Философия Ницше второго периода, впрочем, как первого и третьего, является непосредственной реакцией на состояние души, являясь проекцией внутреннего мира. Творчество второго периода можно условно охарактеризовать как "крик души". Поэтому второй период наиболее противоречив, наиболее неуравновешен и импульсивен: уже имеется неизлечимая болезнь, но еще есть надежда, которая исчезнет после осени 1882-зимы 1883 г.г., чем знаменует начало третьего периода.
Второй период - это период накопления эмпирического материала для будущего учения о Сверхчеловеке, это период вопросов, часто без достойного ответа. Имеется духовный учитель - А.Шопенгауэр, но Ницше уже не может принять буддистскую направленность мысли Шопенгауэра на аскетизм. Ницше считает, что он призван возвестить наступление трагической эпохи - эпохи человеческой власти, власти не в современном ее политическом понимании, а в антропологическом, как власти над разумом, над жизнью, над человеческим родом в целом. Ницше полагает, что уже через сотню лет его "партия жизни" возьмет в свои руки выполнение грандиознейшей задачи облагораживания человечества, включая беспощадное истребление всего, что вырождается и паразитирует, вновь сделает избыток жизни на земле [2; 133]. Избыток жизни - это мечта Ницше, которую он отразил в "Новых просторах":
"Беспечально вдаль по водам и пучинам бытия
Заскользит под небосводом генуэзская ладья.
Будет плаванье такое восхитительно, как стих.
Но чудовище покоя омерзительней других!"
Как вернуть дионисийское начало жизни? И что значит жить? И кто, как не Философия поддержит человека в его собственной жизни - вот красная нить работ этого периода.
Сократ установил тиранию разума: "разумность любой ценой". Этот разум явился для греков суровой необходимостью и последней надеждой. Фанатизм, с которым греческая мысль устремилась к спасительной разумности, свидетельствует о крайне бедственном положении того общества. Но Ницше, чтобы выяснить роль разума в истории, начинает анализировать природу интеллекта и его функции в жизни общества, тем самым обращает свои взоры к разуму.
Место науки в жизни человека
Наука, опирающаяся на интеллект, выполняет биологическую функцию в жизни человека, если не сказать, механическую: она помогает удобнее жить, эффективнее приспособиться, максимально использовать современные достижения науки в частной жизни. Другими словами, наука способствует выживанию. Это, своего рода, рычаг, позволяющий увеличить мощь и власть над окружающим миром, а Сократ и Архимед - создатели рычагов.
Наука - действительно власть, "ибо тот, кто про себя может сказать,: "я владею истиной", готов пожертвовать всем, чем владеет, лишь бы сохранить это ощущение! Чего только не выкинет он за борт, лишь бы остаться "наверху" - это значит "над" всеми, у кого нет этой истины!" [2; 285]. Это - гносеологический аспект разума и власти, который увидел Сократ. Ницше обнаруживает и этический аспект.
Вскрывая этический аспект разума и власти, а именно анализируя греческую мораль, Ницше заключает, что морализм греческих философов есть недоразумение, обусловленное патологией - "болезнью нравов". Болезнь нравов заключается в том, что греки стремились с помощью разума опровергнуть чувства. Греческая мораль после Сократа требовала всем грекам принять "мину гробокопателя", "стать мумиями" и отвергнуть чувства человека во имя разума. Ведь тело и чувства есть не что иное, как "сплошные логические ошибки"... и как у тела хватает "наглости притворяться, будто оно действительно существует" [1; Т.2,568-569]. Здесь предмет критики Ницше становится совсем прозрачным и для философии конца ХХ века, несомненно, идеи Ницше приобрели актуальный характер,- достаточно просмотреть философские и психологические журналы за последние десять лет.
Но вернемся к проблеме власти. Властолюбец может быть слабым или сильным.
- Слабый - доволен легкой добычей, предпочитает слабого врага, чтобы быстрее достичь победы, всегда благожелательно относится к страждущему, видя в последнем собственную жертву, и превозносят до небес сострадание.
- Сильного легкая добыча унижает, сильный, по мнению Ницше, предпочитает равного себе, сильные (они же рыцари), выработали по отношению друг к другу изысканную вежливость, а к страждущему часто бывают жестоки. Относительно себя Ницше заявляет, что:
"Не играю в эти игры, подло-дерзновенны,-
Вот и смотрят аки тигры, а верней, гиены.
Я давно пришел к решенью: их не удостою.
Мне угодно быть мишенью, нежели стрелою."
И подобно тому, как наука сумела поднять цену лжи, чтобы оправдать истинность собственных рассуждений, так и тирания ума может породить новый вид добродетели или благородства, приспосабливая науку и мораль к своим собственным нуждам:
"Так непорочно вы развратны,
Вы так неискренне честны".
Некоторые действительные истины бывают недотрогами: их так легко вспугнуть, что завладеть ими можно только при внезапном нападении,- их нужно застать врасплох. Это своего рода аргументация Ницше собственной афористичности и последующей из этого множественности интерпретаций. "Моя стремительность (Ницше имеет ввиду подход к настоящей истине) имеет еще одно достоинство: занимаясь теми вопросами, которые волнуют меня, я многое вынужден говорить скороговорками, дабы мои слова скорее дошли до слуха моих слушателей" [2, 522]. Вот одна из таких скороговорок с названием "К Гете":
"Все быстротечное - символ, сравненье.
Бог - бесконечное недоуменье.
Цель не достигнута. Знает поэт:
Жизнь не постигнута, истины нет.
Вечная женственность - только игра
И небожественность скрипа пера!.."
Идея возвращения человека к жизни и критика христианства
О своей жизни третьего периода Ницше писал так: это ужасное время "вдоволь дало мне отведать, что значит быть в такой степени одиноким, уединенным: что значит одиночество страдающего, который лишен всякого средства хотя бы сопротивляться, хотя бы "защитить" себя" [1; Т.2,824]. Можно ли найти другое окружение, чтобы почувствовать себя человеком?
Ницше теоретически описал общество, в котором была полнота жизни, общество, в котором господствовал "дух Диониса". И такое общество имело место в человеческой истории. Оно не было продуктом воображения и голой теории. Но почему человек все дальше уходит от настоящей жизни? От идеи настоящего общества?
Ницше выявляет источник ложного движения общества: это - разум и формы воплощения разума, наука и мораль. Осталось найти механизмы возвращения человека из мира морально-оптической иллюзии в лоно естества. С нахождением средств и пути движения к истинному миру начинается вершина человечества - INCIPIT ZARATHUSTRA.
В истории человечества, считает Ницше, можно написать отдельно историю чувств, или страстей, которая имеет три периода.
В первый период чувства играют роковую роль, им приписывается вся глупость человеческого рода, на них списывают все грехи и огрехи, они камнем висят на человеке, увлекая его вниз. Мораль тех времен гласила: "Страсти следует искоренять". Со страстями боролись страстно, с чувством. Но подрубать корни страстей, значит, по Ницше, подрубать корни самой Жизни.
Во второй период - расцвета христианства, чувства и страсти соединяются брачными узами с духом, чувства одухотворяются. Чувства и страсти являются предметом "обожания" разума, разуму просто нечего больше делать, как воспитывать чувства. Разум стал учителем чувств и в ответе за чувства, получив от бога соответствующий наказ: разрешить чувствам любить бога и душевный покой, который придет в другой жизни.
Третий период - эпоха Ренессанса, когда Лютер напал на христианскую мораль, требуя переоценки христианских ценностей, чтобы возвести на трон более благородные ценности - желания и глубокие потребности. Лютер ввязался в войну с христианством "в собственном гнезде", т.е. изнутри, и никогда нападение на христианство не было столь основательно, прямо и строго. Словами и делами Лютера говорила сама жизнь. Но, негодует Ницше, принцип "напрасно" было всегда делом немцев: Лютер снова восстановил церковь, а явление Ренессанса осталось без смысла, т.е. напрасным делом. Поскольку именно немцы виноваты в отсутствии жизни, Ницше принимает вызов, сделанный самой историей.
Христианство имеет несколько смертных грехов. Во-первых, утверждением, что тело является гробницей души, христианство,- пишет в заключении "Антихриста" Ницше,- показало себя как "высшее из всех мыслимых извращений... Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного - душевную низость... она жила бедствиями, она создавала бедствия, чтобы себя увековечить" [1; Т.2,691-692].
Во-вторых, единственной практикой церкви стал паразитизм, практика, "высасывающая всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и "святости". Церковь удаляла все, что шло вразрез с ее пользой, - в этом состоит ее испорченность. Настоящая истина не может приносить пользу, истина не монета, не золотой.
Понятия "долг", "добродетель", "ответственность",- должны быть глубоко личной потребностью, а не безличным требованием. Требование веры и любви - это "рецепт идиотизма". Как можно заставить человека работать, думать, верить, любить без соответствующего внутреннего состояния духа? Человек это не "автомат долга".