В последнем периоде своего творчества Соловьев разуверился в том, что теократия приведет к Царству Божиему. В книге "Три разговора" утверждается, что в конце концов история придет к исторической трагедии, когда наступит эпоха религиозных обманщиков, под которыми он понимал людей, чуждых делу Христа, но действующих под Его именем. В изображении Соловьева общественная организация того периода будет иметь вид мировой империи, во главе которой будет стоять гениальный мыслитель. Этот правитель станет филантропом, однако в основе его деятельности будет лежать тщеславие, которое заставит его обеспечивать каждому хлеба и зрелищ. Таким образом, в этом обществе не осуществится христианский идеал.
Соловьев создал философскую концепцию религии, которая не была конкретно религией-православием, он ратовал за универсальную религию-христианство, за союз православной и католической религий. Этот союз он понимал как "такое сочетание, при котором каждая религия сохраняет свое образующее начало и свои особенности, упраздняя только враждебность и исключительность".
Согласно Соловьеву, человек может знать о сущем, обеспеченного цельностью опыта, логического мышления мистического знания
или интуиции. Познание действительности мистических явлений основывается "исключительно на опыте". Но это отнюдь не означает, что этот опыт дается всей историей человечества, предметом философии является весь идеальный космос, т.е. общая совокупность идей в их внутреннем отношении или взаимодействии как объективное выражение истенно-сущего. Но этот идеальный мир может быть доступен только бесконечному или абсолютному познанию. Поэтому философия должна ограничиться известными центральными идеями. Образующими элементами философии являются идеи, содержательное познание которых необходимо дается лишь умосозерцанием, или философской интуицией, но общая связь этих идей осуществляется отвлеченным мышлением. Как констатирует Соловьев, нельзя сказать, например, просто или безусловно: "воля есть", "мысль есть", "бытие есть", потому что воля, мысль, бытие суть лишь постольку, поскольку есть волящий, мыслящий, сущий.
На третьем этапе своего творчества Соловьев возвращается на круг метафизики, пересматривает юношескую философию, обращается к теме любви. Это обращение к "смыслу любви" в 1893г. не было случайным. Ряд его предшествовавших и последующих статей объединяет замысел "третьего отделения" соловьевской философии - теургии. Преображение человечества в красоте, рождение в красоте должно быть достигнуто любовью, - таков пафос статей этого периода. Однако уже сказанное здесь провоцирует несколько существенных вопросов: как понимается любовь и что означает рождение? есть ли любовь бытийственная реальность, некое онтологическое начало, или это - психологическое чувство, влечение отдельного эмпирически взятого человека? о какой любви философ ведет речь? - ведь греческая философия завещала нам четыре основных понятия, которые передают различные состояния любви, свидетельствуют о разных типах любви в зависимости от качеств ее объектов. Соловьев недвусмысленно останавливает свой взор на эросе, половой любви в начальном значении безумной страсти двух влюбленных, считая этот вид любви сильнее и действеннее всех других видов: "Любовь как эротический пафос - в высшем и низшем направлении, все равно - не похожа на любовь к Богу, на человеколюбие, на любовь к родителям и друзьям, - это есть непременно любовь к телесности, и спрашивается только - для чего? К чему, собственно, стремится любовь относительно телесности: к тому ли, чтобы повторялись в ней без
конца одни и те же стихийные факты возникновения и исчезания, одна и та же адская победа безобразия, смерти и тления; - или к тому, чтобы сообщить телесному действительную жизнь в красоте, бессмертии и нетлении?". В "Смысле любви" этот тезис заявлен еще четче: "Признавая вполне великую важность и высокое достоинство других родов любви, которыми ложный спиритуализм и импотентный морализм хотели бы заменить любовь половую, мы видим, однако, что только эта последняя удовлетворяет двум основным требованиям, без которых невозможно решительное упразднение самости в половом жизненном общении с другим".
Ощущение мистической причастности единству мира, любви как бытийственной реальности, "возведение божественного в человеке к божественному во всем" сооответствует духу трактатов Соловьева по философии любви. Любовь в человеке, как и красота в природе, не есть в собственном смысле лишь красота природы или любовь человека. Это нечто привходящее, онтологически сущее, в полной мере от самой природы и человека не зависящее, объемлющее его. Соловьев все время выражает эту интуицию, дерзновенно пытаясь выйти за пределы отдельной человеческой души, где любовь представляется как один из аффектов, и посмотреть в лицо той любви, о которой сказано: "Бог есть Любовь".
Что касается так называемого основного вопроса философии, то Соловьев отвергает натурализм - материализм, указывая при этом на три важных момента познания. Во-первых, материализм сводится в конце концов к эмпиризму. Во-вторых, материализм, особенно в своей диалектической форме, должен допустить, что в основе эмпирики данных отношений лежат законы, которые являются необходимыми сами по себе или онтологически априорными отношениями и связями. В-третьих, из этого следует, что также и диалектический материализм переходит уже от эмпиризма к умозрительной философии, потому что он не может не признать существования и наличности необходимых и всеобщих онтологических законов и закономерностей. По Соловьеву рационалистический идеализм приходит в конце концов к абсолютной логике Гегеля, по которой все существующее является результатом саморазвития чистого понятия бытия, равного понятию ничто. Суммируя данные утверждения он устанавливает то, что касается его собственных воззрений на основной вопрос философии: "Большая посылка рационалистического идеализма утверждает, что
истинно-сущее находится в познающем субъекте, в нашем разуме, и
что способ познания его есть чистое рациональное мышление или
построение общих понятий. Между тем при последовательном развитии
этих начал эмпиризм приходит к отрицанию внешнего мира, природы и
внешнего опыта как способа познания истинно-сущего, а рационализм
приходит к отрицанию познающего его субъекта и чистого мышления
как способа познания сущего. Таким образом, отвергая начала обоих
этих направлений или типов философии, мы не нуждаемся ни в каких
внешних для них аргументах: они сами себя опровергают, как только
приходят к своим последним логическим заключениям, а вместе с ними падает и вся отвлеченная школьная философия, которой они суть два необходимые полюса. Итак, должно или отказаться вообще от истинного познания и стать на точку зрения безусловного скептицизма, или же должно признать, что искомое философии не заключается ни в реальном бытии внешнего мира, ни в идеальном бытии нашего разума, что оно не познается ни путем эмпирии, ни путем чисто-рационального мышления. Другими словами, должно признать, что истинно-сущее имеет собственную абсолютную действительность, совершенно независимую от реальности внешнего вещественного мира, так же как и от нашего мышления, а, напротив, сообщающую этому миру его реальность, а нашему мышлению - его идеальное содержание".
Умственное созерцание идей на основании их материальной связи с явлениями всегда предполагает чувственное восприятие этих явлений - ни то, ни другое не существует в отдельности. Это утверждение имеет некоторое сходство со схоластическим, провозглашающим, что познание осуществляется как познающим, так и познаваемым. Кроме того Вл. Соловьев призает еще и другое характерное для Фомы Аквинского и схоластического мышления положение, касающееся субъекта познания, а именно, что познание есть в познающем по образцу познающего. Это значит, что чувственный опыт не может извещать нас о сущности познаваемого предмета, "не может отвечать на вопрос: что есть этот предмет?". Другими словами Соловьев различает здесь между отвлеченным и воображающим или созерцающим мышлением, значит, он отличает от отвлеченного мышления так называемое им воображение или умственное созерцание. Как бы то ни было, в обоих случаях необходимо предположить определенное взаимоотношение и взаимодействие между познаваемым и познающим субъектом и при том такое, в котором познающий субъект воспринимает
собственный характер, сущность или идею познаваемого. Что же касается основополагающего мистического элемента теории познания Соловьева, то, очевидно, его можно сравнить с той метафизической связью, о которой уже шла речь выше.
Благодаря выявленной метафизической связи, отдельный человек твердо уверен, то есть нечто, кроме одних субъективных состояний его сознания, а именно некоторый самостоятельный предмет. Этой уверенности субъекта познания соответствует в предмете глубочайшее внутреннее определение его как самостоятельного, действительно сущего. И в силу этого определения предмета он признается как нечто остающееся в себе. По дальнейшему изложению в докторской диссертации Вл. Соловьева, это бытие в себе самостоятельного предмета познания "не может быть дано ни в каких относительных состояниях познающего - ощущениях или мыслях, а может быть доступно субъекту только в том его внутреннем единстве с предметом, в силу которого он есть в предмете и предмет есть в нем, связь, которая сама по себе лежит глубже нашего природного сознания, но и в нем находит себе некоторое выражение, именно в акте непосредственной уверенности, предшествующей всякому ощущению и всякой рефлексии. На этой онтологической основе становится возможным воображать в себе или созерцать идею предмета, отвечающую на вопрос, что есть этот предмет. "Это существенное воображение предмета в субъекте основывается на взаимодействии между умопостигаемою сущностью субъекта... и таковою же умопостигаемою сущностью... предмета, выражением чего служит некоторый постоянный образ предмета в нашем умственном существе первее всякого умственного впечатления и связанного с ним материального познания. В действительное же познание этот образ переходит только под условием ощущений, которые его вызывают к проявлению в нашем природном сознании".