Смекни!
smekni.com

Творчество и любовь как фундаментальные аспекты экологии человеческого духа (стр. 27 из 40)

- Что,не изволите взирать на плоды хмельной любовной страсти?! Нехорошо,Вася-Василек.

- Неужели я мог это сделать? - Обомлел Иванко.

- Во хмелю и в великом праведном гневе,Вася. Неуж-то совсем не

помнишь что творил? Тогда я пойду подогрею чай - традиция есть тради­ция,а ты,пока будешь его пить,постарайся все вспомнить до конца.

Болезненно поморщившись,Людмила поднялась и босыми ногами прошле­пала на кухню. Иванко же,прикрывшись простыней,поспешно оделся (все было аккуратно сложено на стуле в изголовье) и заглянул на кухню.

- Надо бы и умыться. Разрешаю воспользоваться одной из моих зуб­ных щеток. Там даже есть безопасная бритва - продолжала ерничать хо­зяйка.

Приведя себя в порядок,Иванко понуро вошел на кухню. Все более кошмарные эпизоды его поведения выплывали в памяти. Он был готов про­валиться сквозь землю.

Ароматный чай,разжаренные манты взбодрили и подкрепили его. Пред­ложено и опохмелиться,но он отказался,что было встречено с одобрением. Когда завтрак завершился,мучительный разговор продолжился.

- Как себя чувствуешь мой новый братик во любви,Василек?

- Людмила,ну что ты меня терзаешь. Твое слово - и я с разбега в пропасть. Или вызывай милицию - я сдамся без сопротивления и каждое твое слово - будет моим словом,я все подтвержу. Нет мне прощения ино­го,кроме как от тебя.

- Спасибо и на этом. Так,как ты меня в эту ночь изнасиловал - мо­жет только сексуальный маньяк или безумец. Первому - нет прощения,вто­рому - сострадание.

Василий,ты веришь теперь,что не могла я обучать Ларису по той книге? И мне она что ли как учебник для познания одной из самых зага­дочных сторон жизни людей,а не для сексуальных утех?

- Верю,Люда.

- Спасибо,искреннее спасибо: ты сбросил тягчайший камень с моей души. Сброшу и я с твоей: этой ночью у нас с тобой не было ничего! По­нятно,ничего?!

- Как это - ничего?

- Я все тебе прощаю,ты не виновен предо мной и тебя не за что ка­рать! Пусть злая энергия,накопленная в тебе тяготами жизни и неспра­ведливостями,уйдет от тебя через меня. Навсегда уйдет: будь добр,Васи­лек,сотри из памяти невзгоды и продолжи жизнь с чистого листа.

- Люда,ты святая...Я для тебя жизнь отдам! - Иванко пал с табуре­та на колени,прополз так к женщине и положил ей голову на колени. Прохладная нежная ладонь охватила разгоряченный лоб.

- Вот даже как?! Однако,жизнь за жизнь: ты требовал от меня сына

- я тебе его действительно подарю.

- Ты возьмешь меня в мужья!? - всей душой рванулся к ней Иванко.

- О нет,Вася-Василек: это может превратиться для меня в божью ка­ру. О твоем сыне будем знать только ты да я. Для остальных - это тайна из тайн. Поклянись,что навсегда сохранишь ее!

- Клянусь,Мила...- прошептал Иванко.

- А теперь пора тебе домой. Скажи,что с сослуживцем проезжим за­гулял. Ко мне прийди через два дня. Помни: через два дня и без спирт­ного. Не забудь,будь мужчиной,ну и не пей в эти дни - порозовев поту­пилась Людмила.

Губы Иванко впились в руку Людмилы и долго не могла она оторвать его от своих колен. Когда,наконец,его выпроводила,увидела в кресле за­писку:"Тебе". Под ней лежал яркий пакет. Развернула. Засверкали под лучами солнца камни,волнами света переливалась ткань и масса прочих столь милых женщинам безделушек...

Задумавшись Людмила постояла над этими дарами. Потом,решив­шись,хмыкнула и,набросив ткань на левое плече,подошла к трюмо. О жен­щины,сколько в вас прелести!

Иванко пришел в обусловленный срок и была ночь,переполнившаяся нежностью и любовью. Так повторилось еще однажды. После этого Людмила строго сказала: Все,Василий,поверь - будет тебе сын. А пока уезжай - нет тебе доброго места в этом городке: поищи-ка его за тридевять зе­мель! И ко мне больше ни-ни: пока не будет сына - прощай!

Минули быстролетные месяцы. Поселок "Юбилейный",привыкший жить размеренной жизнью и в котором,казалось,все знают все обо всех,вдруг всполошился волной слухов и слушков. А как же! Предмет пристального внимания местного женского сообщества - одинокая учительница Людмила Александровна,чье обаяние не давало покоя завистницам,внезапно оформи­ла отпуск без содержания "по семейным обстоятельствам" и отбыла в не­известном направлении. Потом заговорили:"Наша-то принцесса,оказывает­ся,забеременела! Кто же это сподобился так? Какой-такой королевич?!" Однако,время - воистину лучший из лекарей: новые местные события зату­шевали остроту сенсации,имя милой женщины поминалось все реже и реже. Лишь Степка (см.[36]) от к случая к случаю напивался и,буяня,орал что-то невразумительное в ее адрес. Никак ведьмак не мог порешить: от него ли понесла Людмила иль действительно загадочный удалец сумел пре­успеть?

А в далекой прохладной России,Людмила Александровна,Людмила,Мила

тихо и незаметно проживала с мамой,готовясь встретить свое столь же-

ланное чадо. Интимные отношения со Степаном,о которых никто,даже ма-

ма,не ведал,огорчали ее тем,что не решалось робкое женское сердце по-

родить на свет потомство столь необузданной и суровой натуры. И вот

внезапное вторжение Иванко. Василий,милый мой мальчик и такой безжа­лостный насильник. Но его она вполне смогла понять и простить,а он от­ветил столь искренним чувством...

Под низким,пасмурным,однако до боли родным небом свершилось: громкий детский крик огласил белую палату и губы,надиво легко разро­дившейся Людмилы,беззвучно прошептали:"Здравствуй,Василий Васильевич Иванко! Нет,ты будешь все-таки Вася Крылов"...

Такая вот любовь. Такие вот страсти. Мы же,уважаемый терпеливый читатель,обратимся еще к одному эпизоду "Пентаграммы". Эта любовь сов­сем иная...

"Испытатель - поседевший исследователь-профессионал,завершил про­верку ответственной разработки в сложных полевых условиях. Ему не спа­лось и,лежа на спине,он смотрел на черную небесную высь,испещренную яркими звездами. - Та-а-ак,"поехали": побежал пред закрытыми очами круговой узор черно-белого орнамента - значит началось вхождение в транс. Сейчас явится ему Татьяна - наваждение студенческих лет,маги­чески сотрясшее всю его судьбу...

Добра и щедра была она,когда "пребывала в уме": многим хорошим оделила соседей. Но ужасающей бездной разверзались огромные,черные,яв­но нерусские глаза,когда гнев охватывал ее разум и душу. Исходившее из этих глаз неземное мерцание обволакивало огневавшего ее и,цепенея,пос­пешал он ретироваться не выдержав молчаливого отпора. Но в то же время руки Татьяны могли снять дикую головную боль,когда не брали никакие таблетки. Малец,то метавшийся в горячечном бреду,то заходившийся кри­ком,успокаивался и засыпал,если вибрировали над ним тонкие длинные пальцы Татьяны с темно-красными острыми ногтями,а затем будто бы что-то невидимое собирали они с него,отводили в сторону и отряхивали налипшее и неприятное. Ведала Татьяна и то: какие молодые будут жить в добре и согласии,а каким еще до свадьбы надо бы разбежаться в разные стороны.

Многое,очень многое,то величественное,то устрашающее заставляло хорошо знакомых,да и почти незнакомых,склоняться перед нею в уважи­тельном приветствии. Лишь одно не могли понять добрые люди: почему же при такой красоте и женственности была Царица столь одинока? Если сре-

ди них не нашлось для нее достойной пары,то неуж-то не отыскался доб­рый молодец и за тридевять земель?! И если,допустим,Царица себе никого не искала,то неуж-то никто из достойных не прельстился ее прелестями? Ведь человек же она,хотя и "царица". Есть же в ней христианская ду­ша,тянущаяся к теплу,свету и взаимопониманию? Как же можно из близких только пуделя иметь,а до него и вовсе никого в доме не было? А может,в таком случае,и не человек она? А коль не человек и не от Бога,то не сатанинского ли роду-племени?! - Так размышлял пожилой люд на скамееч­ках у подъездов. О чем думали ученые,работавшие в многочисленных лабо­раториях,отделах,станциях - не ведомо: народ это был молчаливый и скрытный,на лице - благое желание,а что в душе да разуме - Бог лишь ведает.

Но тетя Фрося авторитетно отвергла все подобные домыслы. Татьяна

- божий человек,хоть и сила в ней сверхчеловеческая. Находится,мол,у нее в потаенном месте дивная старинная икона - не иначе как чудотвор­ная: как постоишь перед нею,да перекрестишься истово - большое облег­чение в тягостях. В сумраке вроде как от Образа исходит сияние. Одна­ко,углядела все это тетя Фрося тайно от Татьяны,поэтому товаркам предъ-

явить никак не могла. Но те и так ей на слово верили - нутром,мол,чу­ем,что добрый человек Царица,да не нашего поля ягода. Что уж тут поде­лаешь.

А еще говаривала тетя Фрося,что будучи в болезни и большом душев­ном волнении,поведала ей Царица,что в студенческие годы зело была она влюблена,да плохо,- печально все завершилось. - Гордыня,гордыня моя тому виною,Фросенька,винилась Татьяна. - Но,может,все и к лучшему: да­же сейчас неведома мне моя миссия (и чего это такое?!),а тогда - тем более. Но коль сломала судьбу хорошему человеку,может статься - нет мне тогда оправдания. И все листала свой альбом-то с фото молодой по­ры. Всплакнула даже,что с Царицей почти никогда не бывает. А Диму­ля,пудель,в тот вечер в такую тоску впал,так выл,так выл - будто сата­ны его собачью душу на части рвали.

Ничего,обошлось. Поправилась Царица и Димка,леший кучерявый,уго­монился сразу. Ушла Татьяна на работу,забыла альбом тот убрать. Я глядь - все молодежь,да молодежь,Царица совсем юная,но на себя тепе­решнюю уже тогда была похожа. Глазища - страсть одна,а улыбка ангель­ская. Девушки у нее сплошь на фотках,разные девчата,парней почти нет. Ан усмотрела я одно фото - не иначе воздыхатель ее несчастный. Тож,как и Царица,не совсем русских кровей. Обличьем светел,а глаза вроде как

не в мир,а в себя,вовнутрь что ли обращены. И что-то в них ну такое

собачье-собачье - страсть прямо. А ишшо: кучерявый - ну прямо как Дим­ка-пудель! И смех,и горе! Добрый,видно,человек,но Татьяне не совсем пара. Многовато все ж в нем человеческого,а она - Царица! И ей в пару или Царь,или Ангел всемогущий нужен!