И другая проблема: в мире, в котором воспроизводство было основано на домохозяйстве, социальное существования также поддерживалось преимущественно через поддержку домохозяйства. Это также относилось и к миру организаций. Возможно ли, однако, поддерживать социальное существование через сети, если способ ее функционирования фактически основан на экстернализации социальных издержек? Каким в этом смысле должно выглядеть социальное государство? И на чем может быть основано государство такого рода, если мы знаем, что мир сетей полностью совместим с процессом глобализации, который во многих отношениях подавляет государство силой? Даже А. Гидденс не дал бы ответ на этот вопрос, когда в период углубления кризиса социального государства призывает к развитию, ведущему к государству социальных инвестиций.
«Туннель» третьего пути
Предполагается, что теория модернизации включает поддержку призыва к освобождению, который в 1960-х годах выдвинули некоммунистические левые. Тогда левые оформили стремление к освобождению наемных работников в призывах к большей автономии, спонтанности, мобильности, открытости к инновациям, творчеству, чувствительности к различиям, неформальности и преодолению иерархии.
Государственный социализм на Востоке отверг эти призывы как ревизионистские, и продолжал строить социальное государство, которое было в высшей степени защищенным полицией, но в то же время достаточнро скромным. Напротив, сфера бизнеса на Западе проявила необыкновенную чувствительность к вышупомянутым призывам, и фактически использовала их для перехода от мира организаций к миру сетей.
Призывы левых, таким образом, не были использованы для освобождения работников, но вместо этого, как показал французский социолог Люк Болтански, она парадоксальным образом были использованы для наращивания частной прибыли сверх пределов, вообразимых до этого времени. Если левые критики мира организаций требовали одновременно большей автономии и гарантий защищенности, то предприниматели великодушно уступали в вопросе автономии. Однако это произошло за счет все большего ослабления защищенности. Так появился на свет мир сетей. Бóльшая автономия была в то же самое время использована предпочтительно для повышения частной прибыли тех, кто был способен действовать в высшей степени творчески, мобильно и без каких-либо обязательств. Именно эта конфигурация оформила содержание победосносного неолиберального призыва к большей свободе. Прославленная гибкость, однако, делает возможным перекладывание большей части тягот рыночной незащищенности на плечи наемных работников, посредников и обслуживающего персонала.
Социальное государство, которое было переходным историческим компромиссом между хищническими силами рынка и обязательством социальной ответственности общества за своих членов, предоставляет значительную поддержку переходу от организаций к глобальным сетям, посредством чего оно создает среду, в которой постоянный рост расходов экстернализированных сетей должен покрываться постоянным снижением объема ресурсов. Требование дальнейшего снижения налогового бремени на население – типичное требование для мира сетей.
Что же в этой ситуации остается от призыва к “третьему пути”? Призыв к большей солидарности в ситуации, когда солидарность все больше длелается невыгодной, и в то же время шансы, что она возродится, уменьшаются. (В мире домохозяйств и организаций этот шанс во многих отношениях был гарантирован, а в мире сетей – нет). Надежда на то, что дальнейший рост обеспечит увеличение средств для нуждающихся в ситуации, когда один за другим (среди прочего вследствие глобализации, которая привела к тому, что границы принятия решений в политике и экономике перестали совпадать) ранее существовавшие механизмы перераспределения благ и услуг для нуждающихся были ослаблены. Призыв к построению более сплоченного общества раздается в ситуации, когда технические параметры сети работают против форм сплочения, создававшихся параметрами формальных организаций. И, наконец, уже упомянутый призыв к модернизации социального государства, которому следует становиться все менее расточительным, раздается в ситуации, когда у него и так стан6овится все меньше того, что можно распределять.
Модернизация как разрушение социальной сферы
Вполне возможно, что процесс модернизации неизбежен и имеет природу закона. Неизбежность и закономерность, возможно, были скрыты в приходе постмодернизма, который только на очень поверхностный взгляд может представляться произвольным коллажем. Возможно, что модернизация дает возможность рационального прозрения в будущее. Одно из рациональных прозрений возможно примет форму картины саморазрушающего характера модернизации. Модернизацию уже прерывали в прошлом экономические и политические кризисы. И будучи скорее не просто поверхностным фактором, эти кризисы, напротив, были чем-то, что проистекало в общем органически и напрямую из модернити. Что если это были не временные муки родов, а фактически первые признаки коллапса, к которому с растущей скоростью направляется модернизированная система? Что если модернити, как и рынки, действует не как балансир, а скорее, по словам Джорджа Сороса, как ядро разрушения, раскачивающееся по собственной инерции?
По сути, систематически сносится и разрушается в процессе модернизации – прежде всего социальная сфера. Даже не поддаваясь ностальгии консерваторов, можно все же утверждать, что модернити даже на своих ранних стадиях безвозвратно разрушила мир домашнего хозяйства как центр традиционных форм в социальной сфере. Два века спустя (опять под девизом большей эффективности) она разрушает мир формальных организаций и переделывает его форму в чрезвычайно нестабильную среду постоянно неустойчивых сетей. Часть населения при этом выигрывает, так же как в прошлом другие выигрывали при переходе от домохозяйств к организациям. Однако остальная часть населения теряет даже то, что им было гарантировано в эпоху организаций. Небольшое число способных индивидов вылетают из демонтированных организаций в мир сетей, где они поднимаются выше, чем это было возможно для них даже на высшей организационной платформе. Остальные теряют точку опоры и падают ниже первого этажа бывших организаций во все увеличивающийся сектор маргинальных и исключенных индивидов.
Почему считать это некоторым родом временной неудачи или исправимой ошибкой модернизации? Что, если как раз наоборот: это ее кульминация? Что, оптимизм автоматически признак объективного мышления?
Среди различных интерпретаций природы модернизации конечно можно искать эмпирические индикаторы, опровергающие ту или иную версию. Было бы необходимо попытаться определить, в какой степени, например, высокий уровень безработицы в развитых европейских странах и растущая бедность среди части ее населения являются следствием низкого уровня модернизации и, наоборот, насколько это следствие высокой фазы процесса модернизации.
Утверждение, что модернизация всегда развивалась за счет доминирующих единиц воспроизводства в социальной сфере, ни в коей мере не метафизично по сути. Вероятно, можно попытаться измерить степень, в которой экономический сектор общества в настоящее время передает свою «экстернальность» в секторы вне экономики (домашнее хозяйство, организации, социальное государство). И в то же время, насколько он лишает основания эти единицы благодаря обозначению их как старомодных, неэффективных и расточительных.
Такой тип исследования мог бы показать тот способ, которым институты, ответственные за социальную политику, социальную защиту, социальные инвестиции и солидарность, образуют «органический компонент модернизационного процесса» и показать, до какой степени они являются лишь остатками чего-то, что процесс модернизации, при всей эффективности и амбициях, пока не смог полностью исключить из игры.