне может стать реальной и действенной политической силой, сдерживающей нездоровые игры политиков, преследующих собственные, узкокорыстные интересы, и игры в политику, призванные внести хоть какие-то вкус и остроту в сытую, вялотекущую жизнь «золотого миллиарда» человечества. Каковы же его главные черты?
Гражданское общество, построенное на коммуникативных началах, по глубокому убеждению Хабермаса, – это языковое (дискурсивное) сообщество, члены которого ведут постоянный диалог (точнее, полилог) друг с другом. Когда мы говорим о коммуникативном действии, подчеркивает Хабермас, то мы говорим, прежде всего, о речи. Коммуникативное действие – есть речевое действие. И в этом заключается очень важный момент. Политическая культура гражданского участия (вспомним известную типологию Г. Алмонда и С. Вербы) отнюдь не подразумевает постоянную готовность строить баррикады или «чинить» препятствия исполнению властными структурами своих полномочий и обязанностей, объявлять голодовки, забастовки и пр. Отнюдь нет. Речь идет именно о культуре, а, значит, об умении решать назревшие социальные проблемы мирными, не насильственными методами. Граждане должны разговаривать, договариваться друг с другом, дискутировать о состоянии общественных дел. Это не «болтовня» вокруг да около политики, так хорошо знакомая нам по нашим средствам массовой информации, а именно постоянная гражданская дискуссия (в которой принимают участие все, независимо от своего рода занятий или положения в обществе), причем дискуссия, ведущаяся на языке аргументов (а не эмоций или силы). Аргумент, а не сила, точнее, сила аргумента – вот самый действенный, самый демократичный способ решения всем проблем, – считает Хабермас.
Истинное гражданское общество – это и моральное сообщество. Субъекты, ориентированные на достижение взаимопонимания, а не на преследование собственных целей и интересов, руководствуются интерсубъективно значимыми нормами и, в первую очередь, такими ценностями, как истинность, правильность, правдивость. Другими словами, если субъект принимает установку на взаимопонимание, то каждое его высказывание притязает на то, чтобы соответствовать действительности – быть истинным, на то, чтобы соответствовать некой нормативности (совокупности определенных норм и ценностей), разделяемой всеми участниками дискуссии – быть правильным, и на то, чтобы соответствовать субъективным (личностным) убеждениям-переживаниям – быть правдивым. Без соблюдения этих правил, без личностной готовности следовать им, невозможно достичь и взаимопонимания.
Наконец, гражданское общество, построенное на коммуникативных началах, – это рефлектирующее сообщество. Рефлективность означает не только сознательное приятие или неприятие тех или иных социально-политических решений, но и постоянное участие в их выработке, а также критичность, причем не только по отношению к своим оппонентам, но и по отношению к самому себе, к своим решениям, возможностям и способностям.
В чем-то (особенно по сравнению с далеко не дружелюбной «правдой жизни») взгляды Хабермаса могут показаться идеалистичными и даже утопичными, но нельзя отрицать одно, – то, что нам в нашей жизни очень часто не хватает умения вести диалог на языке аргументов, умения слушать и выслушивать друг друга, умения критично относиться не только к высказываниям других, но и к собственным суждениям и умозаключениям. Очень часто мы в своей речевых действиях далеко не ориентированы на ценности истинности, правильности, правдивости, а, значит, и добиваемся, в первую очередь, не взаимопонимания (и, что то же самое, согласия в обществе), а осуществления каких-то эгоистичных, только нам ведомых целей. Если же субъекты социальных взаимодействий смогут действительно руководствоваться коммуникативным разумом, то это, конечно же, будет способствовать развитию гражданского партнерства и согласия. Критерием же подлинной демократии в этом случае становится способность общества практически реализовать идеалы дискурса.
Одна из самых серьезных ошибок современных демократий (и здесь мы вновь обращаемся к культурной, ценностной составляющей политики), по мнению Хабермаса, заключается также в формальности присущих им законодательных систем. Речь идет о том, что устанавливаемые в процессе развития общества и юридически закрепляемые нормы и правила выступают для субъекта в роли внешней принудительной силы, которой, хочет он или нет, но должен подчиняться. Другими словами, даже в развитых западных обществах искажено важнейшее демократическое требование – требование свободы. Но нельзя быть свободным и нельзя быть моральным, не пропустив, «не выносив» те или иные нормы в собственном сознании. Законы, действующие в том или ином обществе, должны пройти, по убеждению Хабермаса, «испытание» коммуникативным разумом. Только в этом случае человек будет руководствоваться ими с полным сознанием свободы собственного выбора, а законодательство (и как система, и как процесс) будет иметь не формальный, а действительный, действующий характер.
Коммуникативная общественность оказывается эффективным политическим противником, точнее оппонентом любым формам власти в современном обществе. Более того, она не только определяет степень легитимности тех или иных властных институтов, но и сама является формой власти, добавим, – подлинно демократической.
Несмотря на всю свою идеалистичность, теория Хабермаса заслуживает самого пристального внимания и со стороны «прогрессивных», демократически мыслящих политиков, и со стороны российской формирующейся общественности, поскольку ее практическая реализация помогла бы нам «не залезать» во многие тупики демократии, избежать ошибок, уже допущенных развитыми западными демократиями.
Формирование коммуникативного сознания, становление коммуникативной компетентности способны в корне изменить смысл политики, расстановку и соотношение политических сил в обществе, в том числе, в нашем российском. Но проблема как раз и заключается в этом «формировании» и «становлении», поскольку на лицо сегодня у нас как раз обратное: отсутствие системы политической социализации, растущая деполитизация основной массы населения. И если на Западе последнее в какой-то мере (помимо недостатков и противоречивости самой демократии) определяется достигнутым уровнем материального благополучия, устроенностью и защищенностью жизни, то у нас растущее равнодушие к политике в немалой степени обусловлено крайне низким уровнем жизни, а также слабой дееспособностью институтов, вроде бы призванных практически реализовывать демократические ценности и нормы. Не сложились у нас еще и институты гражданского участия.
Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что без развитого гражданского общества невозможна и демократия как таковая. Напомним, что в своем первоначальном смысле понятие «демократия» означает «форму правления, при которой право принятия политических решений осуществляется всеми без исключения гражданами, т.е. прямо в соответствии с действующими правилами правления большинства»[2]. В данном случае речь идет о прямой форме демократии. Как известно, для современных обществ более характерны такие формы демократического правления, как представительная демократия и либеральная или конституционная демократия. В третьем случае мы говорим об определенном ограничении власти большинства, например, конституционными рамками, что защищает интересы меньшинства и гарантирует им их права. В самом общем виде, демократична та форма политической жизни, в устройство которой втянуто большинство населения.