Объективности ради, следует заметить, что у Заратустры сеть пассажи и претив власти:
"Власти хотят они, и прежде всего рычага власти - много денег, - эти бессильные!"
"Все они хотят достичь трона: безумие их в том будто счастье восседает на троне! Часто грязь восседает на троне - и также часто трон на грязи"
Но легко видеть, что Заратустра выступает здесь не против власти вообще, а против власти слабых, власти грязных, власти денег. И в этом он не противоречит ни себе, ни фашизму, который также был против власти денег и уж тем белее - слабых, и фюреры которого склонны были демонстрировать внешние проявления благородства, вроде демонстративной любви к детям, животным, секретаршам и т.д.
Также и учение фашистов о праве высшей расы господствовать над низшими неотделимо от Заратустры /хотя имеет и другие "теоретические" подпорки/ и вот как пишет об этом он сам:
"О блаженное далекое время, когда народ говорил себе: "Я хочу над народами быть господином!"
Ибо братья мои, лучшее должны господствовать! И где учение гласит иначе, там нет лучшего."
И даже от самого страшного в фашизме, от истребления "неполноценных" людей, неотделим Заратустра. Ибо писал он и такое:
"О мои братья, разве я жесток? Но я говорю: что падает, то нужно еще толкнуть!"
"Живут слишком многие и слишком долго висят они на своих сучьях. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева все гнилое и червивое!
О если бы пришли проповедники скорой смерти! 0ни были бы настоящею бурею на деревьях жизни!"
Есть у Заратустры и моменты, противоречащие фашистской идеологии. Так Заратустра выступал резко против государства:
"Смешение языков в добре и зле: это знамение даю я вам, как знамение государства"
Фашисты же создали государство со всеми государственными атрибутами. Но вряд ли можно на этом основании отделить фашизм от учения Заратустры, тем более что, благодаря своему стилю, Ницше оставляет возможность весьма широко трактовать свои высказывания и можно утверждать, например, что Заратустра не против государства вообще, а лишь против общепринятого в его время типа государства, построенного на лжи, на власти денег и т.п.; фашисты же построили государство, основанное на власти силы и с возрождением обычаев народа, о которых печется Заратустра, т.е. довели его идеи до практической реализации. В любом случае фашисты, поднимая на знамя Ницше, не совершили подлога и фальсификации его учения. Они лишь вульгаризировали его. Но кто, скажите, реализуя на практике какое-либо из великих учений не вульгаризировал его? Возьмем хотя бы тот же марксизм и его практическую реализацию в бывшем Советском Союзе. Мы не можем вину Сталина за ужасный террор полностью переложить на Маркса. Но мы не можем и Маркса освободить от ответственности за ошибки в его учении, скажем, за "теоретическое обоснование" необходимости и неизбежности пролетарской революции и диктатуры пролетариата, релятивизацию моральных норм (экспроприация экспроприаторов) и т.п., ошибки, способствовавшие и появлению диктатуры пролетариата и репрессиям, хотя масштаб и жестокость последних - это уже на совести Сталина. Аналогично - и соотношение Ницше с реальным фашизмом.
Защитники Ницше от овиинения его в фашизме ссылаются иногда на тему кольца у Заратустры, суть которой в повторяемости всех вещей в жизни:
"Все идет, все возвращается; вечно вращается колесо бытия. Все умирает, все вновь расцветает; вечно бежит год бытия."
"Ты должен первым возвестить это учение, - и как же этой великой судьбе не быть также и твоей величайшей опасностью и болезнью!
Смотри, мы знаем, чему ты учишь: что все вещи вечно возвращаются и мы сами вместе с ними, и что мы уже существовали беонечечное число раз и все вещи вместе с нами."
Тема эта не противоречит напрямую фашизму, но есть косвенное противоречие, поскольку идея повторяемости и возвращаемости всего в жизни противоречит всякому актинизму и в том числе и актинизму фашистского толка. Действительно, к чему активничать, что то разрушать, а что то создавать в этой жизни, если рано или поздно все опять вернется к прежнему. И отсюда делается глубокомысленная мина умолчания - вот видите, Заратустра не так уж прост, чтобы сводить его к фашизму и кто так делает, тот примитивное упрощает. Ну то, что Заратустра не сводится к фашизму, в том спору нет. Но это не значит, что он не сформулировал основные его идеи, не утверждал их и не оказал влияния на возникновение реального фашизма, и т что у него есть там и сям противоречия самому себе, причем, как показано, не только в этом вопросе, не устраняет сказанного. Это тем белее верно для данного случая, т.к. легко видеть, в какой части противоречия Заратустра остается сам собой, а в какой заносит его на решительно чужое и чуждое ему поле. Действительно, он бахвалится, что первый додумался до идеи возвращения вещей ("Ты должен первым возвестить это учение"). Но это - крайне странное заблуждение с его стороны. Ведь было, было уже задолго до него сказано:
"Все возвратится на круги своя". Более того, это было сказано тем же, кто в том же контексте и в том же логическом и эмоциональном ключе, сформулировал столь ненавистную Заратустре мысль: "Все суета сует и томление духа". Выступив с таким жаром и с таким блеском претив проповедников "Все суета", Заратустра просто не мог не знать автора их учения - Экилизиаста, который задолго до него учил людей, что все повторяется в этой жизни. Не мог он и не понимать, что "Все возвратится на круги своя" великолепно вяжется со "Все суета", а вот к его активистскому учению, не только к фашистской части его, но и к тому лучшему, что есть в нем, оно подходит, как к корове седло. Да и написана тема кольца у Заратустры слабо, языком, который не идет ни в какое сравнение ни с Эклисиастом, ни с самим Заратустрой в его лучших местах.
Итак, «великий знаток жизни" Заратустра многого не понял или не знал в этой жизни, много напутал и много вреда принесла эта его путаница человечеству и много еще может принести, если не научимся мы отделять в его наследии семена от плевел. Но как бы не обильны и горьки были эти плевелы, мы должны бережно хранить тяжелые зерна познания, добытые гением Ницше и переданные нам в дар в "Заратустре". И первая из них - это любить эту земную жизнь, любить ее от всей души, независимо от того, верим ли мы в существование иной, загробной или нет, и бороться за то, чтобы сделать эту жизнь лучше и оставить сад жизни нашим потомкам прекрасней, чем он достался нам; но не менее всего этого стремиться самим быть достойными этой жизни.
Этот завет звучит в наши дни еще актуальнее, чем во времена Ницше. Причина тому - появление уже после Ницше учений экзистенциализма и фрейдизма, заложивших фундамент вышеупомянутой "новой ментальности", господствующей в мире западной цивилизации и поныне и приведшей к оскудению и одичанию того сада жизни, о котором печется Ницше. Причем парадокс заключается в том, что представители экзистенциализма претендуют быть последователями Ницше на том основании, что они, якобы, заимствовали у него так называемое "диоисийское начало". Правомочно говорить о "дионисийском начале" у Ницше, ж частности в "Заратустре" и правомочно говорить о "дионисийском начале" у экзистенциалистов, но это два существенно разных "начала", а главное они имеют совершенно разное продолжение. Заратустра призывает нас любить земное. И экзистенциалисты призывают вроде бы к тому же. Но у них любовь к земному превращается в признание существования и ценности только ощущений и к отрицанию чувств, любви, например, и любых высоких устремлений. Вот как пишет Камю в одном из программных произведений экзистенциалистской литературы "Постороннем":
"...она сказала: - Ты меня любишь?
Я ответил, что это пустые слова, они ничего не значат..."
Или в другом месте:
"Так вот, вся его уверенность не стоит единого женского волоска."
Это герой "Постороннего" Мерсе о вере и религиозных чувствах некоего священника. Сравним это с заратустровским:
"И посмотрите на этих мужчин: их глаза говорят, они не знают ничего лучшего на земле, как спать с женщиной. Грязь на дне их душ, и горе, если у грязи их есть еще дух!"
Да,3аратустра тоже не любил религию и священников. Но он был способен уважать искренние и сильные чувства и в них. А что касается любви, высоких чувств и устремлений, то вспомним еще раз его слева: "Смотрите! Я показываю вам последнего человека.
"Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Что такое звезда?" - так вопрошает последний человек и моргает." Разве это не об экзистенциалистах и тех, кого они наплодили?
Целые поколения привела "новая ментальность" к выживанию из чувств. Как сказал французский поэт Ален Гинзбург в интервью Андрею Вознесенскому для "Огонька" /Цитирую по памяти/: Современный поэт не может писать о своих чувствах, он может писать лишь об обстоятельствах, которые не позволяют ему иметь их.
И все это было сделано под предлогом - научить людей ценить настоящие вещи в жизни: ощущения, свободу и быть самим собой. У Камю, например, в "Постороннем" - это ощущения близости с женщиной солнца, моря. У Сартра - это его знаменитая чашечка кофе и трубка. Можно подумать, что до экзистенциалистов человечество не подозревало о ценности ощущений и только чахло, натаскивая себя на несуществующие чувства. И никто до Камю не передал нам прелести ощущений женского тела, солнца и моря. Как по мне, так описания ощущений Мерсе от моря и солнца выглядят дидактическими упражнениями в сравнении с тем ощущением природы, которое передано, скажем, в "Казаках" Толстого. Но это не помешало тому же Толстому создать еще образ Наташи Ростовой, написать "Анну Каренину" и "Крейцерову сонату". Спрашивается, зачем нужно было разделить этот гармоничный мир и выкинуть из него, по крайней мере, не худшую часть? И оставить лишь "кайф", про который нам заявляет: "Вам нашего кайфу не понять". Действительно, где уж нам.