Однако по-настоящему уйти от одиночества можно только, если чувствуешь, что любимый человек наслаждается этой близостью в полной мере, – так же, как ты сам. Неразделенная любовь не убивает одиночества, она может усугубить его. Пигмалион не мог ограничиться любовью к изваяннной им статуе, какой бы прекрасной она ни была, – он хотел, чтобы она стала живой женщиной, которая могла бы ответить на его чувства. Что было бы, если бы Галатея не ожила? Тогда не было бы этого прекрасного мифа, весь смысл которого заключается в том, что подлинная любовь и камень может оживить. А если камень остаётся камнем, то о чём тут толковать? (Хотя, конечно, в неразделённой бескорыстной любви есть своя романтическая прелесть, своя высота чувств – такова была, например, любовь Сирано де Бержерака к Роксане и героя купринского “Гранатового браслета” Желткова к княгине Вере Николаевне). Всё же безответная любовь – это короткое замыкание чувств на самих себя. Истинная, полноценная любовь требует положительной обратной связи (употребим этот кибернетический термин) – когда чувства одного человека воспринимаются другим и, преобразуясь и усиливаясь в его сердце, возвращаются назад, к первоисточнику, и так без конца – пока существует любовь.
Но не только наиболее очевидные, так сказать “поверхностные”, желания влекут друг к другу подлинно любящих людей. Настоящая любовь непременно требует духовного сближения: “Рассыльными любви должны быть мысли”, – заметил Шекспир в “Ромео и Джульетте”. Мы ищем в любимом “друга задушевного”, которого можем впустить в свой духовный мир, и, уповая на его взаимность, ожидаем, что и он пустит нас под тёплое одеяло своей души. Если вы испытываете достаточно глубокое чувство, которое захватило всё ваше существо, вам потребуется знать о любимом человеке как можно больше, вы захотите разделить с ним свои мысли, иначе говоря, – в той или иной степени – своё сознание. Понятно, что сделать это гораздо труднее, чем, например, сплести пальцы рук, но и эффект от такого – духовного – сближения будет неизмеримо более глубоким. Обменявшись своими внутренними мирами, любящие друг друга люди становятся эмоционально богаче, мудрее, опытнее. Исчезают, как ни бывали, замкнутость, одиночество, чувство затеряности в безграничном духовном космосе окружающих нас толп “чужих людей”.
Глубина и сила любовных переживаний во многом определяется именно способностью достигать духовной общности с любимым человеком. (У американского фантаста Клиффорда Саймака есть повесть “Проект “Ватикан””, в которой он пытается описать потрясающие ощущения мужчины и женщины, научившихся с помощью некоего инопланетного существа, невидимого “электронного облачка”, по собственному желанию полностью объединять на какое-то время свои сознания в единое целое. Трудно оценить, насколько удачно автору удалось придумать и передать эти ощушения: вы ведь никогда не сможете представить себе по книжным описаниям, что такое, например, поцелуй, если сами никогда не целовались.) К сожалению, в действительности люди не обладают телепатическими способностями, и, чтобы понять, постигнуть духовный мир другого человека, нужны время, терпение, немалые душевные усилия, стремление к самоотдаче. Нужно часто и подолгу быть вместе, беседовать друг с другом, обмениваться многочисленными любовными посланиями, искать разнообразные формы духовного общения. Это порой бывет нелегко, и не все умеют это делать – делиться полностью своим духовным миром, “отдавать всю душу” – по известному выражению. Но без таких “усилий любви” не будет и счастья и не удастся по-настоящему уйти от одиночества – для этого недостаточно спать в одной постели.
Вначале мы говорили о познании окружающего мира разумом. В искреннем и глубоком союзе двух любящих людей рождается познание сердцем – особый, ни с чем не сравнимый способ постижения мира другого человека. Любовь – это радость познания предмета любви, полагал Спиноза. И в Библии о сближении первых людей сказано: “Адам познал Еву, жену свою...” (Бытие, 4:1), – глагол в этой фразе может иметь гораздо более широкий смысл, чем тот, который обычно ему придаётся.
Каждая человеческая жизнь – сознаёт это человек или нет – есть, в частности, процесс поиска родной души в незнакомом, чужом вначале, теле. Увы, далеко не всегда достигается удача на этом пути, гораздо чаще нам только кажется, что мы нашли того, в ком действительно нуждается наша потрясенная своим одиночеством душа. И нужно быть готовым к тому, что даже настоящая любовь, как бы безмерна она ни была, не может быть в полной мере счастливой. Потому что вы не можете быть счастливы, если не достигли того, к чему стремились, а если достигли всего, чего хотели, то разве отсутствие стремлений будет для вас счастьем? Человек так же не может достичь абсолютного счастья, как человечество не может познать абсолютной истины. Настоящая любовь большей частью трагична – самой своей неохватной, часто непосильной человеку, не вместимой в его душу огромностью. И всё же каждая, пусть даже неудачная, наша попытка выйти за пределы самого себя, покинув кокон одиночества, есть, в конечном счёте, благо – для нас самих и для того, к кому устремилась наша душа в порыве победить своё и чужое одиночество. “Тошно тому, кто любит кого; а тошнее того, кто не любит никого”, – эту сентенцию привёл В.И.Даль в своём словаре.
Приблизиться к любимому существу полностью – и телом и сознанием, и физически и духовно, соединиться с ним всей душою – это самое большое счастье, к которому может стремиться человек, потому что это есть победа над ледяным одиночеством внутреннего космоса и, в конечном счёте, – это торжество будущей жизни над уходящим в небытие прошлым. Счастье познания мира сродни счастью любви, оно достигается, в сущности, теми же двумя действиями – в ходе познания мы приближаемся к миру и соединяемся с ним, побеждая наше одиночество в космосе внешнем. Любовь и познание суть два пути от одиночества к всеобщности и, тем самым, – к Богу.
Историческая жизнь человечества (как и жизнь отдельного человека) предствляет собой, в частности, также “историю любви”, которая отражает мучительные поиски гармонии в любовных отношениях. Попытаемся теперь очень кратко – пунктиром – обозначить изменения этих отношений на протяжении веков. Мы будем говорить, главным образом, о “кредо любви”, то есть о том, что в ту или иную эпоху принималось людьми за эталон, не касаясь при этом отклонений от принятой большинством общества “нормы” (такие отклонения, конечно, всегда и везде имели место).
Начнём с времён очень давних. Нам трудно представить себе, какие именно чувства владели нашим далёким предком, не вполне ещё человеком, когда он тащил свою подругу за волосы в дальний уголок пещеры, где обитало его племя. Была ли в его сердце хоть капля нежности, руководило ли им что-либо большее, чем инстинкт продолжения рода? Известно, впрочем, что брачные отношения всех приматов – а, тем более, первобытного человека – уже значительно отличаются от поведения видов, стоящих ниже их на лестнице эволюции. (Углубляться в этот специальный вопрос мы не будем, интересующихся можно отослать, например, к интересной книге Десмонда Морриса “Голая обезьяна”.) С другой стороны, очень трудно судить о том, насколько люди в своих любовных отношениях всё ещё близки к своим далёким предкам. Осознать меру “первобытности” современного человека тем более нелегко, что у каждого индивида она своя и зависит от множества факторов – начиная от того, каких традиций придерживались родители данного человека, и кончая тем, какие книги он читал в детстве и читал ли он их вообще.
Памятники древнейших цивилизаций Месопотамии и Древнего Египта, а также во многом сходных с ними цивилизаций ацтеков и инков свидетельствуют, что любовные отношения в этих культурах оставались ещё в значительной степени неупорядоченными, часто обезличенными, – то есть, в конечном счёте, недостаточно человечными (в нашем понимании). Отсутствие общепризнанных моральных критериев, почти животный гедонизм, инцест, жестокие человеческие жертвоприношения – вообще полное отрицание самоценности человеческой жизни, если только это не жизнь фараона, правителя, высшего чиновника или жреца, – всё это заставило древнейшие цивилизации тысячелетиями пребывать в летаргическом сне бездуховности, где почти не оставалось места чувству подлинной – человечной – любви. Пустыня древнего эгоизма только одиночество могла породить. (Мы говорим сейчас лишь об одном аспекте древнейших культур, не отрицая их достижений в других сферах.)
В священной книге древних евреев Торе и в других более поздних книгах Танаха (Ветхого Завета) содержатся революционные для своего времени этические нормы, чётко и достаточно гуманно регулирующие, в том числе, и отношения полов. Хотя женщина здесь не считается равной мужчине в сфере духа, но ей – впервые в человеческой истории – законодательно отводится определенное важное и вполне достойное место в обществе. Впервые женщина признаётся уважаемым партнёром мужчины, его спутницей и другом, а не только объектом сексуальных утех и средством продолжения рода. Современному человеку могут показаться излишне строгими многочисленные скрупулёзные запреты Торы и жёсткая регламентация в ней любовных отношений. Но эти достаточно суровые нормы были вполне оправданной реакцией на беспредельную языческую вольность, и в то время они оказались огромным шагом в развитии этики. Важно также отметить, что иудаизм не считает близость мужчины и женщины пагубным следствием “первородного греха” и не требует от людей противоестественного воздержания (хотя и предусматривает очень суровые наказания за прелюбодеяние). Строки Библии, посвященные женщинам и любовным отношениям, вообще-то, очень сдержаны и немногочислены (из более чем 3000 библейских персонажей женщины составляют менее 10%). Исключением является только приписываемая царю Соломону “Песнь Песней” – один из первых в истории поэтических гимнов и женской и мужской красоте, радостям чувственной любви: “...И знамя его надо мною – любовь” (2:4); “Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь. <...> Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её” (8:6,7). Однако нигде в Библии не находим мы призыва к духовному, глубинному единению мужчины и женщины (о них сказано было только: “...И станут они одной плотью” (Бытие, 2:24), – о духе же не говорится ничего...).