«Социально-конструктивистский» подход определяет сознание человека как своего рода личностное самополагание, организованное по законам художественного текста. Так, например, Дж. Брунер выделяет два модуса сознания[30,44]: нарративный модус самоосмысления отражает жизненный контекст и уникальный индивидуальный опыт; парадигматический, или логико-научный, модус является общечеловеческим – это форма нарратива, выработанная в ходе культурного развития человечества и приспособленная к межличностному общению. Соответственно психологи выделяют следующие нарративные структуры человеческой личности: «комедию» (победа жизни над смертью отменяет общественные нормы и условности, подавляющие желание), «романс» (идеализирует прошлое и традиции), «трагедию» (показывает поражение героя и его изгнание из социума), «иронию» (подвергает сомнению предыдущие варианты нарративных структур, когда они не справляются с задачей выстраивания жизненных смыслов).
Главным методом исследования в психоаналитической терапии является «кейс-стади» или «кейс-нарратив» - это изучение эвристически и коммуникативно значимых индивидуальных случаев или в целом биографий обычных людей для конструирования на их основе типических моделей психических структур[31,с.17]. Нарратив здесь рассматривается как средство организации личного опыта, отражающее эмоциональное состояние рассказчика и стимулирующее ответную реакцию слушателя. Анализ нарративов основан на идеях интертекстуальности (все, что автор узнал до создания своего текста, невольно и неосознанно прорывается в его «творении»), множественной интерпретации и неотделимости текста от контекста, диктующего его оценку[14;19], и проводится при помощи контент-аналитических методов.
Психоаналитическая терапия интерпретирует историю жизни пациента, рассказанную в ходе психотерапевтического сеанса, как нарратив, поскольку использование этого понятия оказывается продуктивным при столкновении с проблемой достоверности рассказа пациентов, когда необходимо отделить субъективную версию событий от «объективной правды», если таковая вообще существует[19]. Хотя такой подход требует однозначного определения нарратива, которое позволило бы отличать его от «не-нарратива», существуют значительные расхождения в его понимании (рассказ пациента о событиях жизни; пересказ сновидения или фантазии; тематически единая сюжетная линия, охватывающая весь жизненный мир человека; один из модусов психотерапевтического дискурса и т.д.).
В психоаналитической терапии доминируют два подхода к рассмотрению нарратива: прагматическая трактовка предполагает решающую роль контекста в порождении значения (рассказывание истории на психотерапевтическом сеансе детерминировано отношениями «психотерапевт - пациент»); аффективно-оценочный подход[40] связывает уникальность каждого повествования с тем, что автор неизбежно предлагает слушателю принять и разделить его точку зрения на мир. В принципе, чем сложнее структура нарратива, тем более вероятен отказ рассказчика от простой хронологически упорядоченной истории в пользу нарратива с доминированием аффективно-оценочного компонента, что требует от повествующего достаточной степени нарративной компетентности. Последняя развивается с возрастом и подразумевает, что (1) соотношение оценочного и повествовательного компонентов изменяется в пользу первого за счет второго (увеличивается количество специфических оценочных высказываний); (2) истории удлиняются, сюжеты усложняются; (3) становятся привычными прямая речь и свободная косвенная речь; (4) основные характеристики повествования выглядят более «сглаженными»; (5) истории становятся более согласованными, а каузальная аргументация – более очевидной[39,с.533].
Психоаналитическая терапия вводит два определения нарратива: широкое - как процесса порождения историй, как повествования вообще; и узкое - как конкретной, четко очерченной формы повествования, характеризующейся наличием конфликта и его разрешением и, соответственно, изменением состояния актанта и/или ситуации в конце повествования по сравнению с его началом. В отличие от других повествовательных форм («отчета», «описания»), не требующих непременной активности действующих лиц по осуществлению изменений, нарратив предполагает динамику состояний в результате деятельности персонажей. Повествование считается нарративным, если соответствует следующим семантическим критериям[19]: 1) оно репрезентирует временную последовательность событий, которые изменяют состояние актанта или его окружения; 2) оно отчетливо и конкретно указывает на место и время действия и действующих лиц. Маркерами нарратива в тексте являются «резюме», предшествующее изложению нарратива, «кода», возвращающая слушателя от повествования к настоящему времени, и прямая речь действующих лиц.
Нарративы личного опыта используются в психоаналитической терапии, чтобы изменить жизнь пациента путем ее пересказывания, иной интерпретации и конструирования более удовлетворительного опыта. Поэтому базовой техникой нарративной терапии является экстернализация[14] – лингвистическая практика, помогающая людям отделить себя от проблемно насыщенных историй, которые они воспринимают как собственную идентичность: посмотрев на свои проблемы со стороны, человек может взять на себя ответственность за их разрешение. Экстернализация исключает эффект «наклеивания ярлыков» и способствует тому, чтобы человек направил свои усилия на борьбу с проблемами, а не с людьми. Для этого нарративная психотерапия акцентирует противоречивость субъективного опыта: нет экспертов, нет объективных истин, нет конечной интерпретации или конечного интерпретатора, на которого можно было бы сослаться, чтобы подтвердить легитимность и истинность любого повествования, включая саму нарративную психотерапию.
Таким образом, в рамках психологии нарратив может рассматриваться и как новый теоретический подход (в нарративной психологии), и как эмпирический объект анализа (в психоаналитической, или нарративной, терапии).
Нарративизация исторического исследования.
«Лингвистический поворот» в истории привел к рассмотрению исторической реальности, как всегда предстающей перед нами в тех или иных вариантах языковой репрезентации[27;37]. Одни историки восприняли «лингвистический поворот» как оправдание неизбежности многоголосия мнений, другие – как подтверждение интерпретативной стороны истории, третьи – как санкцию на инструментальный подход к знанию. Изменение методологических перспектив истории породило дискуссию между традиционными историками и специалистами по риторике истории: первые стремятся скрыть разрыв между историческим письмом и его предметом, а вторые утверждают, что эффект реальности создает используемый историками широкий набор риторических конвенций.
Стремясь свести калейдоскоп прошлого к умопостижимому единству, современная история опирается на нарратив как главный способ описания событий через формирование контекста, их связующего: «концепт нарратива не просто сохраняет ценность многообразия – это форма, в которой находит свое воплощение специфичность и научность исторического исследования, в которой историк конституирует и осуществляет процедуру схватывания в единое целое некоторой серии эпизодов»[35]. Доминирующий в современной истории важнейший для нарратологии вопрос «как это происходит?»[17] делает бессмысленным выяснение «истинности» исторического нарратива, поскольку он представляет собой совокупность моделей прошлого и метафорических заявлений об отношениях сходства между этими моделями и типами историй, которыми люди конвенционально связывают события своей жизни со значениями и структурами своей культуры. Автор любого исторического текста выражает в своем повествовании не реальное время, а условную темпоральность, органично включенную в культурный контекст и проходящую через весь нарратив. Сложившийся нарратив имеет начало (общую ориентацию), середину (постановку проблемы, ее оценку и разрешение) и конец (возвращение к настоящему).
Если в сфере философии нарратив – это способ обретения человеком своей идентичности, то «в истории нарратив рассматривается как такая форма существования исторического знания, которая снимает дихотомию объяснения и понимания»[37,с.7-8]. Новое знание о социальных феноменах формируется в истории на основе теоретической генерализации отдельных случаев или воспоминаний людей - представляя историю как серию упорядоченных во времени событий, нарративный анализ позволяет не только сочетать производство теоретически структурированных интерпретаций с чувствительностью к историческим деталям[47], но и осознавать степень опосредованности образа прошлого выбираемым историком «масштабом освещения» и его личной заинтересованностью[31,с.21;37,с.89]. История выражает «все человеческое» историков, и «если их разнородные и противоречивые репрезентации имеют какое-то отношение к внешнему миру, то только потому, что сам мир, наряду с психологическими факторами, несет свою долю ответственности за противоречия в мышлении»[24,с.45].