Ведь само отношение неравенства математически определено, как известно, только для принципиально скалярных величин (для векторных и других неоднозначных величин оно имеет смысл лишь в определенных частных случаях) и рассуждать поэтому о том же превышении результата над затратами, в котором и заключена основная суть активной стратегии, при учете сразу нескольких физических характеристик попросту невозможно (ведь интересующие нас параметры при этом вообще могут выражаться в различных единицах - затраты, скажем, в единицах энергии, а результат - в единицах информации и т. д.). Так что только при полной одинаковости и принципиальной скалярности используемых единиц, повторим еще и еще раз, как это и имеет место, например, в случае выражения всех интересующих нас показателей в тех же единицах результирующей скорости разупорядочения, образующаяся при сравнении результата и затрат их фундаментальная разность приобретает хорошо понятный количественный смысл и легко идентифицируется в итоге в качестве главной цели всей активной стратегии в целом. В подтверждение же справедливости самой трактовки упорядоченности как особого универсального понятия, обобщающего собой в конечном счете такие физические категории, как те же вещество, энергия и пр., мы специально процитируем в заключение в дополнение к приведенным ранее словам Людвига Больцмана (см. эпиграф ко второму разделу) еще и следующее очень показательное высказывание самого Эрвина Шредингера:
"Живой организм избегает перехода к равновесию ...благодаря тому, что... питается, дышит и (в случае растений) ассимилирует. Для всего этого есть специальный термин - метаболизм. (Греческое слово, [означающее] обмен.) Обмен чего? Первоначально, без сомнения, подразумевался обмен веществ... Но представляется нелепостью, чтобы главным был именно обмен веществ. Любой атом азота, кислорода, серы и т. п. так же хорош, как любой другой атом того же элемента. Что же достигается их обменом? Одно время наше любопытство удовлетворялось утверждением, что мы питаемся энергией... Нечего и говорить, что это нелепость, ибо во взрослом организме содержание энергии так же постоянно, как и содержание материи. Каждая калория, конечно, имеет ту же ценность, что и любая другая, поэтому нельзя понять, чему может помочь простой обмен этих калорий. Что же тогда составляет то драгоценное нечто, содержащееся в нашей пище, что предохраняет нас от смерти?
На это легко ответить. Каждый процесс, явление, событие (назовите его, как хотите), короче говоря, все, что происходит в Природе, означает увеличение энтропии в той части Вселенной, где это имеет место. Так и живой организм непрерывно увеличивает свою энтропию, или, иначе, производит положительную энтропию и, таким образом, приближается к опасному состоянию максимальной энтропии, представляющему собой смерть. Он может избежать этого состояния, то есть остаться живым, только постоянно извлекая из окружающей среды отрицательную энтропию, которая представляет собой нечто весьма положительное, как мы сейчас увидим. Отрицательная энтропия - это то чем организм питается. Или, чтобы выразить это менее парадоксально, существенно в метаболизме то, что организму удается освобождаться от всей той энтропии, которую он вынужден производить, пока жив...
Как в терминах статистической теории, - продолжает Шредингер, - выразить ту удивительную способность живого организма, с помощью которой он задерживает свой переход к термодинамическому равновесию (смерти)? ...Отрицательная энтропия... есть сама по себе мера упорядоченности. Таким образом, средство, при помощи которого организм поддерживает себя постоянно на достаточно высоком уровне упорядоченности (равно на достаточно низком уровне энтропии), в действительности состоит в непрерывном извлечении упорядоченности из окружающей его среды. Это заключение менее парадоксально, чем кажется на первый взгляд. Скорее оно тривиально. В самом деле, у высших животных мы достаточно хорошо знаем тот вид упорядоченности, которым они питаются, а именно: крайне хорошо упорядоченное состояние материи в более или менее сложных органических соединениях служит им пищей. После использования животные возвращают эти вещества в очень деградированной форме, однако не вполне деградированной, так как их еще могут употребить растения. (Для растений мощным источником "отрицательной энтропии" является, конечно, солнечный свет)" [2, С.73-76].
Итак, как видим, Шредингер однозначно указывает, что главной (и единственной!) "субстанцией", которую в конечном счете и "потребляет" организм из окружающей среды, является как раз и фигурирующая в его и наших рассуждениях упорядоченность. Другими словами, именно ее запас и максимизирует организм при этом, снижая тем самым результирующую скорость своей неизбежной деградации. А следовательно, именно в единицах названной скорости (или просто самой же названной упорядоченности) и должны выражаться в итоге все особые составляющие лежащей в основе жизни базовой активной стратегии: специальные затраты, получаемый благодаря ним полезный результат и образующаяся в конечном счете их фундаментальная разность! Сама же активная стратегия становится при этом, повторим, настолько очевидной, что Эрвин Шредингер, страстно желавший раскрыть чрезвычайно волновавшую его главную тайну жизни, вроде бы легко должен был осмыслить ее еще полвека назад самостоятельно. Но так и не смог преодолеть в себе, к сожалению, определенную инерцию мышления (как ни странно говорить это о Шредингере!), обусловленную в первую очередь отсутствием необходимых аналогий в хорошо знакомой ему физике (сам описанный Шредингером способ сохранения упорядоченности благодаря притоку таковой извне, вполне распространен, подчеркнем, и в неживой природе, что и позволило ему легко понять его суть). А в целом помешала ему вся та же исходная проблема, препятствующая такому пониманию и сегодня - общая неспособность соединить физический и биологический (а также экономический и т. д.) подходы в некую принципиально единую концепцию, с позиций которой хорошо была бы видна в итоге вся цельная картина.
В самой биологии, например, давно существовало мнение, что для понимания истинных мотивов поведения изучаемых здесь живых организмов необходимо каким-то образом соизмерять между собой все связанные с различными вариантами такого поведения общие выигрыши и затраты. Но неспособность строго выразить оба эти показателя в неких принципиально одинаковых для всех возможных случаев объективных единицах измерения вела к тому, что дальше предположений названная точка зрения в целом не продвигалась. В попытке преодолеть этот барьер некоторые биологи обращались за помощью, между прочим, именно к экономической теории, т. е. к науке, изучающей непосредственно тот особый вид деятельности, где сама активная стратегия, как уже отмечалось, предстает зачастую в предельно наглядной своей форме. "Стараясь понять, каким образом животные учитывают затраты и выигрыши, обусловленные особенностями среды их обитания, - говорится, например, в одной из современных книг по биологической тематике, - иногда бывает полезно провести аналогию между экономическими расчетами человека и подобным поведением у животных" [4, С.398.]. И далее делается прямая попытка заимствовать необходимый инструмент анализа отмеченного принципиально целенаправленного поведения именно из современных экономических построений.
Но в том-то и дело, что экономическая теория, к сожалению, на сегодняшний день помочь биологам попросту не в состоянии, ибо сама не способна по ряду причин, как ни странно это читать непосвященным, предложить простой способ единого количественного описания в универсальных единицах измерения тех же исходных затрат и результата. А следовательно, - и объяснить на сколько-нибудь строгой научной основе происхождение самой экономической прибыли, без чего бессмысленно говорить далее и обо всей активной стратегии в целом, по существу не осознаваемой собственно экономической наукой (в отличие от практикующих предпринимателей и большинства обыкновенных людей вообще). Главная же причина такого на первый взгляд странного положения дел кроется опять же в отсутствии необходимой взаимосвязи на сей раз уже между непосредственно экономической теорией и тем же общим естествознанием, от чего страдают, как теперь понятно, оба эти направления исследований. Проиллюстрировать, впрочем, подробно проблемы собственно экономической науки и тем самым придать необходимую доказательность сформулированным сейчас в отношении нее нелицеприятным утверждениям мы планируем уже только в следующей специальной статье, реализующей в конечном счете все тот же принцип объединения разрозненных до этого отрывочных знаний в принципиально цельную картину экономической действительности. Что позволит, между прочим, в значительной степени конкретизировать и многие важные аспекты собственно активной стратегии как таковой, сделав ее в итоге еще более понятной и естественной.