Циклическая модель промышленной рационализации
Мы приближаемся к нашей цели — объяснению прерывистой формы движения рационализирующего знания во всех его фазах, то есть не только в фазе подъема и институционального утверждения, но и в фазе кризиса и упадка, как ее описали Пиор и Сабель. Подводя итоги, рассмотрим циклическую модель промышленной рационализации. Она состоит из этапов становления, кодификации, институционализации, упадка и кризиса.
Становление. Организационные стратегии и структуры, а также общественные образцы и институты, с которыми они связаны, представляют собой "социальные конструкции" (gesellschaftliche Konstruktionen) в терминах социологии знания по Бергеру и Лукману [2]. Их функция заключается в том, чтобы подогнать неопределенную комплексность экономической среды под стратегически обрабатываемый формат. Социальные конструкции обеспечивают стратегическую рациональность, но сами могут быть объяснены лишь с помощью социологии знания; они относятся к разряду рационалистических мифов. Почва, на которой возникают новые организационные концепты, а также связанные с ними технические и производственные инновации, — это первоначальный миф об абсолютном богатстве, управляющий капиталистическим развитием и бросающий вызов предпринимательской инициативе. Генезис этих концептов не подчиняется ни рациональной логике, ни какой бы то ни было определенной объективной закономерности. На сцену выходят харизматические фигуры основателей; они собирают вокруг себя адептов, распространяют технологические утопии и образцы, заключают союзы с влиятельными покровителями (см. примеры в [8, p. 55 f]). Даже новшества, разработанные в исследовательских лабораториях, будут восприняты, только когда они оформлены в соответствии с такими образцами. Если послание имеет успех, если оно предвещает абсолютное богатство, то тем самым оно генерирует циркулярные процессы по образцу мертоновского "самоосуществляющегося пророчества", создавая факты, необходимые для своего рационального оправдания.
Кодификация. По мере распространения и развития мифы утрачивают свой инновационный характер, оказывая одновременно структурообразующее воздействие в социальной и экономической областях. Они все больше переходят в кодифицированное знание. Мифы определяют измерения и стандарты рациональности, намечают линии развития технического и организационного оформления и устанавливают принципы разделения труда между человеком и машиной. Они структурируют и легитимируют отношения власти и процессы коммуникации. Виттке [44, p. 26] различает "рационализаторские парадигмы" (Rationalisierungsparadigmen) и производные от них "рационализаторские концепты" (Rationalisierungskonzepten). Первые определяют структуру элементарных составляющих организации и планирования производства, вторые — конкретные этапы организации и решения технических и организационных проблем.
Институционализация. На этой стадии учение становится общепризнанным. Оно возводится в ранг стандартного знания, входит в учебные программы инженерных училищ, университетов и технических вузов, является неоспоримым руководством для практической формы организации и получает предметное воплощение в виде машин, аппаратов, технических систем, организационных структур. Чем дольше длится стадия институционализации, тем большее значение приобретает материализовавшийся образ знания, отодвигая на задний план живой труд. Это, в свою очередь, создает так называемое "предметное принуждение", способствующее дальнейшему укреплению парадигмы. Институционализация стимулируется не только конвенционализмом техников и инженеров, но и уже существующими инвестициями.
Полная институционализация определенной технологической парадигмы, однако, не вполне представима. Всегда найдутся предприятия и отрасли экономики, имеющие сложности в применении учения, препятствующие рационализации и, по умолчанию, стремящиеся к технике "разъединения" (см. выше). Они сохраняют старые структуры, лишь поверхностно их модифицируя, или находят собственные решения. Такие аномалии могут способствовать появлению со временем новых образцов, как можно видеть на примере "ресурсосберегающего производства".
Утверждение определенной парадигмы в ходе миметического и нормативного изоморфизма предполагает и ее упадок. Она тормозит экономическую динамику, создавая благоприятные условия для аккумуляции незапланированных, дисфункциональных с экономической точки зрения побочных эффектов, и подавляет возникновение альтернативных технологических решений, что приводит к технологической "блокировке" (Verriegelung) [29, p. 151 f] и "склерозу". Так начинается следующая за институционализацией стадия упадка. Ее характеризуют растущие негативные производительные эффекты, снижение прибыли и уменьшение пограничной полезности рационализаторского действия, основанного на традиционном образце.
Аккумуляция дисфункциональных побочных эффектов господствующей парадигмы не может больше оставаться незамеченной. Упадок достигает стадии кризиса. Уменьшение прибыли вынуждает провести основательную проверку утвердившейся модели рационализации. Не только возрастает число банкротов, но и усиливается производственно-политическая борьба за власть, учащаются конфликты на уровне менеджмента. Решения руководства все более политизируются, увеличивается интервенция внешних акторов.
На стадии упадка, и тем более кризиса, созревают предпосылки для нового мифа рационализации. Новые предложения, модели, концепты получают более высокие шансы на приятие и распространение. Заново открывается инновационный потенциал труда. В какой-то момент появляется новый миф, который начинает свой цикл. Такое развитие следовало бы назвать "движением по спирали". Новый цикл обесценивает технико-организационные системы старого мифа, и в то же время развивает их в ином направлении. Пробелы и незапланированные остаточные явления старого мифа подвергаются новой рационализации. То, что раньше было ложным, становится воплощением новой мудрости, то, что раньше считалось правильным, становится предметом резкой критики.
При этом новый подход также оказывается селективным и оставляет пробелы и незапланированные остаточные явления. Таким образом, рационализация постоянно приближается к новому пониманию самой себя. В переходе от одного цикла к другому можно видеть развитие хотя бы потому, что значение ставших объективными структур, растет по отношению к новым. Общий уровень социализации экономической активности также растет. Тем не менее это вряд ли оправдывает оптимизм прогресса в смысле гегелевского "отрицания отрицания". Более удачным представляется образ процесса продуктивного разрушения, по-сизифовски воспроизводящего самого себя [6].
Спираль мифов исчерпана?
Мы реконструировали модель рационализации "массового производства" исходя из ее исторического развития. Направление поиска новых образцов, который осуществляется на стадии перелома, заложено в самой модели. Настоящий кризисный перелом по большей части нельзя объяснить находящимися вне системы факторами. Он возник в результате накопления остаточных явлений самой рационализации — десятилетиями господствовавших тейлоровско-фордовских образцов с растущей интенсивностью капитала и бюрократизацией предприятий. Это подготовило почву для информационно-технической "революции" и сопровождающих ее высокотехнологических производств, которым Виттке [45] приписывает ключевую роль в будущих процессах промышленного реструктурирования. "Свержение" старой модели привело к поиску новых организационных образцов и в традиционных отраслях промышленности. Так называемое "стройное" производство в японской промышленности уже в шестидесятые годы существовало как аномалия фордовской модели массового производства, лишь ограниченно применимая к японским условиям [33]. Ранга новой парадигмы оно достигло только в начале девяностых годов. Успех связанной с этим известной статьи Вомака и др. можно рассматривать скорее как симптом, чем как причину.
Модель "ресурсосберегающего производства", очевидно, потому так хорошо подходит на роль нового базового мифа, что она заполняет пробелы и устраняет остаточные явления старой модели, а именно: негибкость рыночно-экономической системы, бюрократизацию управленческих и коммуникативных процессов, растущие затраты сопутствующего труда, затянутость процессов инновации. Насколько длительно и стабильно будет протекать институционализация новой парадигмы, неизвестно. С уверенностью можно сказать лишь одно: этот миф тоже будет оставлять пробелы и вызывать незапланированные последствия. Уже сегодня, например, в Японии некоторые авторы пишут о возникающих проблемах "ресурсосберегающего производства" [28]. Европа также, как утверждает Гирш-Крейнсен, вынуждена учитывать дезинтегрирующие последствия реализации этого концепта. По его мнению, "предприятия, радикально ликвидирующие централизацию и иерархию, попадаются в ловушку децентрализации, которая в будущем отрицательно скажется на их производительности" [15, p. 433] и может привести к колебаниям между децентрализацией и повторной централизацией. Структурный эгоизм децентрализованных субсистем, перегрузка менеджеров возложенной на них ролью предпринимателей, ограничение возможностей карьерного роста и развития служащих и, как следствие, утрата стимула, устранение избыточности производства — все эти негативные последствия, очевидно, не были достаточно продуманы провозвестниками "ресурсосберегающего производства" [7, 39].